Он работал и работал от двенадцати до восемнадцати часов в день. Весь день, и так каждый день. Иначе он умирал от голода. Как ему использовать свое время, определяли за него другие. Если и был какой‑то отдых, то очень редко. В качестве отдыха и развлечения существовали только традиционные игры и танцы. Средний человек никогда не получал такой возможности, чтобы они ему прискучили – ему слишком редко удавалось ими заняться. Такое положение существовало на протяжении 99,99 процентов истории нашего вида.
Брейсгейл окинул их взглядом, и его голос стал еще более академически‑сухим.
– То, что для творчества необходим досуг, свободное время, – это правда. Пока не существует класса лентяев, группы, у которой есть время заниматься чем‑либо еще, кроме добывания средств к существованию, существует очень мало возможностей развития культуры. Тем не менее, наличие досуга не влечет за собой творческую деятельность автоматически.
Возникает вопрос: что происходит с культурой, имеющей изобилие всего – за исключением заранее определенной деятельности для нетворческого среднего человека? Другими словами, что станет с этим благополучным обществом, с нашим Процветающим Государством, если отнять у него радио, кино и, в особенности, телевидение – телевидение, средство усмирения массового человека.
Эд хмурился.
– Водевиль, – подсказал он. – Театр. Цирк. Карнавалы.
Профессор кивнул.
– Да, но я полагаю, что они будут лишь каплей в море, даже если мы организуем эти развлечения и обучим необходимые таланты. Сколько времени люди могут проводить таким образом?
Базз вытащил книжку из кармана куртки и помахал ею в воздухе.
– Есть еще чтение.
Брейсгейл покачал головой.
– Средний человек не любит читать, мистер Кемп. Это требует от него значительной умственной деятельности. Ему приходится визуализировать действие из слов, воображать голоса, выражения лиц и так далее. Он не способен на такой творческий труд.
Профессор, похоже, сменил тему.
– Вы когда‑нибудь читали о беспорядках, которые захлестнули Константинополь во время правления Юстиниана, в результате незначительной ссоры из‑за пустяков на конных бегах? Несколько десятков тысяч людей погибли.
Он некоторое время молчал, глядя на них, чтобы подчеркнуть значение своих слов. Затем продолжил:
– Я считаю, что Рим погиб из‑за невероятно разросшегося праздного класса. Рим больше не был культурой, борющейся за выживание, его обеспечивали колонии. Население получало пищу даром. У них было свободное время, но не было самопрограммирующейся творческой способности.
Брейсгейл закончил свою речь:
– Человек хочет чем‑нибудь заниматься. Но если он неспособен самостоятельно придумать, чем заняться, что произойдет, если у него отнять его телевидение, его радио, его кино?
– Я читал о беспорядках в Англии, – сказал Эд, – и о беспорядках в Чикаго тоже.
Генерал прогромыхал, обращаясь к Хопкинсу:
– Надо разделаться основательней с этими драными журналистами. Они пропускают слишком много репортажей такого сорта.
Дуайт Хопкинс ему не ответил. Вместо этого он постучал по толстой кипе бумаг на столе и обратился к Эду, Баззу и Элен.
– Честно говоря, ваши отчеты меня изумляют и вызывают недоверие. Однако, в вашу пользу свидетельствует то, что вы подтверждаете рассказы друг друга. Если бы не вопрос с кинематографом, который никак нельзя объяснить атмосферными помехами, признаюсь, я бы и вовсе не склонен был рассматривать ваши показания. Тем не менее… в чем дело, мистер Де Кемп?
Все посмотрели на взъерошенного газетчика, который в свою очередь таращился на книгу, которую держал в руках.
– Я, наверное, взял не тот экземпляр, – сказал он, сам не веря своим словам.
– Но я не мог ошибиться. – Он обвел всех глазами, как будто обвиняя. – Эта книга на французском.
Эд нахмурился, не понимая, чем вызвано замешательство Базза, и присмотрелся к книге.
– Это не французский. По‑моему, больше похоже на немецкий.
– Это не немецкий, – сказала Элен. – Я немного изучала немецкий. Это выглядит как русский.
Базз сказал защищаясь:
– Не будьте идиотами. Это даже не кириллица. Я говорю, что это французский. Но этого не может быть. Я читал эту книгу как раз перед тем, как сюда прийти. Иллюстрация на обложке та же самая, и…
Профессор Брейсгейл распрямил долговязую фигуру и поднялся на ноги.
– Дайте мне взглянуть, – сухо сказал он. – Я читаю и пишу на всех романских языках, на немецком, шведском и русском. Не знаю, что случилось, но… – он не закончил фразу. Его обычно спокойные серые глаза вытаращились. Это… я думаю, это на санскрите.
– Пустите, я посмотрю, – хрипло сказал Хопкинс. – Что за разногласия? Профессор передал ему роман в бумажной обложке, служивший предметом спора.
– Ну, по‑моему, это похоже на итальянский. Я этого языка не знаю, но…
– Боже правый, – выдохнул Эд. – Он снова это сделал. Он проклял беллетристику.
– Что? – взорвался генерал. – Вы совсем с ума сошли?
– Нет! Взгляните, – Эд вскочил на ноги. – Доклад, который лежит перед вами, вы в состоянии прочесть? Я в состоянии. Я могу прочесть бумаги, которые лежат у меня в кармане куртки. Взгляните на эту газету. – Он возбужденно показывал. – Новости прочесть можно. Но посмотрите на страницу комиксов. Все надписи превратились в абракадабру. Для меня это выглядит, как немецкий, но я не знаю немецкого. Он проклял беллетристику.
– Садитесь, – скрежетнул Дуайт Хопкинс. В интерком на столе он сказал:
– Мисс Пресли. Я хочу, чтобы вы принесли сюда несколько книг, художественных и не художественных. И мне нужен немедленный рапорт, почему не доставлены Иезекиль Джошуа Таббер и его дочь.
– Да, сэр, – деловой голос мисс Пресли был явственно слышен. – Табберов еще не нашли. Оперативные работники, которые были посланы за ними, докладывают, что они покинули Согерти. Очевидно странствующий проповедник был крайне огорчен тем, что его речам не внемлют.
– Есть ли хотя бы намек на то, куда они отправились? – хрипло спросил Хопкинс.
– Один из их последователей сказал, что они отправились в Элизиум. Ни в одном из шестидесяти четырех штатов, сэр, такой населенный пункт не значится. Возможно, он находится в Европейском Содружестве или…
– Достаточно, мисс Пресли, – сказал Дуайт Хопкинс. Он выключил интерком и посмотрел сначала на Брейсгейла, а заем на генерала.
– В чем дело? – громыхнул генерал.
Но Брейсгейл знал, в чем дело. Он медленно произнес:
– Элизиум. Другое название Елисейских полей древних греков.
– Что за бред эти Елисейские поля? – потребовал ответа генерал.
– Рай, – сказал Дуайт Хопкинс. – Он провел рукой по подбородку, словно проверяя, гладко ли выбрит. – Наш друг Таббер отправился на Небеса.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
9
– Небеса! – раздался сзади голос полковника Фредерика Уильямса, который все это время держал рот на замке. – Вы хотите сказать, что этот чернокнижник помер?
Эд Уандер покачал головой.
– Да нет. Элизиум – это такое дурацкое напыщенное название, которое они используют в новой религии Таббера.