Он открыл рот, не нашел ничего, что сказать, и закрыл его.
Базз Де Кемп, который сидел спиной к Элен и не видел, что она подошла, сказал:
– Крошка Эд, что это за сплетни я слышал, что ты заигрываешь с дамой из богатого общества? Кто‑то сказал, что ты хочешь жениться на дочери босса. Надоело вкалывать, приятель? А дружка у нее нет?
Эд Уандер закрыл глаза в немой агонии.
Элен бросила на репортера презрительный аристократический взгляд.
– Что это такое? – спросила она Эда. «Что» а не «кто».
Эд застонал.
– Мисс Фонтейн, позвольте представить – Базз Де Кемп из «Таймс‑Трибьюн». То есть, если его еще оттуда не выгнали. Базз, это Элен.
Базз покачал головой.
– Ну и ну. Вы не можете быть Элен Фонтейн. Девицей типа «море обаяния». Сногсшибательная прическа, макияж, на который нужно несколько часов. Я видел Элен на фотографиях…
Элен повернулась к Эду, почти в поисках защиты.
– Я умылась и причесала волосы, просто чтобы лучше себя чувствовать. В этой палатке, должно быть, было ужасно грязно. Я вся чесалась!
Она придвинула к себе кофе и положила в чашку сахар. Эд таращился на нее и никак не мог отвести взгляд. Он сказал:
– Послушай, Элен, ты ведь не приняла всерьез разглагольствования старого лопуха?
– Не говори ерунды, – сказала она, наблюдая, как официант снова наполняет ее чашку. – Просто в палатке было грязно. Я так думаю.
– О чем вы все? – спросил Базз. – Какая палатка?
Эд сказал нетерпеливо:
– Мы с Элен были на митинге возрождения религии, или вроде того. Выступал какой‑то псих по имени Иезекиль Джошуа Таббер.
– А, Таббер, – сказал Базз. – Я хотел сделать о нем пару статей, но городской редактор сказал, что никого не интересуют новые религиозные культы.
Элен посмотрела на него с таким видом, как будто только что его заметила.
– Вы были на его выступлениях?
– Был. Я заработал фобию к чокнутым теориям из области политической экономии. Хроническую фобию.
Чтобы удержать разговор на этой теме, горячо надеясь, что Базз не вернется к интересующей его женитьбе Эда на дочери босса, Эд сказал:
– Политическая экономия? Он ведь вроде бы религиозный помешанный, а не экономист.
Базз сделал большой глоток кофе, прежде чем ответить. Он отставил чашку и ткнул в сторону Эда своей сигарой.
– Где кончается религия и начинается социоэкономика, это спорный вопрос, Крошка Эд. Если покопаться, то обнаружится, что большинство мировых религий имеют корни в экономических системах своего времени. Возьми иудаизм. Когда Моисей изложил эти свои законы, приятель, они покрывали каждый аспект кочевой жизни иудеев. Отношения собственности, обращение с рабами, обращение со слугами и работниками, денежные вопросы. Работа. То же самое можно сказать о магометанстве.
– Это было очень давно, – сказал Эд.
Базз ухмыльнулся ему и сунул сигару обратно в рот.
– Хочешь более свежий пример? – спросил он с сигарой в зубах. – Возьми Божественного Отца. Слышал о его движении? Оно началось в годы большой депрессии и, поверь мне, если бы не началась Вторая мировая война, так называемая религия Божественного Отца могла захлестнуть страну. Почему? Потому что это было в основном социоэкономическое движение. Оно кормило людей в те времена, когда многие голодали. Это была разновидность примитивного коммунизма. Каждый бросал все, что у него было, в общий котел. Если у тебя ничего не было, чтобы бросить, неважно, тебя все равно принимали. И все вместе работали, ремонтировали старые заброшенные дома, которые они покупали, превращая их в то, что они называли небесными обителями.
Те, кто могли, нанимались на работу во внешнем мире в качестве прислуги, шоферов, кухарок и так далее. То, что они зарабатывали, тоже шло в общий котел. Когда какая‑нибудь небесная обитель собирала достаточно денег и приходило достаточно новообращенных, они покупали еще один старый дом и устраивали следующую небесную обитель. Это приняло серьезный размах, но потом началась война, и все поспешили зарабатывать сотню долларов в неделю, занимаясь сваркой на верфях.
– То, что вы рассказали, – вмешалась Элен, – возможно, относится к Божественному Отцу и Магомету, но не все религии… мм… экономические.
Базз Де Кемп посмотрел на нее.
– Это не совсем то, о чем я говорил. Но хорошо, назовите хотя бы одну.
– Ну это же очевидно. Христианство.
Базз запрокинул голову и рассмеялся. Он вытащил изо рта сигару и произнес:
– Кто‑то сказал, что если бы христианство не возникло в свое время, римлянам для своей выгоды следовало бы его выдумать. Может быть, они так и сделали.
– Послушайте, вы ненормальный. Римляне преследовали христиан. Все, кто хоть что‑то читал по истории, это знают.
– Сначала преследовали. Но когда римляне сориентировались, что это превосходная религия для рабовладельческого общества, они сделали христианство государственной религией. Оно обещает кусок пирога в небесах умирающему. Страдай на земле и после смерти получишь причитающийся тебе десерт. Какая вера лучше пригодна, чтобы удерживать в спокойствии эксплуатируемое население?
– Отличный вечерок получается, – угрюмо произнес Эд. – Сидим здесь, рассуждаем о политике и религии. Что ты скажешь, если мы будем двигаться, Элен? У нас еще есть время пойти на какое‑нибудь шоу. У меня есть два билета на…
– Вы говорите, как атеист! – возбужденно сказала Элен.
Репортер отвесил пародийный поклон.
– Агностик с атеистическими наклонностями, – он уныло хрюкнул. – Собственно говоря, я не претендую на интеллектуальное превосходство. Моя мать происходит из семьи с давними агностическими традициями. Мой отец был рожден адвентистом седьмого дня, но стал одним из этих атеистов с угла улицы. Знаете, которые горазды загнать в угол какого‑нибудь бедного искреннего баптиста и спрашивать у него, если Адам и Ева были единственными людьми в мире, на ком женился Каин? Так что я рос в атмосфере, в которой не признавали никакой из общепризнанных религий. Я стал агностиком по той же причине, по которой вы стали методисткой или пресвитерианкой…
– Я принадлежу к епископалианам! – фыркнула Элен, ничуть не смягченная неуклюжим самообвинением репортера.
– Как и ваши родители? А если бы из‑за прихоти судьбы вы родились в мусульманской семье? Или в синтоистской? Как вы думаете, кем бы вы были? Ничего вы не думаете. Мисс Фонтейн – вы на самом деле Элен Фонтейн, а? – Боюсь, что нам обоим не хватает оригинальности.
– А вот ко мне, между прочим, все это не относится, – сказал Эд. – Мои родители оба были баптистами, а я перешел в епископалианство.
Базз Де Кемп хрюкнул.
– Знаешь, Крошка Эд, я подозреваю, что под внешностью подхалима, лезущего вверх по общественной лестнице, которую ты являешь миру, бьется сердце из чистой латуни. Давай смотреть в глаза жестокой действительности. Ты оппортунист. Чтобы быть епископалианином, больше ничего не требуется.
Эд Уандер очнулся от неглубокого сна – ему снился покой, – и простонал слова, которые нужно было сказать, чтобы отключить аудиобудильник. Это действие вернуло его к мыслям о необходимости разобраться с кредитным балансом. За Фольксховер еще не было заплачено, не говоря уж об этом ультрамодном ТВ‑стерео‑радио‑фоно‑магнитозаписывающем устройстве – будильнике, встроенном в стену комнаты.