Богдан и Баг, боявшиеся хоть слово проронить во время его рассказа, перевели дух.
-Потом батька женился на маме… на Аграфене той самой… потом я родился… Ну, он, конечно, православие принял. Когда его спрашивали, зачем - он отвечал наотмашь, он уж ничего тогда не боялся; ежели, сказал, я вдруг заговорю про вселенную и слезинку ребенка да не укажу правильной национальности этого плаксы, обязательно, мол, найдутся люди, которые обвинят меня в том, что я изменил вере отцов. А я об этой вере вполне доброго мнения и не желаю, чтобы ее таким образом лишний раз вслух позорили… Да. И получил при крещении имя Нил. Чтобы, значит, всю жизнь с благодарностью вспоминать Египет, где, как уж ни крути, произрос из дома Иакова ютайский народ. А когда был провозглашен Иерусалимский улус, батьку избрали его первым премьером. Потом - на второй срок… ну, вот. Все.
Богдан поправил указательным пальцем очки и тихо сказал:
-У Бога всего много…
-Амитофо [10] , - пробормотал Баг.
-Папенька, - решительно произнесла Рива, - вам завтра в кнессете речь говорить, а вы уж нынче с вечера осипли.
Мокий Нилович некоторое время молчал, с некоторым недоумением переваривая эту совершенно лишнюю для его теперешнего умонастроения информацию, а потом спохватился.
-И то!
Богдан тут же встал. Мгновение помедлив, поднялся со своего места и Баг.
-Заказать вам повозку такси? - спросила Рива.
-Мы пешком, - ответил за себя и за друга Баг. - Тут недалеко.
Собственно, Баг еще не знал, куда они пойдут. Но поговорить друзьям нужно было обстоятельно и без свидетелей, а такое лучше всего делать на ходу. Богдан поселился в гостинице «Галут-Полнощь», в коей, как правило, останавливались именитые приезжие из полуночных, то бишь расположенных на севере, улусов - Александрийского и Сибирского. До гостиницы от дома Мокия Ниловича и впрямь было относительно близко, как раз для доброй прогулки. Сам же Баг… Сам же Баг жил странно.
-Ночной город несказанно красив, - подвел теоретическую базу Богдан.
-Особливо нынче, - простодушно не преминул уточнить Мокий Нилович. - Хорошо, гуляйте, дело молодое. А нам, дочка, еще уйма дел предстоит. Как-никак, праздник завтра. Благословим винцо, зажжем свечечки, хаггаду [11] про исход из Европы почитаем…
-Мокий Нилович! - не сдержал удивления Баг. - Вы же православный!
Старик лишь вздернул брови.
-Конечно, православный! - ответил он и, помолчав мгновение, широко улыбнулся. - А все равно приятно…
Баг и Богдан невольно заулыбались ему в ответ. Обменявшись с отставным сановником рукопожатиями и попрощавшись с Ривой Мокиевной (Богдан на европейский манер поцеловал девушке руку, и Рива польщенно зарделась), они, уж больше не мешкая, оставили старика в кругу семьи.
Так закончился для Богдана и Бага первый день празднеств, посвященных шестидесятилетию образования Иерусалимского улуса.
Богдан и Баг
Яффо, вечер накануне Йом ха-Алия, 11-е адара [12]
Без малого за четырнадцать часов до того лайнер воздухолетного товарищества «Эль Аль», разгладив широкими ладонями плоскостей рассветное небо Средиземноморья, приземлился в международном аэропорту Рабинович.
Шестичасовой ночной перелет из Ургенча да смена часовых поясов…
Бек Ширмамед Кормибарсов с батюшкою своим, Измаилом Кормибарсовым, позавтракав, сразу легли отдыхать, и, судя по всему, их полуденная дрема плавно перешла в ночной сон - и ничего, и правильно, завтра тяжелый день; торжества такого уровня и размаха всегда трудны… Ангелина, вырвавшись на считаные дни из морозной, еще совсем по-зимнему заваленной снегом Александрии, а потом и из слякотного весеннего Ургенча, сама не своя была от страсти купаться - к столь южным водам девочка попала впервые.
И каково же оказалось ее разочарование, когда воды не оправдали ее надежд: даже тут море - свинцовое, ходящее ходуном - отнюдь не располагало к заплывам хотя бы до шедшей параллельно берегу булыжной гряды волнолома. Втроем они - Фирузе, Ангелина и Богдан - прошлись немного вдоль необъятного песчаного пляжа, с хохотом подставляя лица мокрым и соленым, колким от песка оплеухам ветра, треплющего не березы и не карагачи, а пальмы («Мама, папа, смотрите! Это же пальмы!»); не меньше часа они дурачились, бегали за волнами и от волн, а потом ночь в пусть и удобных, но все ж таки не постелях, а креслах воздухолета взяла свое, и обе восхищенные, но уморившиеся женщины, молодая и маленькая, запросились в номер, подальше от шумного хлесткого шторма.
А Богдану оказалось не до отдыха. Разом и усталый и взвинченный, он ощущал нечто вроде гулкого парения, полета в безбрежной пустоте; он не мог ни сидеть, ни, тем более, лежать, ему отчаянно хотелось махать крыльями с того самого мгновения, как колеса воздухолета, веско ударившись о бетон, со сдержанным рычанием покатили по священной для всякого русского, для всякого православного земле - священной вдвойне, когда здесь ждут друзья. И как же кстати пришелся звонок Мокия Ниловича, пригласившего зайти сегодня же повечерять!
Фирузе, конечно, составила бы ему компанию, и прежний начальник Богдана был бы только рад, но уставшая Ангелинка, услышав о приглашении, лишь молча накрылась одеялом с головой, а Фирузе не захотела оставлять дочку одну. И тут новое счастье привалило: позвонил Баг. Богдан уж давным-давно не виделся и не слышался со старым ечем [13] и напарником, и даже электронных писем они друг другу не писали; и вот точно снег на голову свалился, и не наших северных широт снег, а снег тутошний, левантийский, редкий и ошеломляющий, как затмение солнца. «Ты где?» - «В Яффо… Знаешь, это в Иерусалимском улусе… небольшой порт…» - «Амитофо! И я в Яффо!» - «Господи! Правда?» - «Правда. Ты давно?» - «Только что… Ну, в смысле, с утра…» - «А я уж не первый день…» - «Где остановился?» - «Да как сказать… А ты где?» - «В „Галуте Полнощном“». - «О! Важный гость… Понимаю. Ты официально на празднование зван? Большой человек, завтра речи слушать будешь?» Богдан не стал объяснять, что это так, да не так - не время и не место было подробностям, - и ответил лишь: «Обязательно буду». - «Тогда тем более надо бы сегодня повидаться. Очень даже надо бы». - «Баг! Дорогой! Я к Раби Нилычу еду сейчас, пять минут назад мы с ним договорились. Неудобно переигрывать… Едем вместе, Раби обрадуется!» - «Гм… Ты уверен?» - «А ты нет?» - «Ну… Мы с ним все-таки не так, как ты…» - «Перестань, дружище! Едем! А на обратном пути поговорим… Баг, мне тебя страшно не хватало!» - «Знаешь, еч, мне тебя тоже… Давно…»
«Ну, - с улыбкою сказала Фирузе, когда Баг отключился, - теперь уж точно я остаюсь. В вечерний разговор двух старых друзей женщинам лучше не мешаться. Об одном прошу - пива много не пей. Знаю я Бага. Лучше бутылка вина, чем пять кружек пива». - «Фиронька, я вообще не собираюсь…» - растерялся Богдан. «Человек предполагает, - рассудительно молвила мудрая Фирузе, - а Аллах располагает». Богдан даже слегка обиделся. «Аллах вообще лозу пить не велит, ты что, забыла?» - «Это он нам, мусульманам, не велит, а за вами просто присматривает. Но все запоминает». - «Так что ж ты, раз он запоминает, мне советуешь вино пить?» - «Я тебе советую не вредить себе. Аллах любит, когда люди заботятся о своем здоровье и, если зло неизбежно, выбирают наименьшее».