Пехотинцы были вооружены копьями, довольно тяжелыми, и орудовать ими было не так-то легко.
И вот корпус прибыл под Нюренберг. Большой немецкий город был окружен рядами рвов, траншей, утыкан пушками и ощетинился тысячами мушкетов.
— Да тут несметные полчища войск! — воскликнул Макей, когда его обозники расположились в шести верстах от укреплений города.
— Да, это тебе не татары, тут всё распланировано и подготовлено, — ответил Яким Рядно. — Баталия, наверное, предстоит знатная. Слыхал — в городе сам король шведский квартирует.
— Ну! Вот это да! — удивился Макей. — Да и наш главнокомандующий не лыком шит. Совсем недавно коронный гетман водил войска на войну со шведом. Вернулся не солоно хлебавши.
— Да, швед силен. Мы с тобой еще не встречались с ним, Макей.
— И не дай бог, Яким. Мне вот беспокойно за Лукашку. Он мне как родной. Уж теперь он понюхает пороха, это точно.
— Ничего, надо же когда-нибудь начинать. Мы все когда-то начинали.
Тем временем бои велись каждый день. То шведы совершали вылазки, то имперцы атаковали позиции шведов, каждый раз теряя сотни убитых и раненых. Однако всё оставалось на своих местах.
И вот две казачьи сотни получили приказ атаковать вместе с баварцами траншеи саксонцев.
Ранним утром, помолившись и попив водицы — аппетита не было, наши молодцы строем вышли из лагеря и под грохот орудий с обеих сторон зашагали в сторону городских стен.
Они временами останавливались, укладывали мушкеты на крюки копий, давали залп и отходили во вторую шеренгу заряжать мушкеты. И так по очереди все четыре шеренги. За время, пока сотни подходили к траншее саксонцев, с десяток казаков осталось лежать на склоне холма.
Лука как во сне выполнял все команды сотника Рудловского, наклонялся, когда над головой прошелестит ядро или близкий разрыв обдаст его пылью и смрадом смерти. В голове было пусто. Он даже забыл, что рядом должен шагать Яким.
Потом шеренги нарушились, было много крика, бега, затем последовал приказ отходить. Сотня пятилась, огрызаясь мушкетными выстрелами, уже не залпами, а одиночными. На ходу подхватывали раненых, и только тут Лука обнаружил, что друга Якима нет рядом.
Словно очнувшись ото сна, он оглядел местность. Она была изрыта окопами, воронками от ядер, покрыта трупами людей и лошадей. Вдали лава конницы галопом куда-то рвалась — сабли в руках конников посверкивали в лучах утреннего солнца. Издали они казались игрушечными и совсем не страшными.
— Василь, ты не видел Якима? — спросил Лука казака, пятившегося рядом. — Он с тобой рядом шел.
— Было такое, Лука. Упал он, а убит или ранен, не ведаю. Скоро подойдем к тому месту. Поглядим.
Близкий разрыв бомбы заставил Луку упасть. Его обсыпало землей, осколки с противным визгом пронеслись в пустоту. Приподнялся, огляделся. Василь стонал, и лицо его стало сразу серым и неузнаваемым.
— Василь, тебя ранило? Куда?
— В ногу, Лука! Ой, печет! Помоги подняться! — На ватных ногах Лука подполз к товарищу.
В ноге его торчал маленький осколок, и Лука удивился, что такой маленький кусочек железа может причинить столь сильную боль.
Штанина у Василька была распорота, кровь неторопливо сочилась из-под осколка. Лука растерялся, но потом в голове возникли какие-то мысли, воспоминания. Он торопливо достал из сумки скатанную полоску полотна, примерился, схватил осколок пальцами. Он был скользким, и пришлось сильно сжать его.
— Что ты делаешь? — испуганно спросил Василь. — Ай! — тут же хрипло прокричал тот, когда Лука с силой рванул осколок на себя. Он не успел посмотреть на него. Кровь обильно заструилась из ранки, но Лука стал быстро заматывать ее полотном.
Он оглянулся. Почти все казаки ушли вместе с баварцами. Обстрел почти прекратился, лишь отдельные выстрелы еще слышались с обеих сторон.
— Ты можешь идти? — спросил Лука.
— Помоги, я обопрусь на копье. Дай плечо!
Они стояли, не решаясь ступить. Лука всё оглядывался, пока не подумал, что можно забрать того коня, что топчется около убитого хозяина шагах в пятидесяти, и тем облегчить Василю страдания и ускорить выход из боя к своим.
— Василь, ты погоди, я попробую привести того коня, — и кивнул в сторону.
— Хорошо бы, Лука, иди, я посижу здесь.
Конь никак не мог освободиться от мертвой хватки убитого воина. Судя по одежде, тот был офицером. Лица разобрать было невозможно. Оно было разворочено картечью и представляло собой сплошное месиво из мяса и костей.
Серая в яблоках кобыла прядала ушами, вскидывала голову и вздрагивала от каждого пушечного выстрела или разрыва. Лука осторожно отцепил повод, с трудом разжав окоченевшую кисть офицера. Огладил шею кобылы, ласково приговаривая при этом. Скоро лошадь немного успокоилась. Лука повел ее к раненому.
— Вот, Василь, теперь мы быстро доберемся до своей сотни. Поднатужься, я тебе помогу.
Потом Лука забрался сзади на круп лошади, и они поехали быстрым шагом искать товарищей. Василь кряхтел от боли, но держался бодро. А Лука всё осмысленнее ощущал реальность затихающего боя. Лишь в отдалении имперцы всё еще пытались оттеснить шведских пехотинцев и выбить их из окопов.
— Кажись, нашли, Василько! Вон наши очухиваются от боя. А мы забыли о Якиме!
— Я поглядел на то место, Лука. Его там не было. Наверное, свои подобрали.
— Глядите, Василь с Лукой приперли! — услышал Лука довольно веселый голос сотенного балагура Фомки. — Молодец, Лукаш! Не оставил товарища.
Подошел сотник Рудловский, оглядел прибывших, спросил:
— Лука, как ты? Не ранен?
— Вроде нет, пан сотник, — ответил Лука и помог снять с седла Василя.
— Ты ведь из обозников? — и, получив утвердительный кивок, приказал: — Тогда бери пару казаков с легкими ранениями и отправляйся в обоз. Повезешь фуры с ранеными. А конь тебе достался знатный, Лука. Завидно! Молодец, я видел, как ты бой вел. Поздравляю с крещением. Хорошо у тебя получилось. Ну, иди.
На одной из фур Лука заметил Якима. Тот лежал на соломе и без выражения смотрел равнодушными глазами в небо, прижатый с двух сторон ранеными.
— Яким, что с тобой? Ты меня слышишь? — Тот не ответил, а рядом лежащий казак сказал тихо:
— Оглушило его. Не скоро очухается. Но отлежится. Вези лучше скорее к лекарю, а то невмоготу терпеть более, хлопец.
Через полчаса быстрой езды четыре фуры добрались до обоза. Лука сдал раненых лекарям и пошел искать Макея.
— Сынок вернулся! — встретил тот Луку и полез обнять. — Вот обрадовал, хлопчик! Я думал о тебе. Обошлось?
— Да вроде бы, дядько Макей.
— Ну и слава богу! Много наших полегло?
— Человек десять убило да больше двух десятков поранено, — ответил Лука. — И Якима оглушило. Лежит и молчит, и смотрит не мигая в небо. Страшно!
— Ничего, он парень сильный. Бог не отдаст его вот так сразу костлявой. А как ты, Лука?
— Сам не знаю. Сотник похвалил, а сам я почти ничего не помню. Всё как в густом тумане. Лишь потом стал соображать. А смотри-ка, дядько, какую я красавицу добыл!
Макей осмотрел кобылу, заглянул в зубы, охлопал шкуру.
— Да, тебе повезло с кобылой. Хороша! Офицерская, наверное.
— Ага. Я на ней Василя привез с поля. Теперь он здесь. Надо бы осмотреть седло. Я еще не заглядывал в торбы.
Лука с восторгом вытащил из седельной кобуры отличный пистоль, потом второй, огневой припас к ним, несколько бумаг, которые читать всё равно не смог бы. Их он отбросил. Нашел пачку табака и люльку, отделанную серебром. Красивую флягу с хорошим вином он отдал Макею. Тот попробовал, крякнул от удовольствия, молвил:
— Вкусно, но слабовато. Наша горилка лучше.