Даже беглые наблюдения наводят на мысль о Равенне как месте написания "Getica". Едва ли в Константинополе, в крупнейшем городском центре, где в любых социальных кругах жизнь развивалась интенсивно, а интерес в области внешней политики отнюдь не сосредоточивался только на италийских делах, был бы почитаем Кассиодор, некогда главная фигура в остроготском королевстве, и было бы эффективно восхваление варварской династии Амалов. Не в Константинополе, а в Равенне стал известен тот писатель, которого так часто и с таким уважением упоминал на страницах своей "Космографии" анонимный равеннский географ. Не с Константинополем, а с Равенной связывали Иордана переписчики его труда в различных монастырских мастерских письма; это они в VIII-IX вв. назвали его, хотя, по-видимому, и ошибочно, епископом равеннским.
Еще некоторые детали. Когда Иордан писал о приходе в Италию Алариха, который шел по обычному пути через Эмону и Аквилейю на Равенну, то он, Иордан, выразил это так: "правой стороной ("dextroque latere") вошел он в Италию" (Get., § 147). Эти слова о появлении войска "справа" могли принадлежать только человеку смотревшему с юга из Италии, точнее – из Равенны, к которой приближался Аларих, обогнув северное побережье Адриатического моря, перейдя реку Изонцо, миновав Аквилейю. Когда же Иордан писал о месте поселения свавов в западной части Пиренейского полуострова, то он сказал, что Галлиция и Лузитания "тянутся по правой стороне Испании ("in dextro latere Spaniae"), по берегу Океана" (§ 230), т. е. он как бы смотрел с севера, через Галлию, по направлению воображаемого пути из Италии в Испанию.
Таким образом, все данные о Иордане и его книге, будучи поставлены в естественную связь с исторической обстановкой, сходятся на том, что он мог написать свой труд скорее всего в Равенне.
Читающего "Getica" с первой до последней страницы не покидает неприятное чувство, что автору было чрезвычайно трудно облечь в литературную форму свое сочинение. В нем встречаются неуклюжие фразы, грубые нарушения синтаксиса, нагромождения, неожиданная путаница в падежах. Иордану тяжело далось построение его труда, На первый взгляд читателю может показаться, что автора вовсе не беспокоила композиция его работы и что он ограничился беспорядочным "выкладыванием" всего имевшегося у него материала.
Несомненно, что тема, заданная Иордану Касталием, была гораздо сложнее и труднее, чем тема, заданная ему Вигилием. Когда Иордан не спеша занимался "сокращением хроник", составляя "Romana", ему почти не приходилось заботиться о композиции: без особых размышлений нанизывал он один за другим факты, черпаемые из того или иного авторитетного источника; план заменяла хронологическая последовательность, и компиляция вырастала сама собой. Такая работа требовала известных познаний, большой аккуратности при распределении материала, однако она была проста. Но вовсе не легко было, оторвавшись от выборок из чужих трудов, написать специальную историю одного племени, хотя и пользуясь для этой цели образцом в виде крупного произведения Кассиодора. В этом случае нельзя было ограничиться расстановкой фактов в хронологическом порядке; надо было передать по памяти цельный, нелегко написанный текст и, не нарушая его идеи, одновременно выразить в нем новый замысел.
Сложность подобной задачи и зачастую тщетное старание автора преодолеть эту сложность, не потерять основную линию темы сказались на построении "Getica".
Как было сказано выше, Иордан не имел целью повторить сочинение Кассиодора; он лишь в основном опирался на него, заимствуя, конечно, факты и показывая их взаимосвязь, сохраняя тенденцию прославления племени готов, воспроизводя ссылки на античных авторов, привлеченных в известной степени Кассиодором, а не им самим. Но необходимость сократить большой труд и передать его "своими словами" принудила Иордана попытаться в какой-то мере по-своему построить произведение и определить в нем соотношение частей. Поэтому едва ли следует предполагать в "Getica" точную копию Расположения материала "двенадцати томов" Кассиодора.
Композицию произведения Иордана нельзя считать удачной. Она лишена ясности и четкости, отягчена плохо осуществленным переплетением главного и побочных сюжетов, затемнена изобилием крупных и мелких отступлений.
Как же построено сочинение Иордана, из каких основных частей оно состоит?
Начало "Getica" трафаретно. Основываясь на сочинении Орозия, Иордан дает географический обзор мира. Однако он сразу же сокращает это обычное для многих писателей его времени вступление, занявшись только островами, что выдает желание автора поскорее подойти к рассмотрению "острова" Скандзы, откуда, подобно "пчелиному рою", появилось то племя (gens), судьбам которого посвящено все сочинение. Уже здесь, по-видимому, намечается монографический характер труда Иордана. "Propositum" Иордана (он сам употребляет это слово), его основная тема – история готов, разделившихся на две ветви – везеготов и остроготов. Соответственно этому повествование в "Getica" распадается условно на три отдела:
1) о готах, которые со Скандзы переплыли к устьям Вислы, затем передвинулись на юг в " Скифию" и жили на побережье Черного моря до гуннского нашествия;
2) о везеготах, ушедших из Причерноморья за Дунай, затем продвинувшихся на запад – в Италию, Галлию, Испанию;
3) об остроготах, также, но позднее, чем везеготы, покинувших Причерноморье и после пребывания в Мезии и Паннонии осевших в Италии.
Автор не представил ни одного из этих отделов в виде особой, цельной главы. В ходе изложения он делал отступления, которые, при всей их необходимости, рвут ткань рассказа. Еще дальше уводит от темы наиболее искусственная часть "Getica" – отягощающее первый отдел длиннейшее наращивание истории готов, нарочитое углубление ее "древности" путем прибавления истории скифов и гетов; ценное, интересно развитое начало темы – о выходе готов на историческую арену – резко нарушено включением неживых, застывших фактов из античной мифологии (амазонки, троянские герои) и истории (Кир, Дарий и Ксеркс, Бурвиста и Дикиней, даки и геты, их войны с Римом и т. п.), обедненных под пером средневекового писателя.
Последовательному распределению материала в отделах о везеготах и остроготах мешало то, что автор не сумел или не успел достаточно обдуманно разместить рядом с доминирующей темой темы, если и не маловажные, то все же побочные по отношению к центральной. Описывая события одной из сложнейших эпох в истории Европы и Средиземноморья, Иордан, конечно, был обязан говорить и о множестве племен, и об обеих империях, и о варварских союзах и государствах, и о державе Аттилы, и о крупных политических деятелях, достойных подробной характеристики. Из всего этого вырастали значительные и ценнейшие экскурсы. Иордан сохранил, например, великолепные отрывки из фрагментарно дошедших до нас записей Приска – самое детальное описание Каталаунской битвы, поход Аттилы в северную Италию, портрет Аттилы, погребение Аттилы и т. п. Таким же образом Иордан сообщил существенные данные о склавенах и антах, о вандалах и гепидах, о готах, оставшихся на нижнем Дунае, и т. п. Все это – драгоценнейшие исторические свидетельства, но от их присутствия в некоторой мере пострадала монография Иордана. Отдельные экскурсы, неожиданно возникая то там, то здесь на страницах труднейшего по языку текста, создают впечатление, что автор его перекидывается с одной темы на другую, а самые темы надвигаются друг на друга и как бы не помогают, а препятствуют уяснению главных вопросов.
Автор "Getica" несомненно понимал, что в процессе литературного изображения сложной эпохи многое отвлечет его от основной темы. Поэтому он непрестанно одергивает себя, заставляя вернуться к главному, Напоминания о том, что следует обратиться к исходному, самому существенному материалу повествования, попадаются у Иордана очень часто. Свыше десяти раз автор заявляет почти одними и теми же словами: "ad nostrum propositum redeamus", "unde digressimus ordine redeamus", "redeundum est", "necesse est nobis... redire", "ad gentem revertamur" и т. п. Но при всей примитивности такого приема эти напоминания даже полезны: они облегчают читателю выяснение ведущих элементов изложения.
И тем не менее невозможно не признать, что, несмотря на общую перегруженность и даже "сумбурность" писаний Иордана, он не только не забывает, но старательно выдвигает главное. На протяжении всего труда видно, что автор напряженно следит за тем, как бы не ушла с первого плана именно история готов, в дальнейшем – везеготов и особенно остроготов. И вот это-то ощутимое напряжение автора, эти его скучные подчас возвраты к прерванному, эти длинные, отвлекающие, иногда самодовлеющие экскурсы и мелкие отступления в целях пояснить, углубить главное, – все это в конце концов подчеркивает смысл и значение основной "заданной" темы и своеобразно оттеняет композицию его труда.
Для современников Иордана, для его единомышленников главное в "Getica" состояло в политической тенденции сочинения, в котором сочетается восхваление готов и их королей с призывом к подчинению побеждавшей в то время империи. Сейчас это, разумеется, малозаметно. Только кропотливый анализ сопутствующих явлений и их отражения в ряде источников дает возможность восстановить обстановку, обусловившую рождение подобного труда, и, следовательно, правильно характеризовать его. С веками произведение Иордана приобрело новую ценность. При всех его недостатках оно занимает почетное место среди источников своего времени; более того, оно в своем роде уникально и может стоять в одном ряду с другими историческими памятниками VI в. Со страниц произведения выступает то, о чем едва ли помышлял его автор: грандиозная картина становления нового мира, вытесняющего мир старый, картина упорной и длительной борьбы отживающего с нарождающимся. У Иордана нет столь интересующих нас и ценных данных о социальной и экономической жизни его эпохи, тем не менее из его неяркого рассказа это новое видно в натиске и распространении многочисленных варварских племен (ни у одного автора нет такого количества этнических названий как у Иордана), старое – в идеалах уже нереального всемирного господства отживающей, хотя в тот период, когда пишет Иордан, победоносной, империи. Автор "Getica" даже не критикует империю, предвидя ее ближайшее торжество, но недостаточность ее сил, выступающих против варваров, угадывается и в почти бесстрастном, несмотря на определенную направленность, повествовании. В то же беспокойное и для Италии, и для многих других стран Европы время, осветил это положение Прокопий. Достаточно напомнить одну из первых фраз "Готской войны", фразу, которую нельзя не воспринять как лейтмотив этого произведения: "В той же мере, в какой дела варваров в отношении ромеев процветали, честь ромейских солдат падала, и под благоприличным названием союзничества над ними тиранствовали эти пришельцы" (όσω τε τα των βαρβάρων εν αυτοΐς ήκμαζε, τοσούτω το των ’Ρωμαίων στρατιωτων αξίωμα ήδη υπέληγε, και τω ευπρεπει της ξυμμαχίας ονόματι προς των επηλύδων τυραννούμενοι εβιάζοντο). Неизмеримо более искусный как писатель, Прокопий здесь созвучен Иордану, а их произведения вместе созвучны событиям, которые происходили в Византии и в Италии, на Дунае и на берегах Средиземного и Черного морей, даже в более отдаленных западных и восточных, северных и южных областях отражаемого ими мира.
Как проникнутый умом и наблюдательностью труд Прокопия, так и не блещущее талантом творение Иордана донесли до нас достаточно полное изображение одной из важнейших эпох в истории Европы. Само собой разумеется, что труды этих двух писателей дополняются, более того, непременно обрастают сведениями из сочинений многих, часто замечательных авторов V-VI вв., но, на наш взгляд, отобразить широкую картину событий того времени удалось главным образом Прокопию и... Иордану. Поэтому Иордан, слабый писатель, но не лишенный известного уменья компилятор, должен быть признан выдающимся историком, а его произведение – зачислено в разряд первоклассных исторических источников.
В "Getica" интересно и важно почти все. Учитывая политическую установку автора и соответственный социально-политический смысл его сочинения (о чем речь шла выше), нельзя отказать ему в своеобразном, хотя и нелегко уловимом единстве. Наряду с тем, что труд Иордана является специальным трактатом, он служит источником по многим особым темам. В "Getica" нашли отражение элементы истории разных германских и негерманских племен (без чего трудно было бы появиться названным выше книгам Л. Шмидта, Э. Шварца и др.), история движения гуннов в их европейских походах, описания различных событий на дунайской границе и на Балканском полуострове, одной из главных арен столкновения "пришельцев" (έπήλυδες) и империи, и многое другое. Кроме перечисленного, большой интерес вызывают скудные, но единственные в своем роде сообщения о древнейших славянах, а также известия, относящиеся к Причерноморью и Приазовью.
Одним словом, "Getica" Иордана заключает в себе огромный и крайне разносторонний исторический материал, серьезная обработка которого поддается только усилиям многих исследователей, специалистов в различных областях истории. Жаль, что Моммсен, столь крупный знаток исторической литературы V-VI вв., не только не оценил всего значения труда Иордана, но, введя в научный o6opот труднейший текст его "Getica" и осветив это сочинение в мастерски написанном введении и в подробных индексах, дал вместе с тем уничтожающий отзыв о важнейшей для раннего средневековья pa6oте готского историка. Моммсен назвал "Getica" Иордана сокращенной и запутанной сводкой Кассиодоровой истории ("mera epitome, luxata еа et perversa, historiae Cassiodorianae"). Он нашел, что Иордан не понял центрального сюжета своего предшественника: Кассиодор прославлял римско-готское государство Теодериха ("regnum Romanum pariter atque Gothicum magni Theododici"), преклонявшегося перед "Romana humanitas", Иордан же вместо этого выставил на первый план, "по-варварски раздул и возвеличил" тему о федератах-наемниках и о судьбах придунайских провинций; если под пером Кассиодора готская история превратилась в римскую, то под пером Иордана, как полагает Моммсен, эта же готская история стала только "мезийской": "historia Gothica а Cassiodorio... Romana facta per Iordanem facta est Moesiaca" ("Готская история, Кассиодором сделанная римской... Иорданом обращена в мезийскую").
Ввиду того что до сих пор существуют разные мнения в решении вопросов, связанных с личностью Иордана, его деятельностью как писателя и его произведениями, нам представляется небесполезным дать вкратце свои выводы, а также подтвердить некоторые из ранее высказанных предположений.
1. По поводу происхождения Иордана. Иордан – гот, острогот, но не алан. Его собственное заявление в конце "Getica" (§ 316) вполне достаточно и ясно.
2. По поводу имени Alanoviiamuthis. Это явно испорченное переписчиками слово; вероятнее всего, как предположил Т. Гринбергер и признал за ним И. Фридрих, первая часть слова относится к предыдущему "Candacis" и расшифровывается как Alan[orum] d[ucis], а вторая является именем отца Иордана – Viiamuthis (Viiamuth).
3. По поводу времени службы Иордана нотарием у Гунтигиса Базы. Следует принять весьма убедительные доводы И. Фридриха о том, что нотариат Иордана относится к периоду между 505 и 536 г. В связи с этим наиболее ранним годом рождения Иордана можно считать примерно 485 г.
4. По поводу conversioИордана. "Обращением" Иордана был, вероятнее всего, переход из арианства в православие ("католицизм"). Нет никаких указаний или намеков на то, что Иордан был монахом. Если в дальнейшем он и стал епископом (однако не в Равенне), то не из монахов, а, быть может, из группы так называемых religiosi.