Он наклонился, и жар его силы захлестнул мое тело и заставил низ живота напрячься, и это было больно. Я изо всех сил старалась сдержать рвущиеся с моих губ стоны боли. И у меня это получалось, но тут Ричард прислонился щекой к моей щеке и тихо спросил:
‑ Тебе больно?
‑ Ричард, пожалуйста… ‑ умирающим голосом прошептала я.
‑ Тебе. Больно? ‑ настойчиво переспросил он, и его сила прошла сквозь меня, заставив издать короткий стон, к удовольствию не имевший никакого отношения.
‑ Если не будешь контролировать свою энергию, то разбудишь мою волчицу, ‑ процедила я сквозь сжатые зубы. Во‑первых, мне было больно. Во‑вторых, я начинала злиться.
Ричард склонился к моему лицу и глубоко втянул ноздрями воздух, обнюхивая мою кожу. Его сила продолжала теплым жаром пульсировать вокруг меня. Я закрывалась щитами, как могла ‑ от него, от его силы ‑ ото всего. Я представляла себе камень, каменные стены, за которыми можно укрыться, мысленно возведя их вокруг себя.
Я почувствовала его горячее дыхание на своей щеке, когда он прошептал:
‑ У боли тоже есть запах, ты знала?
‑ Нет. Да.
Однажды мне и самой удалось почувствовать это запах, даже дважды, когда во мне впервые зашевелился зверь.
‑ Так… тебе… больно? ‑ медленно и отчетливо произнес он каждое слово, слегка касаясь губами моей щеки.
Меня снова пронзила резкая боль, и лишь ценой невероятных усилий удалось не согнуться пополам. Я не хотела менять положение, пока Ричард был так близко ко мне, и постаралась скрыть реакцию. Он бы заявил, что унюхал мою боль. Многие ликантропы способны учуять ложь, поэтому я сказала единственное, что могла в данной ситуации:
‑ Да.
‑ Спасибо, ‑ сказал он, поцеловав меня в щеку. Затем поднялся на ноги и выбрался из ванны, подошел к сложенным в кучу полотенцам, и взял одно.
‑ Куда ты собрался? ‑ спросила я, хотя уже давно была готова к его уходу.
‑ Подальше от тебя, ‑ ответил он.
Я не стала предпринимать усилий, чтобы не сложится пополам от очередного приступа боли. Перестала делать вид, что мне не больно. Хочет вести себя, как ублюдок, и пускай. Когда я снова подняла свой взгляд, у него вокруг бедер уже было обернуто полотенце. Вместе с этим из помещения ушла и его сила, словно, прикрыв наготу, он прикрыл не только тело.
‑ Я пошлю за врачом.
‑ Нет, пока не надо.
‑ Почему это не надо?
‑ Может, само пройдет.
‑ Ты так говоришь, будто такое с тобой уже бывало, ‑ нахмурился он.
‑ Бывало. Не так сильно, если честно, и потом прошло.
‑ Мика. ‑ Он выплюнул это имя, словно грязное ругательство.
‑ Да. ‑ Я уже устала оберегать эго Ричарда. Откровенно говоря, в этот момент я устала и от него самого.
‑ Везде‑то он успевает вперед меня.
‑ Ничего из того, что делал Мика, ты не мог бы, при желании, сделать первым.
‑ Снова моя вина.
‑ Твой выбор, ‑ сказала я, не сумев сдержать натянутых интонаций в голосе. Вот и отлично, пускай знает, как мне плохо.
‑ Мне это нравится, ‑ вдруг заявил он.
Я нахмурилась, прижимая руки к животу.
‑ Что именно?
‑ Эти интонации в твоем голосе, они мне нравятся. Последний раз я слышал такие в голосе Райны.
‑ О чем это ты говоришь? ‑ еще сильнее нахмурилась я.
‑ Ты же знаешь, что она была сексуальной садисткой, и покарай меня боже, если это неправда, а еще она любила боль. Она любила грубый секс, причем взаимный ‑ не только для себя, но и для партнера.
Нахмуриться еще сильнее не позволяла физиология, поэтому я просто сказала:
‑ Я это и без тебя знаю. Вспомни, ведь у меня сохранились ее воспоминания.
‑ Да, ты же несешь в себе ее мунин, ее призрачную память.
Мунинами назывались наследственные воспоминания волков‑оборотней. Когда волк умирал, его тело пожирала стая, принимая в себя групповое воспоминание о нем, причем это не ритуал, а суровая действительность.
Хотя большинство волков‑оборотней не могут «разговаривать» с мунинами так, как я это делаю с мунином Райны. По идее, мунины позволяют пользоваться воспоминаниями ушедшего и получать советы, но Райна изо всех сил старалась завладеть моим телом. Я уже научилась держать ее взаперти внутри себя, но не так, как моих зверей или ardeur. Райну, в отличие от них, я могла запереть в клетке. Хотя пользоваться ее силами удавалось нечасто, да и то случайно.
‑ Ты воспользовалась ее мунином, чтобы излечить ожог от креста на ладони. Может, ты могла бы использовать ее, чтобы исцелиться теперь?
Я только молча на него посмотрела. Крестообразный ожог на руке никуда не делся, он останется со мной навсегда. Силу Райны я на всякие мелочи использовать не стану.
Способность Райны к исцелению и стала одной из причин, по которым Ричард сделал ее мунином, вместо того, чтобы просто похоронить. Да, она была сексуальной садисткой и пыталась нас обоих убить, но вместе с тем она была очень сильна. Теперь я иногда могла воспользоваться этой силой, чтобы исцелять себя и других, но если я ослаблю над ней контроль, то последствия не заставят себя долго ждать. Расплатой обычно становится либо боль, либо секс, если не то и другое вместе.
‑ Не думаю, что это хорошая идея, ‑ покачала я головой.
‑ А ты видела ее воспоминания о том, как мы с ней были вместе?
‑ Некоторые. Я стараюсь такие к себе не подпускать.
‑ До сегодняшнего дня я делал такое только с Райной. ‑ Он смотрел на меня с почти спокойным, ожидающим выражением лица.
‑ Ты скучаешь по ней.
‑ Я скучаю по некоторым вещам, связанным с ней. Вспомни, Анита, ведь я тогда был девственником. И не понимал, как неправильно то, чему она меня учила.
‑ Тебе было не с чем сравнивать, ‑ сказала я.
‑ Точно.
‑ Есть такие позиции, Ричард, в которых ты можешь быть настолько груб, насколько захочешь, и мне впоследствии не будет больно. Проблема в том, что под воздействием ardeur’а сложно об этом помнить. Ardeur лишает меня способности к самозащите.
‑ Как ты не можешь понять, Анита? Я и ненавижу, и люблю причинять тебе боль. Мне нравится, когда твой голос искажается. Мне нравится сознавать, что я сделал с тобой такое. Кроме шуток, мне это нравится. То, что я такой большой и сильный, такой грубый, и что я причиняю тебе этим боль. Но ты права, если от этих повреждений тебе понадобится врачебная помощь, это уже серьезно. Это не доставит мне удовольствия. Райна пыталась приучить меня к такому уровню жестокости, но, в конце концов, за этим ей пришлось обратиться к Габриэлю.
Габриэль был вожаком местных верлеопардов, и мне пришлось его убить. Он пытался изнасиловать и убить меня, снимая весь этот процесс на пленку. Райна в это время режиссировала действие из‑за кулис. А что, из них получилась сладкая парочка, эдакие собратья по разуму с нижних кругов ада. Туда я их вместе и отправила той ночью.
‑ Да уж, Габриэль любил такое до маньячной одержимости.
‑ Как и Райна, ‑ заметил Ричард. ‑ Хотя со своим телом она до подобных крайностей не доходила.
‑ Я слышала, что хороший доминант в плане связывания‑подчинения никогда не станет принуждать подчиненного к тому, что он не готов позволить в своем отношении.
‑ Как правило, да, ‑ сказал Ричард. ‑ Но тебе не хуже меня известно, что назвать Райну хорошим доминантом язык бы не повернулся.
‑ Да, ‑ согласилась я. ‑ Это не про нее.
‑ Боль начала стихать? ‑ поинтересовался Ричард.
‑ Да, как ты узнал?
‑ По твоему лицу. Ты больше не морщишься и за живот так часто не хватаешься. К тому же, я неоднократно наблюдал, как Райна справляется с подобной болью. Она говорила, что больше всего ей нравилось во мне то, что я мог быть так и настолько груб, насколько ей хотелось.
‑ Кстати, на будущее: больше никогда меня так не трахай в этой позиции, ладно?
Ричард кивнул и спросил:
‑ А какую позицию ты предпочитаешь?
Я раскрыла рот, но так и нашлась, что сказать.