Молодой помощник машиниста неодобрительно посмотрел на обоих мужчин в морской форме, но ничего не сказал. Лунин сел на полено. Он смотрел на моряка, моряк на него. Надо было начать разговор.
- Издалека едете? - спросил моряк громко, чтобы его можно было расслышать сквозь лязг колес.
- С юга. С Азовского моря.
- Плавали по Азовскому морю?
- Нет, нигде не плавал, - рассмеялся Лунин. Моряк посмотрел на него с удивлением.
- Как понимать ваши нашивки? - спросил он смущенно. - Стыдно сказать, я числюсь командиром флота, а во флотских знаках различия не разбираюсь. Вот сухопутные шпалы знаю. Вы капитан третьего ранга?
Пришел черед удивляться Лунину. Он сам был очень еще нетверд в знаках различия, но ведь флотский-то командир должен в них разбираться.
- Я майор, - сказал Лунин.
- Майор?
- Ну да. Я не моряк, я летчик. Видите, голубые просветы. Гражданский летчик был, а теперь зачислен в морскую авиацию. Ну, а вы капитан-лейтенант?
- Я вижу, знаки различия и вам не даются. Старший политрук. И тоже нигде не плавал.
Они рассмеялись оба.
- Я журналист, - пояснил неплававший моряк. - Редактор районной газеты. Обмундирован и направлен в Ленинград за назначением.
- Определят вас в какую-нибудь флотскую газету?
- Посмотрим. Будем знакомы. Моя фамилия Ховрин.
Лунин назвал себя.
- Едете вы с юга, а выговор у вас северный, - сказал Ховрин.
Лунин усмехнулся.
- Я родом из Вологодской области, - объяснил он.
- А в авиации давно?
- Считайте, что с детства. Лет восьми я уже мечтал о самолетах. На бычьих пузырях хотел летать, с сарая прыгал с петушиными крыльями. В двенадцать лет у меня уже была самодельная модель, которая метров сто пролетала.
- А когда сами летать начали?
- А вскоре после гражданской войны, когда Осоавиахим появился.
- Вы бы хоть дрова мне подавали, пассажиры, - сказал помощник машиниста, глядя в пространство между Луниным и Ховриным,
Лунин согласился немедленно и, вытаскивая поленья из кладки, стал передавать их помощнику машиниста. Ховрин с трудом поднял полено и тоже передал его. Пот выступил у него на лбу. После пяти поленьев он окончательно выбился из сил, побледнел и присел.
"Э, да ты не силач", - подумал Лунин, продолжая легко и неторопливо передавать поленья.
Паровоз несся вперед, прямо в закат, не останавливаясь на станциях и оглушительно свистя на заворотах. Кругом было пустынно и тихо. Лунин заметил, что ни один железнодорожный состав не прошел им навстречу. Воронки от бомб темнели то справа, то слева. Сумерки быстро густели, и всё сливалось кругом.
Паровоз внезапно затормозил и остановился у маленького темного станционного здания. Машинист и его помощник слезли с паровоза и скрылись где-то за станцией. Они не возвращались почти час. Совсем стемнело, стало прохладно. Сидя в тендере на полене, Лунин теперь, в тишине, снова слышал знакомый гул - гул фронта. Огромные пятна зарев с размытыми, неясными краями туманили звёзды. Огненные вспышки прыгали вдоль всего западного края горизонта, и на их фоне внезапно становилась видна зубчатая линия леса.
Наконец машинист и помощник вернулись. Паровоз двинулся, и они поехали дальше, на этот раз медленно и осторожно. Проехали две станции. На третьей остановились.
- Вылезайте, - сказал помощник машиниста Лунину и Ховрину. - Дальше не поедем.
Ему, видно, жалко их стало, когда они, спустившись с тендера, шагнули в непроглядную тьму. Он им крикнул вдогонку:
- Вы здесь в любую избу постучитесь. Переночевать всюду пустят.
- А где тут шоссе? - спросил Ховрин.
В окне паровоза появился усатый машинист.
- Вы куда, в Ленинград собираетесь? - спросил он.
- В Ленинград, - ответил Ховрин.
- Туда хода нет, - сказал машинист. - Немцы Мгу заняли.
- Шоссе севернее Мги проходит, - сказал помощник.
- Между железной дорогой и Ладогой. Через Красный Шум.
- Если железную дорогу перерезали, так и шоссе перерезали, - сказал машинист.
- А вдруг не перерезали? - сказал Ховрин.
- Не знаю, - проговорил машинист осторожно. - Шоссе здесь недалеко. Вот так, километра три.
Они пошли в темноте, сначала между избами с темными окнами, потом по чуть белевшей дороге через поле.
Оба несли чемоданы. Ховрин - очень маленький, с трудом, Лунин большой и тяжелый, без всякого труда.
- Надо попробовать по шоссе, - сказал Ховрин. - Хоть для очистки совести.
На перекрестке у шоссе к ним подошел человек в военной фуражке. Лунин осветил его электрическим фонариком. Младший лейтенант, очень маленького роста. Он вытянулся перед Луниным и приложил руку к фуражке.
- Ждете машину на Волховстрой? - спросил младший лейтенант.
- Нет, на Ленинград, - сказал Лунин.
Маленький младший лейтенант умолк, стараясь разглядеть Лунина и Ховрина. Потом заговорил снова.
- Я часа полтора назад выходил на шоссе, - сказал он. - Тогда машин полно было. Одна за другой шли...
- На Ленинград? - спросил Ховрин.
- Нет, на Волховстрой, - ответил младший лейтенант. - Мне на Волховстрой... На Ленинград, говорят, с полудня не было... Я только зашел к себе в землянку за вещами, убрался, вышел сюда - и как отрубило. Ни одной машины. Я уже минут сорок жду...
Они сели на траву у обочины. Лунин смотрел на звёзды. В ночной тишине все звуки были особенно отчетливы, и казалось, что артиллерия бьет где-то совсем рядом. Выстрел - разрыв, выстрел - разрыв... И всё в одной стороне, на западе. При каждом разрыве вздрагивал воздух.
Становилось холодно. Младший лейтенант надел шинель.
- С Ладоги тянет, - сказал он.
- А далеко здесь до Ладоги? - спросил Лунин.
- Нет, близко. Несколько километров...
Они вскочили, потому что услышали шум приближающейся машины. Машина шла со стороны Ленинграда. Младший лейтенант вышел на середину шоссе, чтобы загородить ей дорогу.
- Посветите ей своим фонарем, - попросил он Лунина. - А то она проскочит.
Они увидели очертания большого грузовика, который приближался с потушенными фарами. Какие-то закутанные фигуры колыхались в его кузове. Лунин зажег свой фонарик. Младший лейтенант запрыгал и замахал руками. Машина, залязгав, остановилась.
Человек восемь женщин, закутанных брезентом, молча смотрели на них из кузова. Шофёр вышел из кабины и, ни на кого не глядя, прежде всего осмотрел и ощупал шины. Машина была гражданская, и шофёр гражданский.
- Из Ленинграда? - спросил его Ховрин, пока младший лейтенант залезал в кузов.
Шофёр кивнул.
- Когда выехали?
- Сегодня в два.
- Ну как там?
- Хорошо, - сказал шофёр твердо. Он выпрямился и внимательно осмотрел Ховрина и Лунина.
- Там-то хорошо, - повторил он. - Да проезда туда больше нету. Всё...
- А как же вы проехали? - спросил Лунин.
- Вот проехали, а больше никто не проедет. Бьет по шоссе. Нас четыре раза землей обсыпало. Проезда больше нет.
Он влез в кабину, и машина двинулась.
Лунин посмотрел на Ховрина. Как поступит этот тощий журналист? Стоит ли ждать? Но Ховрин сел на траву на прежнее место. Лунин сел рядом с ним.
Положение Ленинграда Лунину стало ясно. Немцы обошли Ленинград с юга и перерезали последнюю железную дорогу. Они обстреливают последнее шоссе. Час назад обстреливали, теперь, может быть, и шоссе перерезали. От шоссе до берега Ладожского озера всего несколько километров. Немцы выйдут к озеру, и круг замкнется.
С севера - Финский фронт, от Финского залива до Ладоги. С запада Финский залив. С юга - немцы. С востока - Ладога. Та часть Карельского перешейка, на которой расположен Ленинград, станет островом. Может быть, уже стала островом.
Они долго сидели в траве и молчали. Звёзды двигались над ними. Выстрел - разрыв, выстрел - разрыв.