Я
видел два непостижимых, неземных существа, живущих совершенно отдельно от
бестолкового и обременительного человеческого тела. Они не принадлежали
материальному миру, они явились из каких-то запредельных сфер, где
существуют законы, которые никому из смертных не суждено будет постичь
никогда.
Они пронизывали меня насквозь. Я испытывал такое потрясение, которое не
смогло бы вызвать у меня самое жуткое и отталкивающее человеческое
уродство или увечье. Потому что в человеке все должно быть человеческим.
Даже протез выглядел бы более привычно, так как создан человеческим
разумом.
Мне стало страшно наедине с этими глазами. Именно наедине, потому что сам
Роман Петрович сейчас отсутствовал. Неизвестно, где он был: может, стал
маленькой безвольной частицей своих глаз-чудовищ, а возможно, они изгнали
его в неизвестные пространства или измерения, где его примитивные
человеческие проявления не мешают великому таинству Настоящего зрения.
- Расслабьтесь, Олег, - спокойно произнес старик. - И не бойтесь ничего. Я
себя полностью контролирую.
Я с облегчением выдохнул и действительно расслабился. Мне захотелось
понаблюдать за лицом Романа Петровича. Оказалось, оно не превратилось в
неподвижную базальтовую маску, как виделось мне сначала. Оно было
изменчиво и отображало то тревогу, то заинтересованность, то едва заметную
насмешку. Я сидел перед стариком, чувствуя себя Прозрачным, как медуза. Он
видел меня всего и знал обо мне все. Это продолжалось, наверно, с полчаса.
Сеанс кончился неожиданно, роман Петрович просто тряхнул головой,
несколько раз глубоко вдохнул я содрал пластырь с переносицы. Некоторое
время он устало сидел, опустив голову. Я изнывал от нетерпения, но молчал.
- Олег, - тихо произнес старик и поднял на меня глаза. Они были красными и
слезились. - Я не знаю, что сказать.
- Вы... ничего не увидели? - осторожно спросил я, не торопясь
разочаровываться.
- Видел. Я видел бездну. Понимаете?
- Нет.
- Каждый человек - чаша, а вы - бездна.
- Я все равно не понимаю. Бездна - это пустота, ее нельзя увидеть. Так что
вы видели. Роман Петрович? Он протяжно вздохнул и снова опустил голову.
- Нет таких слов, чтобы описать, - медленно проговорил он. - Могу сказать
только одно - все это настоящее. Это не бред, не сумасшествие.
- "Это"... - повторил я, пробуя слово на вкус. -Но откуда оно во мне?
Старик покачал головой.
- Ищите сами. Олег. Здесь я не помощник.
- Ясно, - сказал я, вставая
Роман Петрович вскинул на меня глаза
- Найдите это обязательно! Докопайтесь до самого истока, оно стоит того.
Знаете, я очень хотел бы посмотреть и вашего товарища, чтоб сравнить...
- Это невозможно, - с сожалением сказал я, надевая ботинки.
Я торопился уйти. Старик мало что прояснил, но убедил, что происходящие во
мне процессы - не бред не болезнь и не игра воображения. Мне необходимо
было сейчас побыть с самим собой. Роман Петрович открыл дверь и не
закрывал ее, глядя, как я спускаюсь по лестнице.
- Олег! - крикнул он, и я остановился. - Не мучайте себя размышлениями.
Ответ на все вопросы сам найдет вас, только запаситесь терпением, - голос
его вдруг стал глухим и слабым. - Олег, я завидую вам. Прощайте.
ПРОРЫВ
И снова ночь принесла свидание с моей сокровенной тайной. В одиннадцать я
лег и довольно спокойно спал часа два или три.
Потом перед глазами замелькали цветные пятна, и меня будто подбросило. Я
заворочался, разбудив Лерку, открыл глаза.
Я
заворочался, разбудив Лерку, открыл глаза. Все было спокойно. Тикали часы,
капал кран на кухне.
Я снова лег - и провалился в воспоминания. Трудно было понять, сплю я или
нет, казалось, что в любой момент я могу оторваться от созерцания плывущих
перед глазами картин и вернуться в реальность.
Картины были великолепными. Яркие, детальные, отчетливые. Местами они,
правда, не совпадали, и логические стыки между ними частенько
отсутствовали. Но всякое воспоминание таково.
...Огромное каменное поле уходит к горизонту. Если долго смотреть на него,
стараясь не слышать никаких звуков, то начинает казаться, что в мире нет
ничего, кроме этой равнины - и тебя в ней. В такие минуты сердце
покалывает от мимолетного ощущения покинутости. Но за спиной город с
круглыми крышами. Достаточно повернуть голову - и ты среди людей.
Однако мне не нужен город. Я - маленький беззаботный мальчишка. Я смотрю
во все глаза туда, где небо смыкается с равниной. Там - глубокая синева
без облаков, и на ее фоне - неровная гряда далеких гор. Я смотрю туда,
приложив ладонь к глазам, и томлюсь неизвестным ожиданием.
И вот что-то меняется. В однородно-синем небе мелькает россыпь темных
точек. Я срываюсь с места и бегу им навстречу, радостно крича и размахивая
руками. Точки приближаются, увеличиваются, и я пытаюсь их пересчитать, но
ничего не выходит - они все время движутся, меняются местами. Но я и так
вижу, что все в порядке, все на месте, а если бы не хватало хоть одной - я
бы сразу заметил это без подсчетов.
Это уже не точки. Теперь понятно, что над раскаленной равниной
стремительно несутся легкие серебристые истребители с длинными
носами-спицами. Они со свистом проносятся над моей головой,
разворачиваются и снижаются у окраины города, где стоят несколько длинных
приземистых строений. Там сразу становится многолюдно, шумно и весело.
Один из истребителей - мой! Он отделяется от остальных и, сделав
торжественный круг над моей головой, опускается совсем рядом. Стеклянная
кабина раскрывается, подобно раковине, на покрытый трещинами грунт
спрыгивает высокий веселый человек в комбинезоне, перетянутом широким
поясом, хватает меня на руки...
Дальше - провал. В памяти обрывки неясных разговоров, мелькание коричневых
скал внизу, за стеклом кабины... Я вдруг осознаю, что сам веду
истребитель. Я сам держу штурвал и осторожно надавливаю на педали. Это
совсем просто, отец лишь чуть-чуть помогает мне... Отец? А ведь человек в
комбинезоне - и в самом деле мой отец. И как только я понимаю это - новая
волна воспоминаний обрушивается на меня, новые картины, новые лица,
голоса... Но я не могу сейчас сосредоточиться на этом. Потому что мои
глаза, и руки, и голова заняты управлением самолетом. Это несложно, однако
требует внимания.
И снова провал. Снова какой-то разговор, мне не удается уловить его суть,
хотя некоторые слова кажутся понятными. Скалы все так же сливаются в
серо-коричневую пелену под крыльями истребителя, перемежаясь иногда
бурлящими среди камней речками или клочками равнины, засаженной ровными
рядами деревьев. Временное помутнение, и вот - новая картина.
Мы над городом. Истребитель ведет отец. Он сосредоточен и очень серьезен,
он что-то рассказывает мне, но я по-прежнему не могу понять большую часть
слов.
Под нами - круглые крыши, неподвижные кроны деревьев. Повсюду почему-то
валяется цветное тряпье. На пыльных улицах блестящие лужи и большие
сальные пятна. Сначала кажется, что в городе ни души. Но вот мы опускаемся
ниже, и мне становится виден человек, ползущий между домами.