Ведь я понимал: если наваждение не берут пули, скорее
всего не возьмет его и эта мощнейшая граната. А вот нашему излюбленному привальному месту в центре Касьяновых топей можно будет сказать
«ауфвидерзеен».
– Ну а год? Какой, по-вашему, сейчас год? – спросил я, опуская свой «калаш».
– Тысяча девятьсот восемьдесят шестой! – язвительно провозгласила девушка, глядя на меня, как на конченого идиота.
И тут на меня снизошло озарение.
Клиническая картина наконец прояснилась.
– Скажите, Лидочка… А что вы сделали, когда поняли, что в лесу заблудились? Что потеряли костер своих товарищей? – спросил я как ни в чем не
бывало.
«Ничего себе светский разговорчик… после двух магазинов из «калашникова»!» – ухмыльнулся я про себя. Мысленно я уже пересказывал всю эту пиэсу
бармену Любомиру и прочим завсегдатаям «Лейки».
Лидочка тем временем отвечала:
– Тогда я начала искать выход из леса. Кричала. Звала. Пыталась дорогу назад отыскать. Слава богу, хоть туфли у меня на низком каблуке, –
девушка взглядом указала мне на свои балетки, – не то бы ноги себе переломала… А ведь вчера с утра думала по случаю дня рождения Алешеньки на
высоком каблуке надеть, мне мама из Югославии красивые такие шпильки привезла, ее туда от Союза журналистов посылали… Она мне, кстати, еще и джинсы
подарила «Монтана». Алка когда их увидела, чуть в обморок не упала. Только и пробормотала «Отпад!». У нее все время этот «отпад» – дело не в дело… В
общем, дура она, эта Алка. Неглубокая… Потом я устала, да и светать потихонечку начало. И мне спать захотелось. Я села вот на это бревно, в халат
закуталась – мы даже халаты снять забыли, дурачье, – положила руки и голову на этот столик и сразу заснула. А когда проснулась, было уже утро. Я еще
походила тут немного, по полянке… Поудивлялась… Я думала, в лесу уже весна, цветы, а тут никаких цветов, как будто осень… Деревья голые стоят… Но на
этой поляне еще ничего. Видно, тут люди часто бывают, ухаживают, мусор не валяется… Короче, пока я природой любовалась, вспомнила, что у меня же в
сумочке бутерброд со вчерашнего обеда остался! И яблоко! Повезло так повезло! Вот и решила их съесть. А тут – вы из кустов, как медведь, вышли…
– Испугались?
– Не успела. Потом у вас на груди этот противогаз… Разве плохой человек станет носить противогаз?
Аргумент был неотразимый. Я кивнул.
Сомнений больше не было никаких – я, Владимир Сергеевич Пушкарев, открыл еще один феномен Зоны: женщину-из-прошлого. Я назвал этот феномен
Мисс-86.
Фактов, которые я почерпнул из ее довольно бессвязного, но все же в чем-то трогательного и занимательного рассказа, вполне хватало, чтобы
реконструировать происшедшее. Девушка «заблудилась», то есть потеряла из виду костер, возле которого, как двенадцать месяцев из сказки, пили
портвейн ее и до портвейна пьяные товарищи, двадцать шестого апреля 1986 года в один час двадцать минут… Я знал, со школы знал, что это время, час
двадцать три – время Первой Катастрофы.
Как видно, девушка «всплыла» у нас из своих идиотских восьмидесятых в каком-то защитном коконе.
Как видно, девушка «всплыла» у нас из своих идиотских восьмидесятых в каком-то защитном коконе. Этот кокон имеет неизвестную природу и
предохраняет ее от местных физических воздействий. Иначе объяснить ее неуязвимость никак невозможно. Кстати, как и морозостойкость.
Было, однако, совершенно неясно, является ли этот кокон непроницаемым всецело. Или он непроницаем только лишь для опасных воздействий вроде
пуль и низкой температуры? А для неопасных – проницаем?
Вот взять, например, меня… Могу я, Комбат, пожать ей руку? А поцеловать ее – поцеловать могу?
Но главное, оставалось неясным, опасен ли для меня этот новообрященный феномен. И если опасен, то чем?
Пьет ли лаборантка Ротова человеческую кровь? Или, может, высасывает жизненную силу? А что, если она радиоактивна? Или вдруг она – что-то вроде
индикатора, указывающего на близость другой, невиданной подлости аномалии? И если так, то караул, пора делать ноги!
Переваривая все это, мой незатейливый сталкерский мозг разогрелся до критических температур.
С одной стороны, мне было безумно интересно. Хотелось кое о чем Лидочку расспросить. Подойти к ней поближе.
Но, с другой стороны, было совершенно ясно, что в холодном высшем смысле я напрасно теряю время. Которого у меня, кстати сказать, не так уж
много.
В общем, не говоря барышне ни слова, я развернулся на девяносто градусов и пошел своей дорогой.
Похоже, обычного привала на Поляне с кофейком из термоса и свежими баранками у меня в этот раз не будет…
– Постойте, вы куда?! – обескураженно воскликнула Лидочка.
Я не оборачивался. За спиной зашуршала промасленная, с каким-то архаичным чертежом на обороте бумага (в нее был завернут бутерброд). Девушка
сложила недоеденный бутерброд в сумочку, накинула ее на плечо и опрометью бросилась за мной.
Я ускорил шаг.
Однако она тоже не отставала, бодро перепрыгивая с кочки на кочку, где надо – хватаясь за деревца, а где надо – отважно опускаясь на
четвереньки.
Странное это было зрелище: одетый в стильную старинную камуфляжку сталкер Комбат с автоматом наперевес, а за ним на четвереньках – призрачно-
реальная девчонка из шизанутых восьмидесятых, в белом халатике, из-под которого торчит бедная клетчатая юбка.
Первое время Лидочка Ротова шла за мной молча. Но потом молчать ей надоело, и она защебетала:
– Вот так вот – ну надо же! Заблудилась… Со мной, знаете, часто такие истории случаются… Вот, например, в прошлом году, когда происходили
похороны Черненко, у нас в лаборатории был траурный митинг. Назначили его в актовом зале, он у нас такой небольшой, с узкой сценой. А мне было
поручено, как самой фигуристой, возложить цветы от имени трудового коллектива лаборатории. И вот решили, что, когда прозвучат слова про то, что
товарищ Черненко всегда в наших сердцах, а значит, он вечно живой, я должна буду вынести букет и положить его возле большого портрета генсека.
Короче, я караулила в технической каморке за сценой. Стояла у стены, уперевшись рукой в стену с каким-то щитком. Дожидалась, так сказать,
условленного знака. Слов «вечно живой» долго не было. А когда они вдруг прозвучали, я так рванулась вперед, что случайно зацепила плечом рубильник –
каморка-то была узкая.