Из за Сатыпова подельникам Снегиря частенько приходилось искать обходные пути, когда речь шла о сделках с иностранными партнерами.
— Турпал Латыпович не решает бюджетных проблем, — парировал премьер министр. — У него в работе нет финансовой составляющей.
— Это не значит, что обязанности Сатыпова легче ваших, — строго сказал Президент. — Во многом благодаря министру иностранных дел мы имеем хорошие отношения с деловыми кругами других стран. И я попрошу вас не принижать его роль.
— Да я и в мыслях не держал как то принизить Турпала Латыповича. Просто с объективной точки зрения его работа отличается от моей.
— На то вы и премьер. И я надеюсь, что мои пожелания вы учтете.
— Александр Григорьевич! Неделя на вопрос о банках — это слишком мало. Не успеем, я вас честно предупреждаю. Мне же перед вами потом отвечать, когда не справимся.
— Хорошо, — сдался Батька. — Сколько вам нужно времени?
— Недели три, лучше — месяц...
— Так, сегодня у нас двадцать восьмое... К девятнадцатому июля справитесь?
— Думаю, да.
Снегирь прикинул, что за эти дни он сможет договориться о переориентации финансовых потоков, и дружественные ему коммерсанты успеют оформить соглашения с банками по новой схеме.
— Теперь, Михаил Сергеевич, займемся продовольственным аспектом... Что опять случилось с птицефабриками? Почему возник дефицит яиц?
— Вывозят, — безразлично ответил премьер. — В России цены выше, потому бизнесмены и сделали упор на экспорт продукции.
— Перестаньте мне кивать на Россию! — опять разошелся Президент и потряс многостраничной ксерокопией. — Вот у меня реестр закупочных цен. Где вы тут видите, что экспортные цены выше? Не знаете? А я вам отвечу. Именно наши чиновники установили такие правила, что продукция по несколько дней задерживается на не приспособленных для хранения складах. Якобы для сертификации... И яйца начинают портиться. Из за двух трех бюрократов мы стали терять до двадцати процентов продукции... Значит, так, Михаил Сергеевич. У вас время до завтрашнего утра, чтобы решить данную проблему. Вредные распоряжения отменить, процедуру сертификации свести до минимума, виновных наказать. Я ясно выражаюсь?
— Понял, Александр Григорьевич. Разберусь...
Глава 7
Драник самурай
Небольшую толпу, собравшуюся возле импровизированной трибуны, Рокотов заметил издалека.
Он не торопясь дошел до того места, откуда были слышны возбужденные голоса выступавших, привалился плечом к бугристому, нагретому лучами солнца стволу каштана, вытащил сигареты и принялся слушать.
Разнообразием речи митингующих не отличались.
Поливали грязью Президента, обвиняли КГБ и его главу генерала Мицкевича в «геноциде» белорусского народа, взывали к прогрессивной международной общественности в целом и к Государственному Департаменту США в частности, косноязычно повествовали о судьбах диссидентов и визгливо требовали проведения какого то референдума.
Милиции поблизости не наблюдалось.
Влад дисциплинированно выбросил окурок в урну, сделал два десятка шагов и очутился за спинами собравшихся.
— ...Режиму мы говорим решительное «нет»! — стоящий на возвышении узкоплечий юноша с длинными сальными волосами и хипповскими «фенечками» на одежде нескладно взмахнул костлявой рукой. — Диктатура не пройдет! Не для этого мы свергали власть коммунистов и Москвы! Молодежь свободной Беларуси не будет жить под властью красно коричневых тиранов и их пособников из КГБ! Во главе с нашим лидером Анатолием Голубко мы выметем эту заразу из нашего общего дома!
Слушатели зааплодировали.
На место юноши взобрался немолодой очкарик в мятом костюме, поддерживаемый с двух сторон такими же слегка потасканными личностями.
— Дгузья!
Рокотов тихо хрюкнул.
Оратор выглядел плохой пародией на Ульянова Ленина. Дерганые движения, выброшенная вперед рука, захлебывающаяся речь, картавость. Не хватало только бородки, кепочки и красного банта в петлице обсыпанного перхотью пиджака.
— Мы собгались здесь в знаменательнейший для нас день! Говно год назад я и мои товагищи из «Хагтии девяносто восемь» заложили в самом центге Минска пегвый камень кгушения кговагого гежима! Вы помните этот день, — оратор выдержал небольшую паузу. — Нас тогда пытались газогнать сатгапы в погонах, но у них ничего не вышло. Нагод встал на защиту демокгатии! Да, это так, дгузья! Мы не позволили этим костоломам, последнему оплоту гежима Лукашенко, запгетить наш митинг. И мы победили! Сатгапы позогно бежали, — очкарик покачнулся и чуть не упал. — С тех пог минул целый год. Так чего же мы добились за эти тгиста шестьдесят пять дней? А я скажу вам, чего! Мы добились того, что вся евгопейская общественность в едином погыве пготестует пготив диктатога, тгон под ним качается, и только Госсия его еще принимает у себя. Но это уже агония! И вы увидите уже послезавтга, как мы сметем колонны подгучных тигана! Диктатуге — нет!!!
— Не ет!!! — в едином порыве выдохнула толпа.
— И это архиважно! — крикнул биолог, сохраняя серьезное выражение лица. Картавый на секунду сбился с мысли.
— Да, товагищ правильно сказал... Мы дадим ответ тигану! С пегвого июля начинаем акцию неповиновения. Все на демонсгации! Пусть нас бьют дубинками, пусть сажают в застенки, но мы не сдадимся! Истинные патриоты Белагуси с нами! И мы сильнее тигана вместве со всеми его пгихлебателями, потому что мы вместе! А тепегь я пегедаю слово нашему гостю из Укгаины. Попгиветствуем его! Огест Педюк!
«Дал Бог фамилию, — Владислав продвинулся чуть ближе к возвышению, на которое уже лез толстяк со следами трехдневного запоя на изрытой оспинами лоснящейся физиономии. Толстяка заметно качало. — Почти как Голубых...»
Историю про зубного техника по фамилии Голубых [37] ему рассказал незабвенный Димон Чернов. А Димону ее поведал корешок по кличке Глюк, сопровождавший братка с погонялом Комбижирик в районную стоматологическую поликлиннику.
Дело было так.
У Комбижирика разболелся зуб. И не просто зуб, который при наличии обычной для «правильного пацана» силы воли и стакана водки можно выколупнуть примитивными плоскогубцами, а корень под коронкой.
Пришли Комбижирик и Глюк на прием. В ту самую поликлинику, где признанным специалистом в зубной ортопедии считался доктор Евсей Филимонович Голубых. Но сие братанам было неведомо. Им как то не пришло в голову просматривать список врачей, вывешенный в вестибюле.
Да и не до того было. Комбижирик за щеку держится, верный «кунак» Глюк вокруг суетится. Денег сунули в кассу — и все дела.
В осмотровом кабинете две милые женщины усадили больного в кресло и повели меж собой непринужденную беседу на профессиональную тему.
— Да а, — сказала одна из них, глядя прямо на пациента. — Боюсь, просто так не справимся. Надо «опускать»...
Стоит заметить, что на стоматологическом жаргоне слово «опускать» имеет значение «снять коронку». А совсем не то, что подумали мгновенно напрягшиеся Глюк с Комбижириком.
— Как это «опускать»? — тихо поинтересовался забывший о больном зубе браток.
— Так со всеми поступают, — спокойно отреагировала врач.
— Может, не надо?... — в голосе пациента послышалась угроза.
— Это не больно. «Опустим» так, что вы ничего и не почувствуете, — успокоила громилу медсестра. — Без этого никак нельзя. Вы же не хотите осложнений...
Комбижирик сел прямо, а Глюк привстал, готовый прийти на помощь товарищу.
— Лежите, больной! — резко приказала врач, не привыкшая к тому, что пациенты игнорируют ее распоряжения.