Отец Василий сразу распознал в нем бывалого уголовника – насмотрелся за свою жизнь на таких. Но это был не простой урка – на его помятом жизнью лице явно читался отпечаток власти. Большой власти.
Священник завершил службу и подошел. Он не сомневался, что этот человек пришел не на службу – он пришел к нему, лично к нему.
– Что вам угодно? – официально поинтересовался отец Василий и даже кожей почувствовал на себе этот встречный недобрый, несмотря на улыбку, взгляд.
– Я – Гравер, – ровным голосом сообщил визитер. – Поговорить пришел.
– Пошли, Гравер, – кивнул священник и провел гостя в беседку: ни в храме, ни в бухгалтерии такая беседа состояться не могла – он это чувствовал.
Они сели напротив, ровно напротив.
– Правду говорила братва, – все тем же ровным голосом произнес визитер. – Видна в тебе ментовская порода. За версту видна. Бога не боишься?
Начало было интересным.
– В тебе тоже порода видна, – встречно отметил священник, опустив замечание по поводу его отношений с богом. – И что теперь?
– Я человек верующий, – поставил попа в известность Гравер. – Мне в храм божий прийти не западло. Это чтобы ты понимал.
– Я понимаю, – кивнул отец Василий. – Не был бы верующим, не пришел бы.
– Точно, – подтвердил визитер и сразу перешел к делу. – Я не понял, поп, ты что, братве войну объявил?
– Почему такой вывод? – сухо поинтересовался отец Василий.
– Да числится за тобой всякое… – не моргнув, пояснил гость. – Нашего брата с дурью мусора у твоей хаты взяли. К Роме ты с ментами зачастил. Жираф, люди говорят, на твоей совести тож…
– Жираф отморозок, – возразил священник.
– Согласен, – кивнул собеседник. – Жираф получил, что заработал.
– А милиция меня о своем визите к Роману не предупреждала, – продолжил отец Василий. – Впрочем, как и киллеры тоже. У тебя что-нибудь еще?
– Слишком много совпадений, – констатировал собеседник. – Не всем это нравится…
– Допускаю, – согласился священник.
Было бы странным, если бы, например, поимка Сережи нравилась всем. Ах да! Эти «все» ведь не знают, что Сережа стучит ментам!
– Будь осторожен, поп, – впервые за весь разговор улыбнулся Гравер, и было в этой улыбке что-то змеиное. – Людям нравится ясность. Поп должен быть попом, а мусор – мусором. Не садись не в свои сани…
«Кто-то мне это уже говорил, – напряженно пытался вспомнить отец Василий. – Но кто?!» И вдруг вспомнил! Как там сказал Скобцов? «Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом». Именно так, с расстановкой.
– Не ты один так считаешь, Гравер, – улыбнулся он. – Мне сегодня то же самое Аркадий Николаевич говорил. Почти слово в слово.
Гравер непроизвольно сжал челюсти: сопоставление его с главный ментом города ему не понравилось.
– Я в ментовке не бываю, и что там они говорят, сказать не могу, – поддел он священника. – Но запомни, поп: человек имеет право знать, к кому пришел на исповедь: к менту или священнику.
– Если говорить о братве, – членораздельно ответил отец Василий, – то я ее что-то на исповеди не вижу. Как-то вот не ходят… Братишку отпеть – пожалуйста; сына крестить – с превеликим удовольствием, а вот на исповеди нет, не видел.
– Так потому и не ходят, что ментовским духом отсюда тянет, – веско возразил собеседник. – Не тем законом, что от бога, а тем, что от людей. Какая может быть в таком месте вера?
Это была чистой воды профанация. Священник прекрасно понимал, что даже если эта претензия высказана всерьез, дело вовсе не в вере; была бы хоть капелька веры, попадали бы на колени и молились денно и нощно, вымаливая себе прощение. И даже не в том, что братве западло касаться того, что у них ассоциируется с активно противостоящей им «группировкой ментов». Если вообще отец Василий с этой «группировкой» как-то у них ассоциируется… Просто слабые они, эти братки, там, далеко внутри, оттого и гордыня.
– Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе скажу, – уже жестче продолжил собеседник, неотрывно наблюдая за каждым движением лица или глаз священника. – Этот беспорядок надо остановить. Пусть мент остается ментом, братишка – братишкой, а православный священник – попом. Не нарушай равновесие. А то и до беспредела недалеко. А если начнется беспредел, и тебе далеко не убежать… Ты понял?
– Понял, – кивнул отец Василий. – Только и ты запомни, Гравер, я местный; здесь вырос и здесь живу. Мне отсюда бежать некуда. Разве что… туда… – глянул он в темное ночное небо. – Так я к этому готов…
* * *
А на следующий день рубоповцы вкупе с областными органами правопорядка начали трясти Романа. Нет, Пасюка там не было, и всем руководил его заместитель, но факт оставался фактом: напряженные отношения с РУБОПом все-таки вышли Роману боком.
Первым эту новость принес диакон Алексий, а уже к обеду он доставил и последние, самые свежие подробности.
– Вы представляете, батюшка! – взахлеб рассказывал он. – Оптовки позакрывали! Магазины все романовские на переучете как бы! А что в конторе у них творится! Это вообще страх!
– А что там творится? – из вежливости поинтересовался отец Василий.
– Они, короче, всех там на колени поставили в коридоре и давай по одному дергать: у кого там ключи от сейфов да у кого пароль от компьютеров…
– Ну, это понятно, – кивнул священник.
– А главное, капитан этот, что всем руководил, сказал: мы, типа того, Рому надолго упрячем! Чтобы не борзел!
– Чтобы не борзел? – подивился отец Василий странной формулировке предъявленного обвинения. – Это у нас какая статья Уголовного кодекса? Ты не помнишь?
– Да при чем здесь статья! – замахал руками диакон. – Просто наш президент наконец-то войну коррупции объявил, ну, и вообще мафии всякой! Неужели не понятно!
Он был так искренен в своем благородном гражданском негодовании, что отец Василий сжалился и не стал его опровергать.
– Приятно осознавать, что и вам, молодым, не чуждо великое чувство гражданского долга, – ободрительно похлопал он Алексия по спине.
Диакон расцвел, как девушка на долгожданном первом свидании. А отец Василий пригорюнился. Он знал, к чему приводят столь резкие «телодвижения» властей: снова начнется передел сфер влияния, снова начнут исподволь подставлять друг друга конкурирующие экономические группировки, и город, весь от мала до велика, снова потонет в чужих страстях, искренне считая, что, если Васю сожрут, а Ваню продвинут повыше, справедливости станет больше. Все это было, было, было… В общем, суета сует.
* * *
Завершилась вечерняя служба, наступила темная летняя ночь, самая что ни на есть обычная… И сначала в дом к отцу Василию пришла со своими житейскими проблемами соседка, затем Олюшку навестила только что вышедшая из больницы официантка Вера, затем позвонил в дверь посланец из далекой Смирновки… И совершенно не привычный к жизни провинциального священника отец Кирилл, явно устав оборачиваться к двери, наконец, не выдержал:
– Как вы все это терпите, ваше благословение? Ведь отдыха от трудов никакого!
– Это еще ничего! – засмеялась Ольга. – Главное, что он дома да никого бог не прибрал! А то бывает, как уедет в какую-нибудь Малую Наливайку или Большие Бодуны, и жди его, думай, не случилось ли чего, да жив ли, да здоров ли…
– Бывает, – хохотнул священник. – И такое случается.
В дверь тихонько постучали. Это был кто-то из своих, знающий, что в это время маленький Мишанька спит.
– Я открою, – поднялась из-за стола Ольга и направилась в прихожую, а через несколько секунд снова появилась на кухне, и не одна. Рядом с ней стояла… Катерина.
– Катя?! – удивился отец Василий. – Что случилось, Катя?
Он сразу же понял, что вопрос этот совершенно идиотский, и Катя наверняка знает, что Санька сидит в изоляторе. А пока это так, основания для беспокойства есть. Просто она пришла так поздно…
– Можно мне у вас остаться? – виновато улыбнувшись, спросила Катерина.
– А что там дома? Да ты проходи, садись…
– Плохо дома, – вздохнула Катерина. – Папа вообще домой не приходит, охрана тоже как-то непонятно себя ведет… Честно говоря, я просто бояться стала.
– Мать знает, что ты у нас? – поинтересовалась Ольга.
– Я сказала, – кивнула Катерина. – Только она просила, чтобы я позвонила, когда доберусь.
– Обязательно позвони, – кивнул отец Василий. Все правильно, путь от «Шанхая» до Татарской слободы неблизкий, а дом священника и вовсе на самой окраине города стоит.
Катерина вышла в прихожую, к телефону, и отец Кирилл недоуменно посмотрел на священника.
– Вы что, со всеми так? – прошептал он.
– Нет, – успокаивающе покачал головой отец Василий. – Только с самыми близкими…
– И сколько у вас таких… э-э-э… близких?
Отец Василий задумался:
– Ну-у… человек пятьдесят-семьдесят, я думаю… Просто у всех остальных сейчас все более-менее наладилось, а Катеньке все как-то не везет…
Отец Кирилл восторженно покачал головой.