В этом месте Якубова-старшего особенно сильно перекорежило.
Затем Юрий Петрович детально поделился и своими соображениями насчет отца Василия, и по его словам выходило, что если бы священник не ударил прилюдно подполковника внутренней службы Виталия Сергеевича Лядова, то вообще мог бы ходить по улицам спокойно. Кроме этого прискорбного происшествия, которое еще не поздно отрегулировать, никто ничего ни в РОВД, ни в облУВД к священнику, в общем-то, не имеет.
– Подождите! – оборвал его отец Василий. – А засада в моем доме?! А допрос моей жены?! Это, по-вашему, означает «никто ничего не имеет»?!
– Я не веду ваших дел, – пожал плечами начальник ОБНОНа. – Но думаю, это имело отношение скорее к вашим друзьям из РУБОПа, чем к вам лично. И вообще, я вас уверяю: майор Пасюк и лейтенант Мальцев навредили вашим отношениям с правоохранительными органами гораздо больше, чем даже вы сами.
Отец Василий кинул хмурый взгляд в сторону Пасюка и признал, что, если опираться исключительно на факты, это, скорее всего, вполне соответствует действительности.
– А как это вышло, что Гравер считает организатором покушения на меня именно вас? – дружелюбно и как бы между делом поинтересовался Санька.
И тут Мещерякова пробило.
Отец Василий видел каждое движение его лица и понял: Санька попал в яблочко! В самое сердце!
– Кто вам сказал такую чушь? – пролепетал Мещеряков, но и брови, и веки его буквально ходили ходуном, а глаза бегали, как у пойманного на месте преступления мелкого воришки.
– Сам Гравер.
– Это неправда, – сразу успокоился Мещеряков. – Гравер погиб сегодня утром.
– Он умер у меня на руках, Юрий Петрович, – печально произнес отец Василий. – В присутствии всех нас. И он кое-что успел рассказать…
Мещеряков дернул кадыком.
– Гравер мертв, – как заклинило его. – Он не может свидетельствовать.
– Но мы-то живы… – напомнил священник. – И мы слышали.
– А главное, – спокойно, как что-то давно решенное, проронил Андрей Макарович, – я дал себе слово, что убью тебя, если ты будешь молчать. И будь уверен: я это сделаю.
Он сказал это так уверенно, что даже отец Василий дернулся, чтобы как-то помешать… воспрепятствовать назревающему самосуду.
– Я не хотел! – хрипло сказал Мещеряков. – Это вообще не я! Я только передал Граверу чужое мнение…
– Чье мнение, Юрий Петрович? – спокойно спросил Макарыч.
– Лядов мне сказал, Виталий Сергеевич… – покрылся крупными бисеринами пота начальник ОБНОНа. – Я не мог отказаться.
Мужики переглянулись: дело закручивалось все интереснее.
– Когда он заказал Саньку? – спросил отец Василий. – В первый раз или во второй?
Санька и Макарыч удивленно уставились на священника, они и понятия не имели о том вечере, когда отец Василий вместе с отцом Кириллом отбивались от шанхайской шпаны.
– Только один раз, когда Сережу перехватили, – сглотнул Мещеряков. – Но это не я! Клянусь! Это не из-за пакета и не из-за Сережи!
– Верю, – кивнул священник. – А из-за чего?
– Я не знаю, – покачал головой взмокший от страха и невероятного напряжения начальник ОБНОНа. – У Виталия Сергеевича какие-то свои дела… Я только Граверу передал.
Андрей Макарович задумчиво посмотрел на Саньку.
– Я что-то не понял, – тряхнул он головой. – Ты чего там такого натворил, что тебя аж в области заметили?
Санька изумленно пожал плечами:
– Бля буду, Макарыч, не знаю!
Роман Григорьевич ушел глубоко в себя, Сережа вжался в стул и боялся даже стронуться с места. А отец Василий, пока разбирались между собой Санька и Андрей Макарович, сидел в засаленном кресле и ужасался: получалось так, что он влип во всю эту историю вообще неизвестно из-за чего! Из-за каких-то внутренних ментовских разборок! Пожалуй, никогда они еще не стояли так близко к полному развалу отношений.
– Так, хватит! – оборвал он спор Макарыча и его бывшего подчиненного. – Между собой потом все выясним. Надо с Юрием Петровичем заканчивать.
Андрей Макарович некоторое время сидел, словно потерянный, а потом тряхнул головой и как протрезвел.
– Стоп! – рявкнул он, похоже, на самого себя. – Что-то не с того конца все пошло! Ну-ка, ну-ка, Петрович, давай-ка с самого начала!
Он начал допрашивать Мещерякова с таким пристрастием, что отец Василий все время дергался в кресле и обливался холодным потом, ожидая, что вот-вот еще немного, и наступит развязка – страшная и, похоже, кровавая.
– Ну-ка пошли! – внезапно ярился тяжелый, словно отлитый из чугуна Макарыч и хватал Петровича за шкирку. – А если я тебе яйца в дверях зажму, что ты запоешь?!
И Юрий Петрович бледнел и начинал запинаться, торопливо пытаясь объяснить этому явно сумасшедшему человеку, что совсем не то хотел сказать…
– А что?! – страшно ревел рубоповец, и священник подскакивал в своем кресле. Ему и самому приходилось ломать людей, правда, давненько, но то была игра, как в гляделки – кто первым отведет взгляд, а это не походило ни на что!
Но каждый раз старый, опытный рубоповец останавливался на самом краю… И после двадцатой или тридцатой такой «остановки» Мещеряков сломался. И с этого момента он действительно стал рассказывать все.
На поверку выходило, что начальник ОБНОНа не такой уж невинный агнец. По крайней мере, этот ход: Сережа стреляет в Саньку, а Гравер втихую убирает Сережу – придумал именно он. Лично. А что? Все абсолютно правдоподобно: в первом случае мщение, во втором нормальная расправа со стукачом – в ментовке бы никто этому не удивился.
Поведал Мещеряков и то, что заказанную из области имитацию покушения на Романа тоже обеспечивал личным составом именно он: потому охрана и не поймала никого, что с профессионалами дело имела. И опять-таки никто из напрямую причастных к этому исполнителей не удивился: мало ли какие счеты могли быть между Романом и начальником ОБНОНа?! Все абсолютно нормально…
Но вот зачем это все понадобилось Виталию Сергеевичу Лядову, начальник ОБНОНа не знал. Макарыч испробовал все: угрозы, битье, разве что к розетке не решился испытуемого подключить – все оказалось бесполезно. Мещеряков действительно этого не знал.
– Ну что, мужики, хватит с вас? – насмешливо спросил Андрей Макарович, когда убедился, что более ничего нового не услышит.
И впервые за много часов никто не возмутился командирскому тону рубоповца: с них и впрямь было достаточно. По крайней мере, отец Василий чувствовал себя так, словно это ему несколько часов подряд угрожали засунуть провод в задницу, а заодно переломать пальцы дверью туалета.
Они оставили смертельно бледного Мещерякова вместе с таким же бледным и притихшим хозяином квартиры, разбили телефон и быстро покинули это жуткое место. И священник еще раз отчетливо осознал, что самыми неприятными для нас местами являются те, где мы делаем что-то против своих правил, что-то неверное, ненужное и недоброе…
* * *
– Ну, что будем делать, мужики? – спросил Макарыч, когда они отошли достаточно далеко, аж к самой Студенке.
Мужики молчали.
– Я, кажется, знаю, – подал голос отец Василий.
– Что? – повернулись к нему остальные.
– Нам нужен подполковник Лядов, так?
– Ну… положим, – заинтересованно посмотрел в его сторону Санька. – Только как его возьмешь? Теперь нас к нему на пушечный выстрел не подпустят – это уж будь спок!
– В этом вся суть, – кивнул священник. – Поэтому не мы должны Василия Петровича найти, а он нас. И желательно, чтобы пришел без сопровождения…
– Как?! – Для начала нужно выяснить, стоит ли в моем доме засада.
* * *
Мужики снова перешли Студенку вброд по дамбе и след в след побрели к дому отца Василия. Подобрались к сараю и заглянули – никого; проверили летнюю кухню – пусто.
– Плохо дело, – пробормотал священник и вдруг увидел Стрелку.
Вредная кобыла стояла прямо напротив крыльца и враждебно щерила огромные желтые зубы.
– Они в доме! – уверенно заявил священник. – Значит, как договорились: Роман с Сережей на стреме, ты, Санька, страхуешь снаружи, а мы с Макарычем пойдем через подвальное окно.
Мужики кивнули и расползлись в разные стороны.
– Давай, Макарыч, вперед, – усмехнулся священник. – Хоть и недоброе дело делаем, а оставлять все как есть и того хуже!
Рубоповец обтер лицо руками и глубоко вздохнул:
– Пошли.
Они пробрались к окошку полуподвала, и священник, аккуратно поддев стекло взятым у рубоповца ножом, тихо выставил его и открыл окошко изнутри. Затем развернулся и, сунув ноги в окно, стал аккуратно спускаться, пока не повис на руках. Отсюда до пола было совсем немного – около метра. Спрыгнул и прислушался: тишина.
– Давай, Макарыч, – позвал он. – Двигай за мной.
Андрей Макарович засопел и полез в окно.
Лестница отсюда вела в коридор, а точнее, в небольшой закуток между ванной комнатой и прихожей. «Лишь бы они дверь снаружи на засов не задвинули!» – подумал отец Василий и облился холодным потом: такое вполне могло случиться чисто автоматически, просто из любви к порядку.