Саша прислонился к стенке и внимательно посмотрел на подругу, потом сбросил испачканные грязью ботинки:
- Оленька, конечно, ни при чем. Это я так, к слову.
Оля не собиралась сдаваться, бабушка хорошенько попилила ее перед уходом, прямо как заправская скрипачка:
- Мы тебя, идиотки, два часа ждали! Последняя примерка, теперь не изменишь ничего. Она сразу шить будет.
Саша уже стянул и джемпер:
- Ну и замечательно. Я вам целиком доверяю. В платьях ни-че-го не понимаю, правда, Оль.
- Меня бабуля замучила просто! "Вот, он необязательный, он такой, он сякой"...
Саша улыбнулся, как Чеширский кот - от уха до уха:
- А ты отвечай: "Любовь зла, полюбишь и братка".
Пристально глядя на нее, Саша методично расстегивал пуговицы, снимал рубашку, майку, взялся за брючный ремень. Оля, слегка обалдев, продолжала говорить по инерции, непроизвольно меняя тон:
- Я хотела вместе, чтоб ты одобрил, а ты как всегда...
Не отрывая смеющегося взгляда от невесты, Саша начал расстегивать брюки.
- Хотела вместе, говоришь? Хорошая идея. Главное - своевременно! - брюки отправились вслед за рубашкой.
- Ну да... А ты что, в стриптизеры записался? - Ольга не могла долго сердиться на него, но и отступление тоже было не в ее правилах. Хотя какие уж тут правила!
- Не-а. Соскучился, - честно ответил Саша.
Уже смеясь, Оля развязала пояс халатика:
- Видела бы бабуля... - с притворной горечью вздохнула она.
Над ними фата венчала скрипку, как праздничный букет, подаренный замечательной исполнительнице поклонником ее таланта...
***
Умиротворяющая тишина, которая, казалось, невидимым куполом накрыла Олю и Сашу, время от времени нарушалась шумом проезжающих за окнами машин. Оля, приподнявшись на локте, осторожно указательным пальцем дотронулась до пулевого шрама на Сашином боку:
- Саша, брось все это, а?
- Что именно?
- Ну, ты же умный, одаренный, а разбойник, - вкрадчиво сказала она и прижалась лицом к его ладони.
- Разбойник... - усмехнулся он и погладил ее, как маленькую, по голове. - Думаешь, я об этом не думал? Думал... Так странно... Понимаешь, был момент, казалось, все: убьют или сяду. Даже клятву дал пацанам. А потом раз - и все утряслось! Да ты же помнишь, тогда, на даче.
Оля шумно вздохнула:
- Но сейчас-то два года прошло.
- А мне нравится, Оль. Это такая жизнь... реальная, что ли. Как в мезозойскую эру, - помолчав, Саша встряхнул ее за плечи. - И море, море, огромное море денег! Знаешь, как мы года через два заживем? Даже не через два года, через год!
Оля вздохнула: ну что он, прямо ребенок, честное слово, будто все в игрушки играет в песочнице:
- Ой, Саш, да при чем здесь деньги? Страшно это все... Знаешь, мне родители сегодня приснились. Будто они живы, мы все в Анапе и купаться пошли. И я заплыла так далеко, за буйки, что их не вижу. Фигурки какие-то, как мураши на берегу. Плыву, и только слышно, мама меня зовет: "Олюшка! Плыви назад! Олюшка, я боюсь!"...
Саша наклонился к Оле и нежно поцеловал глаза, щеки, теплые губы:
- Ну что ты, зайка? Я же с тобой, я люблю тебя, что ты?
Оля погладила рукой Сашино плечо, на котором был выколот небольшой, величиной с пол-ладони кельтский крест.
Мизинцем она провела по очертанию странного креста:
- Саш, а ты во все это веришь? И почему этот крест не такой, как у всех?
- Но я ведь тоже не такой, как все, - почти всерьез ответил ей Саша. - А крест такой потому, что кельты, в отличие от многих других, не предали своих предков, а просто соединили в своей религии, в образе как раз этого креста, языческое солнце и веру в Христа. А верю ли я во все это? Знаешь, Оль, мне иногда кажется, что не в свое время родился. А может, я когда-то уже и рождался. Вовремя. И был настоящим кельтом.
- Но они же жестокие были, Саш.
- Они были просто воинами. Строгими, но справедливыми. Кстати, забавно - кельтская знать, что женщины, что мужчины, носили холщовые рубахи и что-то вроде шерстяных плащей. Штаны, как это ни смешно, носили исключительно простолюдины.
Оля засмеялась:
- Так что, Белов, ты в прошлой жизни без штанов ходил, что ли?
- Ест-ст-но.
- То есть, ты там, конечно, самый главный был?
- Насчет самых главных - не поручусь, но что не среди последних - это точно. Голову на отсечение дам. - Саша подмигнул ей обоими глазами сразу. - У кельтов ведь оно как было? Да как, как? Собственно, как у нас. Одни пашут в поте лица, другие их в страхе держат, а третьи всем этим управляют. Всегда существует только три класса: народ, воины и...
- Политики?
- У кельтов они назывались друиды.
- Вроде священников?
- Отчасти. Но они не только были посредниками между верхним и нижним миром, но и сами обладали почти божественной мистической силой. Они умели повелевать не только людьми, но и стихиями - ветрами, водами, огнем. Зато и отвечали за все. И всех.
- Так ты хочешь сказать, что ты был именно друидом? - не без язвы в голосе поинтересовалась Оля.
- Я не волшебник, я пока только учусь, - рассмеялся Саша, но тут же снова стал серьезным:
- Сейчас я пока воин. Быдлом я не стану. Я обязательно поднимусь. Мой путь - только вперед и вверх.
- А я? Куда же я?
- Как куда? За мной. Со мной. Я же тебя люблю больше всех на свете.
IV
Юра, Юрий Алексеевич Кошко, недавний выпускник престижного МГИМО, спец по международному праву, последнее время все более охотно оказывал услуги Белову и его команде. Уж больно хорошо платили. Причем налом, иногда даже валютой.
Кто бы мог подумать! А что ему было делать, если он, Юра Кошко, закончивший с красным дипломом самый престижный в стране институт, оказался никому не нужен?
О поступлении в Институт международных отношений он мечтал с восьмого класса. И хотя все вокруг убеждали его, что без блата поступить туда невозможно, он упрямо гнул свою линию. Школу Юра окончил с золотой медалью, но она его не спасла. Его элементарно зарезали на первом же экзамене. Причем так беззлобно и даже сочувственно: типа, куда ты, парень, в калашный ряд со своим-то свиным рылом?
Юра понял, что единственный его шанс - отслужить в армии, вступить там в партию, а уж после, через рабфак, пытаться вновь одолеть эту вершину, которая казалась сияющей. Так оно и случилось.
Поступив, он был уверен, что уж теперь-то весь мир будет у его ног. Но к третьему курсу понял, что его ждет в лучшем случае место юрисконсульта в какой-нибудь внешнеторговой организации, впаривающей сеялки-веялки населению занзибарских пустынь.
Вышло же - и того хуже.