Через полчаса вереница черных «Мерседесов» направилась к Ваганьковскому кладбищу.
* * *
Евгений и Ариадна Васильевна шли по дорожке кладбища в тесном кольце охраны, которой руководил непосредственно начальник службы безопасности банка Смеян. Процессия чинно прошествовала мимо роскошных могил братьев Квантришвили и углубилась под сень вековых деревьев. Белый снег, пышный и пушистый, уютно утопил черные и серые надгробия в своих отеческих объятиях. От этого кладбище казалось сказочным, здесь не было ничего трагического. Задумчивый покой мягко примирял суетность и скоротечность жизни с вечным движением миров. Сам факт погребения приобретал мистический характер. Даже самые неисправимые атеисты незаметно для себя переходили на шепот. Длинная черная вереница людей двигалась медленно, скорбно и значительно.
Короткий митинг устроили, не доходя до вырытой могилы, на небольшом перекрестке кладбищенских дорожек. Евгений не прислушивался к тому, что говорили. Впрочем, остальные тоже думали о своем, а ораторы обращались прямо в многочисленные объективы кино — и телекамер. Неожиданно за спиной Евгения возникла какая-то возня и раздался напористый шепот:
— Да пропустите меня к Петелину! Мы с ним друзья.
— Не ко времени! — отрезал охранник. Евгений оглянулся. За могучими плечами телохранителей суетился маленький человечек в ушанке с опущенными ушами и огромными очками, закрывавшими большую часть лица. Но по вздернутому носу и беспокойным губам Евгений сразу узнал старого приятеля журналиста-международника Тимура Стенькина. Узнал и очень обрадовался. Но вступать в пререкания с охраной не отважился. Лишь кивнул головой, давая понять, что рад видеть. Тимур перестал напирать и успокоился.
Ариадна Васильевна, заметив оживление Евгения, строго прошептала:
— Прекрати дергаться. Здесь очень опасно.
Ее замечание показалось нелепым. Чего можно было бояться при таком скоплении народа, охраны и телекамер? Но Ариадна Васильевна для подтверждения своих слов схватила руку Евгения и оперлась на нее. Так, прижавшись друг к другу, они и простояли весь митинг. Гроб, возвышавшийся на каталке, покрытой парчой, напоминал трехпалубный корабль, готовый отплыть в далекое плавание к неизведанным берегам. Лицо Артема заслоняли цветы. Присутствовавшим был виден лишь череп, обтянутый матово-желтоватой загримированной кожей.
Евгений вдруг поймал себя на мысли, что завидует Артему — «Лежит себе в полном порядке. Солидно, достойно. За недлинную жизнь успел ощутить все: богатство, почет, роскошь — и наверняка имел связи с потрясающими женщинами… Сейчас его опустят в могилу, украшенную трехцветным полотнищем. И останется он здесь, под пушистыми ветвями деревьев, в тишине и величии. А живые поспешно разойдутся — каждый навстречу своей судьбе, которая лично мне никаких радостных сюрпризов не готовит»… — Он постарался отогнать эти гадкие мысли и сосредоточиться на последнем самом печальном аккорде происходящего.
Толпа пришла в движение и медленно начала приближаться к вырытой могиле. Охранники с переговорными устройствами на лацканах остановили ее метрах в пятнадцати от края. Сняли гроб с каталки и понесли на руках. Двое могильщиков резкими голосами направляли их действия. Все с волнением наблюдали, как завинчивались бронзовые винты на крышке гроба, навсегда скрывшей от дневного света лицо Артема. Потом гроб колыхнулся на шлеях и медленно пополз вниз.
Ариадна Васильевна уткнулась в плечо Евгения, не желая видеть эту страшную для любой матери картину. Могильщики сделали свое дело, оперлись на лопаты и застыли возле кучи свежевырытой земли в ожидании приказа. Возникла неловкая пауза. Никто не решался махнуть, чтобы закапывали.
Все взоры устремились на Ариадну Васильевну. Она их почувствовала спиной. Отшатнувшись от Евгения и обращаясь в пространство, она властно произнесла:
— Не торопитесь. Я должна бросить горсть земли.
Телохранители пропустили ее вперед. С прямой спиной, надменно поднятой головой, она направилась к могиле. Евгений невольно последовал за ней. Из-за многочисленных следов могильщиков снег на дорожке растаял и превратился в бурую жижу. Не дойдя пяти метров до могилы, Ариадна Васильевна вдруг поскользнулась и, теряя равновесие, взмахнула руками. В мгновение ока двое охранников, стоявших у могилы, бросились к ней на помощь. Евгений, находившийся от нее в нескольких шагах, уже пригнулся, чтобы подхватить падающую женщину, и тут раздался взрыв…
Вернее, просто грохот из недр земли. Ударной волной Евгения отбросило в сторону, и он упал в глубокий мягкий снег, который, принимая его тело, как-то протяжно ухнул. Со всех сторон послышались крики.
Гроб, вылетевший пробкой из могилы, вместе с комьями земли и булыжниками развалился в воздухе на куски и обрушился на головы стоявших поодаль людей. Тела двух охранников, оказавшихся на пути взрыва, разорвало на части, и они кровавыми клочьями повисли на ветках. Сама Ариадна Васильевна лежала пластом на грязной дорожке, уткнувшись бескровным лицом в бурую жижу…
Через секунду все до единого попадали в снег, ожидая повторных взрывов. Но на кладбище воцарилась зловещая тишина.
* * *
Он лежал с закрытыми глазами и силился вспомнить, что с ним произошло. Где-то в области затылка тупо болела голова. Хотелось перевернуться на бок, но тело отказывалось повиноваться. Безотчетный страх не позволял разлепить веки. Мысли текли мутным потоком. В ушах слышался гул. Монотонность звучания таила в себе главную опасность. Так обычно мнительные авиапассажиры прислушиваются к мерному рокоту турбин, опасаясь, как бы они не захлебнулись и самолет не полетел камнем вниз. Казалось, еще чуть-чуть, и прогремит взрыв, от которого голова разлетится на части. Но гул продолжался…
Евгений ясно понимал, что, прежде чем открыть глаза, он должен вспомнить что-то очень важное. Но что? Течения, а тем более бега времени он не ощущал. Все зависело от какой-то мелочи, на которой никак не могло сфокусироваться сознание. Наконец столь желанная мысль обозначилась с решиительной очевидностью. «Я — умер?!» — пронзительно пронеслось в мозгу. Свело судорогой тело и заставило широко распахнуть глаза.
Вдалеке тускло светился матовый плафон лампы. Белесые стены обступали Евгения. Потолок нависал какой-то тускло поблескивавшей аппаратурой.
«Что они со мной сделали?» — возник следующий вопрос. Ответа на него не нашлось, ибо было неясно, кто «они». Но раз он находился в больничной палате, значит, что-то произошло. Евгений испугался за свое тело. Оно представлялось ему туго перебинтованным обрубком. Стараясь не впасть в панику, огромным усилием воли попытался шевельнуть ногой. К счастью, это получилось. После этого медленно поднял руки над собой и с удивлением посмотрел на растопыренные пальцы, как будто они были чужими.
«Да, что же это со мной?» — вырвалось из легких с жалобным стоном и прошелестело по белесым стенам палаты.
И вдруг краем левого глаза Евгений заметил, как из темного угла отделилась легкая, почти воздушная тень и двинулась к нему.
«Неужто будут продолжать?» — подумал он с ужасом, не представляя, чего на самом деле следовало бояться.
Тень склонилась над ним бледным женским лицом с огромными тревожными глазами. Такие глаза Евгений когда-то видел у врубелевской богоматери. Тонкие губы подрагивали от напряжения, и вместе с ними дергался узкий волевой подбородок.