Гуня нерешительно потоптался в прихожей и положил бананы и куклу прямо на старые тапки матери.
— Киска, — сказал он вдруг обрадованно.
В прихожую вышла серая кошка, которую Гуня подобрал еще котенком, и отнес к сестре. Гуня пожалел, что не купил кошачьей еды.
— А пожрать есть? — спросил Гуня, решительно наконец роняя вниз свою черную куртку и устремляясь на кухню.
Отчим поставил на стол две тарелки и водрузил посередине кастрюлю с гречневой кашей, завернутую, для сохранения тепла, в целый ворох «Московских комсомольцев». Отчим размышлял, стоит ли говорить Гуне о звонке Валерия, который искал своего друга «для одного очень выгодного дела», и о ненавязчивом визите милиции, которой Гуня был нужен «да нет, свидетелем». Отчим не знал, чем занимается сейчас Гуня, но он всегда считал, что Валерий оказывает на своего приятеля дурное влияние. Как и многим бывшим гражданам Советского Союза, отчиму казалось, что всякое «очень выгодное дело» должно быть непременно также и очень противозаконным делом, вне зависимости от того, что это за дело, — грабить банк или его основывать. Впрочем, с этим мнением насчет «очень выгодных дел», вероятно, согласился бы и Платон, и Фома Аквинский. И поэтому отчим не спешил говорить Гуне о звонке Валерия. Что же касается милиции, то у отчима Гуни сохранились самые неприятные воспоминания о властях, в основном связаннные с эпидемией анонимок в НИИ, а также с утерянным им в метро и принадлежавшем приятелю сборником «Из-под глыб». Отчим Гуни инстинктивно брезговал милиционерами, пьяницами, и тараканами, и ему было неприятно думать, что его пасынку придется звонить и идти к людям в форме. Он принадлежал к тем шестидесяти четырем процентам российского населения, которые думают, что власть России действует в интересах криминальных стуктур, хотя сами не имеют никакого отношения ни к власти, ни к криминальным структурам.
Гуня между тем наложил себе полную тарелку каши и уплетал ее за обе щеки.
— Послушай, — сказал отчим, — тут к тебе приходила милиция.
— Милиция? — удивился Гуня. — Зачем?
— Тебе видней.
— Чего видней?! — жалобно вскричал Гуня. — Чего я сделал? Чего я когда кому плохого сделал, а? Ходят, пристают, как мухоловка! Вон, в Липецке завод американцам продали за десять тыщ, а они ко мне пристают! В троллейбусе тоже грязь… — мрачно прибавил Гуня.
— А в булочной опять черного не было, — согласился отчим.
В прихожей раздался звонок.
— А вот и мать твоя пришла, — сказал отчим.
Он открыл дверь: на пороге стоял Валерий в светлом бежевом плаще с широкими отворотами на рукавах. Руки Валерий держал в кармане плаща.
— Добрый день, — сказал Валерий отчиму.
Гуня, побледнев, глядел в коридор.
Валерий, не раздеваясь, стоял у двери.
— Поехали, — сказал Валерий.
— Куда?
— Далеко.
— Никуда я не поеду! — закричал вдруг Гуня.
— Дурак, — спокойно сказал Валерий. — Малый Толмачевский, 22, 17, И. И. Демочкин, — это тебе что-нибудь говорит? — И, повернувшись к отчиму, добавил:
— Вы не представляете, какой он дурак. Он снял по фальшивому паспорту квартиру на Толмачевском, а потом продал ее какому-то грузинскому качку.
И продолжал:
— Милиция тебя опознала, а джорджи ищет с тобой встречи. Поехали.
— Куда?
— Во Внуково-Быково. Пока джорджи в Москве, тебя в Москве нет, понятно?
Гуня глядел на своего приятеля, как кролик на удава. Возможно ли, чтобы Сазан не знал о бомбе? А собственно, откуда ему знать? Он что, самый умный, что ли? Гуня не засветился ни перед кем, кроме какой-то слепой старушки с болонкой. А откуда этим дуракам найти старушку, у которой мозги поросли щетиной, — она вообще приняла его за почтальона. Если разобраться, так это Сазан ему еще должен.
Только подумать, выкинуть школьного приятеля из машины и с работы! Наверняка Сазан чувствует свою вину за то, что Гуне пришлось связаться с этим ашотом… — Поехали, — сказал Сазан.
Гуня встал и, вздрагивая, начал одеваться. Отчим сунул ему в руки черную куртку. Они сошли в холодную, вечереющую подворотню.
Валерий молча посадил Гуню в машину и сел за руль. Колеса взвизгнули, разбрасывая последний рыхлый снег, и через пять минут машина выехала на Кропоткинскую набережную.
В 17:40 на рабочем столе Сергея раздался звонок.
— Тихомиров слушает.
— Это Дмитриев. Звонил постовой и сообщал, что человек с приметами Гуни сошел с троллейбуса на Кропоткинской. Городейский, однако, не звонил.
Гуня и Сазан ушли. Отчим молча стоял посереди комнаты. Сотрудник одного из московских НИИ, он имел слишком мало таланта и слишком много честности, чтобы после перестройки переменить профессию. Он раньше никогда не видел вблизи людей, которые продают непринадлежащие им квартиры, и других людей, которые относятся к этому, как к мелкой неприятности. Он стоял посереди комнаты и раздумывал, что он скажет жене.
Он еще не пришел к определенному решению, когда в дверь позвонили.
— Кто там; — спросил он.
— Милиция. Открывайте.
Отчим в ошеломлении открыл дверь, и в комнату ввалилось целое стадо милиционеров во главе с тем самым лейтенантом, который два дня назад заглядывал в поисках свидетеля.
— Где Баркин? — орал лейтенант.
Отчим немедленно понял, что Валерий был прав, и что, вовремя увезя Федю, избавил семью от скандала.
— Его здесь нет, — сказал отчим. — Какое вы имеете право… Милиционеры уже разбежались по всем комнатам. Один поволок к стене тумбочку и шарил на полатях, где валялись старые санки и ломанные удочки; задница второго торчала из-под ванны. Отчим вдруг с ужасом заметил, что все милиционеры держат в руках огнестрельное оружие.
— Куда он ушел?
— Его здесь не было, — сказал отчим.
Сергей молча ткнул пистолетом в остывающую кашу и расставленные для двоих тарелки.
— Я спрашиваю, куда он ушел?
Отчим внезапно рассердился:
— Слушайте, чем арестовывать с пистолетами квартирных мошенников, вы бы лучше арестовывали тех, у кого хватает денег на такие квартиры!
— Кто вам сказал, что Баркин сбывал квартиры?
Отчим заколебался.
— Один его приятель.
— Сазан?! Сазан был здесь?
— Какой Сазан?
— Валерий Нестеренко.
Отчим изумленно хлопал глазами. Сергей схватил его за шиворот:
— Сазан был здесь, и сказал вашему пасынку, что грузин, которому он продал квартиру, ищет его, чтобы убить?
— Откуда… — Они уехали вместе?
— Ну, — сказал отчим, — Валерий выручал друга… — К вашему сведению, — сказал Сергей, — Валерий — глава одной из крупнейших бандитских группировок Москвы, да и ваш пасынок, скажем тоже, хорош гусь. И Сазан охотится за вашим пасынком вот уже четыре дня. Для него это вопрос жизни и смерти. Я не знаю, как он появился здесь — мы держали дом под наблюдением. Но то, что он сделал, — он обеспечил себе алиби. Где-нибудь через год труп вашего пасынка выловят из подмосковного пруда, и Сазан скажет: «Ай-яй-яй! Я же посадил его на поезд в Армавир! Наверное, он вернулся, и этот поганый джорджи его замочил!»
А теперь, — продолжал Сергей, выпуская отчима, — вы мне точно и быстро перескажете все, что Сазан сказал Гуне.
Милиционеры ушли, а отчим остался в задумчивости у окна. Он был старый человек, и он никогда не видел людей, которые предлагают своим жертвам поехать в Армавир, чтобы по дороге нашпиговать их содержимым автоматного рожка. Он вздыхал и раздумывал, что бы сказать о происшедшем жене.
После этого Сергей спустился во двор. За мусорным бачком стоял желтый «москвич», и в нем на переднем сиденье развалился Городейский. Он старательно спал. Сергей постучал по стеклу.