— Ты… ты чего, парень?
Таштемир прыгнул на сиденье и повел стволом:
— Вперед!
— Куда?
Только теперь к водителю пришел настоящий испуг.
— Вперед! — повторил Таштемир. — И быстро! Хочешь жить — лети, понял?
Машина сорвалась с места. У первого же перекрестка со светофором капитан приказал:
— Включи мигалку! И направо.
У поворота с Кокандской улицы на Сарысапскую Таштемир вдруг скомандовал:
— Стой! И вылезай. Ну, быстро!
Дальше он вел машину сам. Промчавшись пару кварталов, притормозил, выключил двигатель и выскочил из кабины.
Он бежал по узким, хорошо знакомым с детства проходам между глинобитными заборами индивидуальных усадеб, пока не оказался на Большой Ферганской. Здесь, в почтовом отделении, размещался телефонный переговорный пункт.
Войдя в душную, пропахшую табаком и потом фанерную кабину и притворив за собой дверь, Таштемир ненадолго испытал облегчение.
Отдышавшись, он набрал номер. После двух длинных гудков на том конце линии ответили:
— Рыскулов, слушаю.
Таштемир сдвинул язык влево, прижал его кончик к нижним зубам и шепеляво проговорил:
— Салям, Мирзабек!
— Пулат? Ты, что ли? — спросил дежурный по управлению, называя имя коллеги, которому Иргашев изумительно подражал.
— Узнал! — довольно прошепелявил Таштемир. — Что там у нас новенького?
— Ищем, — коротко сообщил Рыскулов. — Результатов — никаких. Хитрый, итвачча!
Таштемир судорожно сжал трубку. Впервые сослуживец назвал его итваччой — сукиным сыном, вложив в это слово нескрываемое презрение. Совладав с эмоциями, спросил:
— За что ты его так, Мирзабек? Все же свой…
— «Свой?!» Да я бы его… — Рыскулов грязно выругался, — своими руками удушил, шакала! Ты видел Бакалова? Нет? А я видел. Он ему две пули прямо в лоб всадил. «Свой»…
У Таштемира перехватило дыхание.
— Где это случилось, Мирзабек?
— Прямо в его кабинете. Сволочь!
Таштемир отодвинул трубку от уха, словно она стала вдруг нестерпимо горячей. Вот, выходит, какое на него навесили дело! Теперь старые товарищи видят в нем предателя и врага. С трудом сдерживая волнение, спросил:
— Где Юсуф Салимович, не знаешь?
— Полковник Султанбаев, — Рыскулов заговорил официальным тоном — видимо, в дежурку зашел кто-то из начальства, — с девяти будет в доме у товарища Караханова. Только просил без крайней нужды не беспокоить. Так что если хочешь что-то доложить — теперь до утра.
Неожиданно смелая мысль пришла Таштемиру в голову. Мысль настолько дерзкая и на первый взгляд безрассудная, что усомниться в возможности ее осуществления он не мог.
Выйдя из отделения связи, Таштемир направился к городскому парку, со времен первых пятилеток носившему название «Парк Федерации». Если пересечь этот лесной массив под углом, можно быстро оказаться на Крестьянском проспекте, почти у цели, которую он себе наметил.
Без помех миновав несколько тенистых аллей, на которых в эту пору не отваживались появляться самые отчаянные смельчаки, Таштемир вышел к озеру и сразу понял, что снова попал в ловушку.
Двое парней в черных тюбетейках, расшитых белыми узорами, в белых рубахах с закатанными рукавами и в джинсах, похожие друг на друга, как близнецы, ленивым шагом вышли из-за домика лодочной станции, отрезая капитану дорогу назад. Со стороны моста, пересекавшего канал Рамадан, таким же ленивым шагом приближалась к нему еще одна парочка.
После того, что произошло в доме Калмыкова, Таштемир не сомневался ни на мгновение, кто они и что у них на уме. А когда первые двое приблизились так, что в оранжевом свете фонарей можно было разглядеть их лица, все стало ясно. Первым шел Касум Пчак, уголовник, уже три дня сидевший в областном СИЗО. Его появление в парке свидетельствовало о чем угодно, только не о побеге.
Если бы этот тип рвал когти из-за решетки, в городе его и духу бы не было. Не пошел бы Касум внаглую на капитана, который выпас и лично взял его в кишлаке Ачикудук.
Но коль скоро матерый уголовник вышел на охоту в открытую, стало быть, на нее ему дали милостивое разрешение. Кто и почему — это Таштемир теперь знал.
Свои шансы он не оценивал безнадежно, но одному принять на себя четверых, даже если бы дело шло по-честному, на кулачки… У наступавших же намерения были категорические, и они даже не пытались их маскировать.
Уклониться от встречи у Таштемира не оставалось никакой возможности, поэтому он выбрал позицию поудобнее: подошел к стене пивного павильона, который с начала перестройки перестал функционировать из-за исчезновения страшного зелья, и прижался к нему спиной.
«Близнецы» в тюбетейках, хмуро улыбаясь и поигрывая обрезками велосипедных цепей, подходили все ближе и ближе. Таштемир сунул руку в карман, но это нисколько не испугало противников. К несчастью, участников засады не успели предупредить, что у капитана есть при себе оружие, хотя до засады в доме Калмыкова Султанбаев лично убедился — пистолет Иргашева остался там, где ему положено было храниться.
Спокойно вытащив пистолет, Таштемир окликнул Касума:
— Все, Пчак, стой! Кончай игру, иначе…
Невысокий скуластый блатарь, заходивший слева, отчаянным голосом выкрикнул: «Ур! Бей!» — и, взмахнув цепью, бросился на Иргашева. Тот, будто отмахиваясь от назойливого комара, кинул руку в его сторону и спустил курок. Оранжевым сполохом блеснул выстрел. Тяжелое тело, остановленное пулей в движении, потеряло точку опоры и плашмя рухнуло на землю, едва не задев головой ботинки капитана.
— Кто еще? — спросил Таштемир. — Ну?
— Не стреляй, — сказал Пчак, опуская руку, и шайка стала отступать. Целя пистолетом то в одного бандита, то в другого, Таштемир как бы подгонял их.
Когда белые рубахи исчезли в зарослях серебристо блестевшей джиды, Таштемир, даже не глянув на убитого, бросился к мосту через пруд, за которым начинались угодья совхоза «Гигант Азии», чьи фруктовые сады вплотную подходили к границам разросшегося города.
Стало совсем темно. Таштемир двигался быстро, но осторожно, выставив вперед руку. Он боялся напороться на низко свисавшие ветви деревьев. По пути срывал наугад яблоки и с хрустом грыз одно за другим — кислые и сладкие, крупные и мелкие. Голод уже давно давал о себе знать, не стоило упускать возможность подкрепиться.
Описав по саду широкий полукруг, Таштемир оказался у выхода на шоссе, которое подковой охватывало город и предназначалось для транзитного транспорта. Держась обочины, так, чтобы в любую минуту можно было укрыться за стволами шелковицы, росшей вдоль дороги, он направился к сверкавшей впереди россыпи огней. Там находился микрорайон Кокагач.
4
Усадьба Собира Кадыровича Караханова, вождя областной государственной торговли, народного депутата и патриота, занимала без малого два гектара прекрасной земли в центре городского квартала. От назойливого любопытства соседей ее ограждал высокий бетонный забор, от непрошеного внимания градостроителей оберегало высокое положение домовладельца и его друзей. Ретивого городского архитектора Садыкова, который вдруг решил, что частная усадьба плохо вписывается в облик современного микрорайона, Караханов катапультировал из его служебного кресла с такой силой и скоростью, что в городе никто не знал, где удалось приземлиться чудаку, не понявшему смысла «перестройки».
Дом, располагавшийся в глубине тенистого сада у небольшого пруда, выложенного голубой плиткой, снаружи выглядел как типичная азиатская постройка — глинобитные стены, плоская крыша.