Владислав, не тратя времени зря, прямо из машины по телефону дал команду бросить их в разработку.
Пока внизу делал свою часть работы компьютер, Салин с Решетниковым ждали, как рыбаки, забросившие удочки в незнакомый пруд. Есть рыба или нет, неизвестно. Сиди и жди первой поклевки.
Решетников тяжко выдохнул.
— А без компьютера что-то просматривается?
— Угу, — кивнул Салин, дочитывая лист до конца.
— Поделись. Только попроще. Я сейчас, как Винни Пух.
Салин оторвал удивленный взгляд от бумаг. Хмурый Решетников сосредоточенно ковырял пальцем в ухе, став на секунды похож на всем известного плюшевого философа.
— В голове опилки. Длинные слова меня только расстраивают, — процитировал Решетников.
Салин хмыкнул.
— Оказывается, Глеб Лобов успешно пропиарил тридцать шесть региональных избирательных кампаний. В тридцати двух случаях полученный административный ресурс Матоянц использовал для размещения своих разработок.
— Вот так прямо ушки и торчат? — Решетников подозрительно прищурился.
— Ну, явно, конечно, нет. Прикрытие эшелонировано, прямых связей с холдингом нет. А горизонтальные так запутаны…
Телефон на столе тихо запиликал. Салин снял трубку.
— Да, Владислав. — Выслушав, он поджал губы. — Поднимайся.
Решетников покосился на напарника. Владислав попросил минимум два часа на обработку информации, а прошло не более сорока минут. Только и хватило, чтобы попить кофе, почитать газетку в туалете да начать интеллектуальную разминку перед «мозговым штурмом».
— Скороходов умер. Сейчас услышим подробности, — медленно произнес Салин.
Решетников свернул штопором газетку и швырнул в корзину под столом.
Владислав постучал в уже наполовину раскрытую дверь. Вошел, замер, ожидая разрешения сесть.
Салин молча указал на кресло по правую руку от себя. Владислав сел, раскрыв на коленях папку. Лицо, как всегда, оставалось непроницаемым, только слегка трепетали ноздри после бега вверх по лестнице.
— Итак, откуда взялся еще один труп? — спросил Салин, откатываясь вместе с креслом от стола.
— В Дамаске Скороходов почувствовал себя плохо. Посольский врач диагностировал гипертонический криз и предынфарктное состояние. От госпитализации Скороходов отказался. Находился на вилле, арендуемой посольством, под присмотром фельдшера. Вчера ночью состояние резко ухудшилось, случился второй криз. И в результате… — Владислав бросил взгляд в записи, — диффузорного инфаркта задней стенки Скороходов скончался по дороге в госпиталь. Информация о смерти получена от трех независимых источников: из МИДа, от «соседей» и из холдинга «Союз».
Решетников переглянулся с Салиным, помотал на пальцах невидимую ниточку и с горькой иронией произнес:
— Что-то малохольный пэгэушник нынче пошел. Принял на грудь в самолете, вышел на солнцепек, прочел телеграммку — и инфаркт. Раньше такого не случалось… Ему же поплохело после телеграммы о смерти Матоянца, так? — обратился он к Владиславу.
— Да. Информацию по Матоянцу передал чиновник посольства, встречавший Скороходова.
— Хор мальчиков-туберкулезников при ткацкой фабрике, а не разведка, — в сердцах проворчал Решетников. — Что ты по этому поводу думаешь, Виктор Николаевич?
Салин покачал кресло.
— Уже ничего. Спросить, с каким заданием Матоянц послал Скороходова на Ближний Восток, больше не у кого.
— С такими темпами скоро вообще не у кого ничего не спросишь. Братская могила, а не контора.
Салин ответил кислой улыбочкой.
— Что еще, Владислав? — спросил он.
Владислав переложил бумаги в своей папке, развернул на столе таблицу из двух склеенных скотчем листов.
— Первый результат, Виктор Николаевич. На основных фигурантов пока структура не просматривается. А на Лобова — картинка пошла.
Я взял на себя инициативу, затормозил работу по остальным, а Лобова бросил в глубокий просчет по всем позициям.
Салин снял очки, вялыми пальцами помял переносицу. С тревогой подумал, что еще даже не полдень, усталость совершенно вечерняя, ватная, давящая.
Времена настали бешеные, время двигалось в рваном темпе, поспевать за его безумными скачками становилось все труднее. Когда время рвет вожжи, приходится все больше полномочий отдавать исполнителям. Опасно, но ничего не поделаешь. Пока доложат по цепочке, пока перепроверишь информацию, родишь ценное указание да спустишь его вниз через все запруды согласований и увязок, время прошло и надобность в решении уже отпала. Тех, кто пытался работать по старинке, давно затоптали в асфальт. Жестокое время. Не умеешь держать темп, не хватает сил бежать ноздря в ноздрю с конкурентами, лучше отскочи в сторону. А как сойти с дистанции, когда такие ставки? Хочешь — не хочешь, а беги, держи темп и работай локтями.
Сегодня они с подачи Владислава совместили серьезный разговор с Ивановым со «взломом объекта». Вроде бы время сэкономили, информашку сорвали прямо с пылу с жару, а оборотная сторона — усталость. Тревожный симптом. Как сбитое дыхание у боксера. Первый признак грядущего нокаута.
Салин успокаивал себя здравой мыслью, что не один он мучается, а значит коллективный разум вскоре возмутится и приструнит взбеленившееся время.
В независимой России чиновников стало в три раза больше, чем в приснопамятном застойном Союзе. И если эта многомиллионная армия усидчивых посредственностей скажет «тп-р-ру», как ни понукай, а телега Российской империи с места не сдвинется. Оно им надо — гореть на работе? За перестройку свалили мумифицированный первый эшелон, подрались за образовавшиеся вакансии, расселись, у кого где получилось, восстановили связи и завязали новые, нарастили подрастраченные жиры, сколотили состояньица, домишек по всему миру понастроили, детишек на хлебные должности пристроили — и все, хватит в революции играть. Великая Бюрократическая революция завершилась, ура! Им, сытым и вальяжным, не пристало галопом прыгать. Настало их сытое время. Пришла пора руководить солидно и неспешно, как в золотые времена Брежнева.
Салин с затаенной завистью посмотрел на Владислава. Никаких признаков утомления, хотя далеко не молод. В глазах стальной огонек.
«Настанет день, когда он все сделает сам и не сочтет нужным доложить?» — ледяной ящеркой скользнула мысль.
— Докладывай, — устало произнес Салин, прикрывая веки.
Прошуршала бумага, Владислав передвинул таблицу ближе к себе.
— Обозначились следующие узлы. Первый. Через агентство Глеба Лобова апробировались методики воздействия на коллективное сознание. Это по линии лаборатории Мещерякова. Прямых контактов не было. Агентство «Pro-PR» в ходе президентских выборов от СБП курировал Подседерцев. Как вы знаете, СБП возбуждало дело в отношении Мещерякова. [25] Тогда изымались все материалы из лаборатории. Связь Матоянц–Мещеряков–Лобов не установил бы только ленивый.
Салин приоткрыл глаза, обменялся с Решетниковым взглядом.
— Мещеряков и Подседерцев, земля им пухом, отыгрались, — сухо произнес Решетников. — Но ты все равно покопай. Инициативных дураков у нас меньше не стало, хоть СБП и разогнали. Вербовочных подходов к Лобову не установил?
— Нет. Пока — нет, — тут же поправил себя Владислав.
— Еще какой узелок нашел?
— В прошлом году жена Матоянца рождественские каникулы провела в Швейцарии. Встречалась с дочерью, находившейся в пансионе в Ла-шо-де-Фон. Двадцатого декабря двухместный номер в гостинице Невшталя, это соседний городок, был оплачен по карточке «Виза», принадлежащей Глебу Лобову.
Решетников саркастически крякнул. Салин глаз не открыл, а еще крепче сжал веки.