— Нам всем досталось.
— Я понимаю, — ответил Аслан, поворачивая грустное лицо к водителю. — Меня сегодня выпустили из Чернокозова.
— Как? — поразился водитель. — Не может быть! А за что брали?
— Ни за что. Сами понимаете — раз выпустили…
— Знаете ли, молодой человек, — Евгений Валентинович доверительно посмотрел на пассажира, — я долго думал над причинами всего происходящего с нами.
— Я тоже, — ехидно заметил Аслан.
— Все мы думаем об одном, это правда. И все по-разному.
— Согласен.
— Так вот мне кажется, что среди миллиарда причин, приведших нас к неизбежному трагическому результату, есть и одна, прямо скажем, мистическая…
— Так вы не только учитель физиономики? — снисходительно усмехнулся Аслан.
— До войны я преподавал марксистско-ленинскую философию в Нефтяном институте. Тогда другой философии не было. А я был. Был доктором философии. Профессором…
— Да? — искренне поразился Аслан и пожалел о том, что разговаривал с философом в таком высокомерном тоне. — Извините…
— За что?
— Ну… Я вас слушаю!
— Так вот… Вы хотите, чтоб я рассказал вам о ленинской философии?
— Нет, о мистической причине.
— Вы, как образованный человек, как несомненный патриот, наверняка знаете биографию Хаджи-Мурата.
Профессор выждал паузу. Аслан не проронил ни слова. И Евгений Валентинович продолжил:
— Я лишь напомню, если позволите?
— Внимательно слушаю вас. — Аслан даже голову чуть заметно склонил.
— Не придавайте моим словам слишком большого значения. Это частное мнение совершенно отчаявшегося человека.
— Простите, Евгений Валентинович, мне очень интересно.
— Впервые в истории Хаджи-Мурат упоминается в 1834 году. Он сел на престол в Хунзаре. А сел потому, что его брат убил законного хана Аварии. В мечети! Вы понимаете, что это такое — человеческое жертвоприношение в храме Божием?
— Понимаю. У русских Иван Грозный начал свое свирепое царствование с убийства в церкви. Боярина Репнина, кажется, в алтаре зарезали…
— Это одно из главных сатанинских таинств! — испуганно проговорил профессор ленинской философии. — Дальше больше… Я не буду разворачивать перед вами всю последовательность их служб и празднеств… Поверьте мне, Хаджи-Мурат, как и Ленин, прошел их в необходимой последовательности. Через семнадцать полных лет в 1851 году в Буйнакске… Как говорят народные предания, Хаджи-Мурат «шакалом напал на аул, убил хана, взял в плен его жену и детей и, как подлый хищник, скрылся в чеченских горах». В этом же году он предал Шамиля и перешел на сторону русских.
— Представляю их удивление! Это все равно как если бы Хаттаб перекинулся к федералам.
— И всех своих ваххабитских наемников перетянул бы, — уточнил профессор. — А через год он и от русских сбежал. Но неудачно. На следующий же день его настигли карабахи и лезгины.
— У Льва Толстого все подробно описано.
— А знаете ли вы, где похоронен Хаджи-Мурат?
— По-моему, где-то в районе Нухи?
— Правильно! Это на территории нынешнего Азербайджана. Но… Приготовьтесь, молодой человек! Слушайте меня внимательно! Хаджи-Мурат похоронен не весь!
Аслан вытаращил глаза.
— Сначала отрубленную голову Хаджи-Мурата заспиртовали и отослали в Тифлис на опознание.
— Как и голову царя Николая Второго.
— Правильно! Потом голова Хаджи-Мурата была переправлена в Петербург. В Кунсткамеру! У этого сатанинского экспоната и номер есть! 6521-й.
— А сейчас где она?
— Там же. Хранится в запасниках.
Впереди на дороге показался военный пост.
— Вот, — выдохнул Евгений Валентинович, — мне и кажется, что нужно нам эти останки похоронить. Соединить тело и голову. Соблюсти религиозные обряды — все как положено… Чтоб отвести от нас сатанинское проклятие.
— Говорят, голову Николая Второго тоже еще не нашли.
— Русские тоже мучаются. У них еще один бес — Ленин без погребения под стенкой валяется.
Постовые милиционеры издали помахали автоматами — приказывали остановиться.
— А почему мы, чеченцы, должны расплачиваться за какого-то дагестанского иблиса, за русского беса?
— У Бога нет различия между детьми. Мы все — одна семья. Почему мы, татары, умираем на вашей войне? — торопился высказаться профессор, притормаживая у КПП.
Милицейский патруль проверил документы у Евгения Валентиновича и у Аслана, все по очереди покрутили в руках его справку об освобождении из Чернокозова.
— Драпаешь? — совершенно равнодушно спросил офицер.
— Никого в живых не осталось, — честно признался Аслан. — Хочу в России отыскать родственников.
— Привози их домой. — Офицер протянул Аслану документы. — Скоро мир наступит, надо будет снова людьми эту землю населять.
— Найдутся желающие, — горько усмехнулся профессор.
— Это наша страна, — твердо заявил офицер. — И нам Аллах приказал жить здесь. Проезжайте! Отпускаю вас на время. Оба должны вернуться! Ясно?
И этот якобы грозный приказ прозвучал как пожелание жизни, мира, счастья!
— Спасибо вам. — Аслан чуть заметно поклонился и отступил к машине.
— Все кажется мне чрезмерным, странным и ненастоящим. — Евгений Валентинович залез в кабину своей потрепанной «Нивы». — Этот сентиментальный ментовской капитан. И эта разбомбленная земля, и эти кордоны, и эти люди с оружием.
— Дело не в окружающем. Это у вас, наверное, марксизм-ленинизм до сих пор перед глазами.
— Может быть, вы и правы, — охотно согласился Евгений Валентинович. — Скоро Слепцовск, я вас там высажу. Вы сможете самостоятельно добраться до Назрани?
— Ну там ехать-то всего минут пятнадцать! — Аслан убрал документы во внутренний карман.
— В мирное время и по неразбитой дороге, — тяжело вздохнул профессор. — Ну что мне с вами делать? Придется потом одному из Назрани возвращаться.
— Не знаю, хватит ли у меня денег?
— Бросьте вы ерунду городить! — вспылил Евгений Валентинович. — При чем тут деньги? Я же вам сразу заявил, что мне нужен только попутчик. А может, мне вам денег дать? Вы же далеко едете? Вам на билет хватит?
Аслан только плечами пожал.
В Назрани он понял, что денег в обрез — хватило только на плацкартное место до Москвы. Евгений Валентинович помялся-помялся, да и приплатил немного — на постель, и еще дал двадцать рублей — перекусить в дороге.
— Спасибо, профессор. — Аслан был бесконечно благодарен за помощь. — Я обязательно верну! Я не забуду!
— Возвращайтесь! Я буду ждать! Обязательно возвращайтесь! Как мент приказал — с женой и с детьми. С братом, сватом! Со всеми своими, кого разыщете.
— Я сына еду искать.
— Найдете, привозите ко мне. Я его философии выучу.
— Ленинской?
— Не шутите так, молодой человек!
— Простите, я же не хотел вас обидеть.
— Мне ехать пора. Темнеет…
И они расстались, мало веря, что судьба еще когда-нибудь сведет их вместе. Евгений Валентинович покатил по своим делам в Слепцовск, торопясь успеть, пока еще светло, пока еще можно проскочить. Аслан пристроился на вокзальной скамейке ждать до вечера.
Два раза его тормошили милиционеры, проверяли документы, но придраться было не к чему.
Подали к перрону состав. Ничего другого Аслан и не ожидал — нужный вагон оказался в самом конце платформы.
У дверей милиционеры еще раз проверили документы и билет.
В вагоне, не дожидаясь отправления, Аслан расстелил на верхней полке чахлый железнодорожный матрас, у пожилой проводницы досрочно выпросил постельное белье. И через несколько минут с удовольствием растянулся на холодной и чуть влажной простыне. Заснул сразу же.