Он отказывался сравнивать себя с Хазаром, который незаконно сбывал найденные в раскопах древности через вице-мэра и отстегивал профессору определенную часть, зато с восторженным упоением проводил параллель между жизнью своей и Митридатовой. Митридат был умным, жестоким и подозрительным. Арсений Адольфович – здесь он готов был себя немного покритиковать – тоже не отличался добродушием, будучи при этом интеллектуалом. Митридат знал двадцать два языка, Арсений Адольфович – шесть, в том числе древнегреческий и латынь. Митридат не мог успокоиться, борясь за первенство на морях, в Греции и Малой Азии, и он, Арсений Адольфович, не знал покоя, разгадывая тайну царских сокровищ.
За три войны, которые он вел против Рима, Митридат, демонстрируя высокое полководческое искусство, побеждал таких римских полководцев, как Кассий, Маний Аквилий, Оппий. Он сталкивался с Луцием Лицинием Лукуллом и Корнелием Луцием Суллой, оказывая и тому и другому стойкое сопротивление. Даже после того, как в итоге третьей десятилетней войны его войска были разгромлены Гнеем Помпеем, Митридат не сдался, хотя и бежал к своему зятю, армянскому царю Тиграну Второму. Бежал лишь затем, чтобы залечить раны и собраться с силами для новых сражений.
Арсений Адольфович проявлял столь же завидное упорство и силу воли.
Митридат прославился не только как бесстрашный и опытный военачальник, но и как хитрый удачливый дипломат. Свою дочь он выдал замуж за армянского царя, а собирая войска для борьбы с Римом после победы в войне, спровоцированной проконсулом Лицинием Муреной, Митридат сумел создать коалицию из скифов, сарматов, фракийцев, германцев, а также пиратов-киликийцев.
Внимание Арсения Адольфовича сконцентрировалось на последнем периоде жизни Митридата. Этот период мог бы составить содержание возвышенной трагедии, повествующей о борьбе героя-одиночки против мощного многочисленного врага и предательства близких. И все же Арсения Адольфовича интересовал больше меркантильный аспект этого исторического действа. Его занимал вопрос о казне. Оставил ли Митридат сокровища у своего зятя или привез их с собой в Пантикапей? Или богатства пребывали в ином секретном месте? Были ли они разграблены, растащены или так и сгинули одним махом, пропали без вести?
Попав в привычное колесо, извечная мысль профессора вхолостую завращалась, не неся никакого разрешения. Он смежил веки. Наэлектризованные блеском неведомых сокровищ зрачки распались на миллионы светящихся точек. В затылке ухал тяжелый молот. Арсений Адольфович откинул голову на спинку кресла, представляя себе несметные сокровища, помассировал голову, но боль не затихала. Тогда он медленно поднялся, открыл ящик стола, достал пузырек с успокоительным. Приняв лекарство, снова уселся в кресло.
* * *
Серебряная монета жгла ладонь. На лицевой стороне была изображена голова не то бога, не то царя. На оборотной – рог изобилия с двумя звездами по сторонам. Галина сунула монету в карман рубашки.
Оглянулась. В дверях стоял неслышно вошедший в дом Иннокентий.
– Красивая монета? – с усмешкой спросил он.
– Что? – прикинулась, что не расслышала, Галина.
– Монета красивая?
Иннокентий подошел к Галине и, схватив одной рукой оба ее запястья, другой быстро достал из ее кармана монету.
– Да, ничего, – улыбнулся он, отпустив девушку и держа монету двумя пальцами. – Здесь голова Гелиоса, а здесь, – перевернул он монету, – рог изобилия со звездами Диоскуров.
Галина глаз не опустила. Она смотрела даже с вызовом.
– Лучшее средство защиты – нападение? – снова усмехнулся Иннокентий. – Прав был Аристотель: добродетель – удел немногих людей. Платон тоже был прав, говоря, что для того, чтобы набраться мудрости, нужно иметь досуг, то есть не работать. Но как совместить обе эти истины? Не противоречит ли одна другой?
– Что ты хочешь этим сказать? – напряженно глядела на него Галина.
Распотрошенный мешочек с находками лежал на столе.
– Ты решила предпочесть Платона, причем любым путем.
Ты не хочешь работать – и это для тебя главное. А то, какой ценой достичь этого, – ерунда. Можешь даже обворовать приятеля!
– Я просто посмотрела, – закусила губу Галина.
– И решила сунуть в карман? – недоверчиво качал головой Иннокентий.
– Ну, с кем не бывает! – театрально вздохнула она.
– Ты поэтому пригласила меня у тебя поселиться? Чтобы, дождавшись удобного случая, ограбить меня?
– Перестань драматизировать. Никто не собирается тебя выставлять вон. – Она подошла к Иннокентию и, задрав голову, безбоязненно посмотрела ему в глаза. – Оставайся. Ты принес базилик?
– Принес, целый ворох базилика. Странно, что ты еще про него не забыла, – насмешливо взглянул на нее Иннокентий.
– Ну так сними ведро с плиты и налей ванну, – лукаво улыбнулась Галина.
– А ты в это время займешься моим мешком?
– Нет, обещаю. Прости.
Она стыдливо потупилась. Иннокентий махнул рукой и пошел на кухню.
* * *
В проеме между мраморными колоннами на цвета слоновой кости стене подрагивают два темных силуэта. Картинка приближается. В тишине высоких покоев гулко звучат чьи-то шаги. Из охристого тумана выплывают профили – сосредоточенный, словно высеченный из камня профиль восточного деспота, и горбоносый, но при этом кажущийся более мягким, – молодого мужчины в хитоне.
Митридат Шестой Эвпатор (скрежеща зубами):
Помпей жаждет моей крови. Он уже празднует победу. Я потерял все свои владения.
Тигран Второй Армянский (стараясь держаться твердо): Ты можешь рассчитывать на мое гостеприимство.
Митридат: Ты говоришь так, как будто волен распоряжаться собой. Римляне не простят тебе твоего упорства под Тигранокертом.
Тигран (горькая складка залегла у его губ):
Это было тяжелое для нас поражение. Моя армия превосходила армию Лукулла в восемь раз. Но что это дало? Лукулл заставил меня кусать локти, посыпать голову пеплом. Он занял все возвышенности, атаковал мою конницу с тыла, разгромил пехоту. Но все же мы выстояли! А ты с твоим войском даже перешел в наступление! Лукулл действовал коварством и хитростью.
Но вспомни – забыв о ранах и потерях, мы собрали остатки войска и разгромили Лукулла под Артаксатой и отвоевали Понт и Армению.
Митридат (злобно): Теперь все по-другому. Греки против меня, боспоряне бунтуют… Я выдворен из Эгейского моря, скоро и на Понте не останется для меня места!
Тигран (желая ободрить тестя): Вспомни битву под Халкидоном. Семьдесят кораблей Рутилия Нудона были разгромлены, Рим плевался кровью!
Митридат: Все это прошлые дела. Нужно быть мальчишкой, чтобы не понимать, как изменилось мое положение. Я не собираюсь сдаваться, я скорее брошусь на меч, чем приползу на коленях к Помпею и запрошу мира.
Тигран (уже не скрывая подавленности): Тяжелая судьба ждет Армению.
Митридат (с суровой откровенностью): Мир невозможен.
Тигран (неуверенно): Отправь гонца к Фарнаку, возможно, он одумается…
Митридат (свирепо вращая глазами): Жаль, что я не убил его, как Махара!
Тигран: Ты еще вернешь себе Вифинию, Каппадокию и Пафлагонию…
Митридат (тая досаду): Я не тешу себя обманчивыми надеждами, хотя и не намерен отступать. Что толку вспоминать о былых победах? Сейчас самое время позаботиться о будущем.
Тигран: Ты окончательно решил ехать в Пантикапей?
Митридат: Да.
Тень на стене мечется, профиль Митридата исчезает, а вместо него на стене вытягивается темное пятно. Ковер заглушает шаги.
Тигран: А казна?
Митридат: Я уже позаботился об этом.
Тигран: В Колхиде и на Боспоре неспокойно. Может, оставишь ее у меня? Ты всегда сможешь забрать ее. Оставь ее у меня до лучших времен, возьми только необходимое.
Митридат (отрывисто): Мне понадобятся многие тысячи талантов, чтобы собрать войско и заплатить наемникам. Завтра я отправляю с казной Архелая. Он спрячет ее в надежном месте, до которого мне будет легче добраться, чем до тебя. Потом Архелай отправится в Боспор. У меня же еще есть здесь дела.
Тигран: Ты доверяешь ему?
Митридат (с горечью): Кому сейчас можно доверять?
Митридат, с рубиновой диадемой на голове, облаченный в белую, с пурпурной каймой хлену, схваченную на плече золотой застежкой, пересекает пространство между колоннами. Он застывает у золоченого кресла Тиграна. На мизинце Эвпатора, похожий на воды бушующего моря, сияет огромный сапфир.
На столике меж креслами сверкают серебряные кубки с хиосским вином.
Тигран: Не разумнее ли было бы оставить казну у меня?
Митридат (его мягкий тон не может скрыть напряжения):
Я ценю твою заботу, но уже все решил.
Тигран: Это будет Колхи?..
Арсений Адольфович вздрогнул от долетевшего до него с нижнего этажа шума. Грубое рявканье Хазара пробило защитную стену его сна.
Он выпрямился, протер глаза. Солнце клонилось к закату. Атласная штора чуть колебалась, превращенная угасающими лучами в оранжево-малахитовую лагуну. Сиреневые тени легли вдоль нее изрезанными берегами.