Увидел мужика в черной майке с изображением смеющейся обезьяны на груди. Мужик находился в состоянии крутого подпития или, как еще говорят,"был хорошо поддатый". Подобная степень обалдения еще не делала человека агрессивным, но уже толкала к общению с незнакомыми. Он сразу заметил и выделил Мишина из толпы.
Спросил участливо:
— Чой-то ищешь? Али как?
— Али как. Вот смотрю, все перекопано. — Мишин шевельнул рукой и показал, что имеет в виду — Что делают-то?
— Асфальт пахают.
— В смысле?
— Деньгу растят. Плужков и кореша. Миллиард закопают, потом скажут — было два. Кто раскапывать будет, чтобы проверить? — Должно быть, посчитав тему исчерпанной, спросил: — Сам-то откуда?
— Москвич.
— А-а. — Мужик стоял, слегка покачиваясь, сунув руки в карманы. Он посмотрел на Мишина маленькими глазками из-под набрякших век, и вдруг его осенило: — Порыбачить вышел?
Мишин не понял.
— В смысле?
— Подцепить что-нибудь решил? Триппертуце? СПИД-инфо?
— А что, этим здесь приторговывают?
— Тут?! И, милый! Запросто. И мандавошками тоже.
— Милиция не гоняет? Для очищения экологии?
— Гы-ы-ы, — пьяный издевательски хмыкнул. — Это какая же сука будет сук рубить, на котором сидит? Я дворником в ментовке работал, так там у них сифон навроде медали.
— Понял. Бывай, приятель.
Мишин махнул рукой и через площадь, лавируя между самосвалами, прошел к гостинице. Протиснулся в щель забора из гофрированного металла, переступил через бетонный блок, размалеванный черными полосами, будто шлагбаум, и оказался на тротуаре.
Мишин обошел здание, читая вывески, звавшие щедро тратить деньгу. Ресторан «Парадиз», магазины «Седьмой континент», «Золотая доза», «Бриллиантовый мир». Казино «Оазис» являло собой «испанский уголок» в центре Москвы перед Кремлем. Ну, молотки плужковцы! Погодим немного, и у Спасской башни построят салон модной одежды «НАТО».
Разве слабо им?
Взирая с высот власти на бренную суету столичной жизни, напротив «Бриллиантового мира» высилась бесстрастная серая глыба здания Государственной Думы. Вдоль бордюрного камня (настоящий гранит! — не бетонное фуфло столичных окраинных дорог) теснились иномарки — «Мерседесы», «Вольво», «Линкольны»…
Мишин пригляделся и понял: во многих машинах отсиживались в безделье не обычные шоферюги, ждавшие своих хозяев. В автомобилях находились пастухи, приглядывавшие за «мясными» телками, которых выгнали на асфальтовое пастбище, на выпас. Сами «телки», модно одетые, причепуренные, с независимым видом в одиночку и парами стояли у парадного подъезда гостиницы «Москва». Здесь же с таким же отрешенным видом и стреляющими глазами маячили дежурные «топтуны» из спецслужб, бдевшие государственную безопасность.
Один из таких «фланеров» в простеньком черном костюмчике с головой, похожей на грушу беру — сверху маленький кумполок, содержавший мозги, снизу тяжелый подбородок боксера с отрешенным видом шел мимо Мишина. И тот не удержался, легонько толкнул встречного плечом.
— Ну что, служба, враги демократии обнаружены?
«Топтун» на мгновение остолбенел: к подобного рода ситуациям его подготовили плохо.
— Гражданин, вы ошиблись.
Он круто повернулся и двинулся туда, откуда только что пришел — к Театральной площади.
Мишин сразу переключил внимание на другое. Не будучи искушенным в делах рынка живых тел, он тем не менее легко заметил, что здесь царил определенный порядок.
«Бриллиантовый мир» — не Казанский вокзал столицы: сюда дешевым лярвам дорога заказана. Здесь товар разбирают и думские депутаты, и сановные дяди, живущие в дорогой гостинице. А платят «зелеными», не родным обкусанным по углам рублем. И все же законы рынка проявляли себя и тут.
Когда предложение превышает спрос, товар из-под полы юбок стараются выложить на места повиднее.
Высокая блондинка на тонких ногах, затянутых в ажурные черные колготки, демонстративно покачивая тощим, как кулачок, задом, журавлиным подпрыгивающим шагом подошла к Мишину.
— Одному в такой вечер не скучно? — Она улыбнулась, открыв мелкие острые зубки. — Может, погуляем вместе?
— Простите, мадам. — Голос Мишина полнился сожалением. — Я не бабник, я — алкоголик.
Блондинка ничуть не смутилась. Она с независимым видом прошла мимо, будто и не было между ними никакого разговора. Не хотите фик-фик, сэр? Воля ваша. Было бы предложено.
Мишин два раза прошелся вдоль здания гостиницы — туда и обратно — пока не заметил Надежду. Она вышла из зеркальных дверей и остановилась с видом удивленной провинциалки, которая попала в Москву впервые и не знает куда пойти.
Мишин оттолкнул плечом попавшегося на пути прохожего и ледоколом попер прямо к даме.
— Вот ты, — он нацелил ей в грудь указательный палец, как пистолет, — мне подходишь. Беру. Сколько?
Возбужденный непривычностью ситуации, злой на свое неумение покупать женщин в живом виде, он говорил грубо, двигался резко.
Что-то в его поведении испугало Надежду.
— Будьте добры, — она не потеряла спокойствия. — Отойдите. Вы, должно быть, обознались.
Мишин не увидел знака, который Надежда подала своим стражам. Но те, кому он предназначался, его заметили сразу.
Из черного «Ауди» вылез маленький занюханный парень с серебряной серьгой в левом ухе, с конским хвостом волос, схваченным на затылке резинкой. Сморкнись на такого — соплей перешибешь. Но Мишин не обманывался. Он знал: «сморчок» — фигура мелкая и работает на подхвате. Акулы, качающие секс-доллары из половых скважин, находятся где-то рядом, однако по пустякам не маячат, не выставляются. Как в любом деле, у капитанов индустрии совокуплений своя иерархия, точно определенные ранги, финансовые и силовые возможности. Гера Барабаш, в Системе известный под кличкой Мандавоха, являл собой самый низший уровень паразитов, ютившихся в зарослях кучерявых лобковых волос «контингента». Ему дозволялось улаживать небольшие конфликты с рьяными сержантами милиции, наезжавшими на рынок тел, отстегивать им по полсотни «штук» на каждое правоохраняющее рыло, и не больше.
— В чем проблема?
Барабаш подошел и, держа обе руки в карманах, остановился между Надеждой и Мишиным.
— Слушай, малыш, без тебя разберемся.
Мишин спокойно, одним движением руки, как котенка с колен, отбросил Мандавоху.
В другом случае тот мог бы и залупиться, поиграть ножичком-"лягушкой", который носил в кармане, сказать нечто угрожающее, отчего у дешевого фраера кровь начинает стынуть в жилах. Но в решительности, с какой его отодвинули, в силе и уверенности руки, сделавшей это, Мандавоха уловил некий намек на толстые обстоятельства. Шеф торговли передками Сазон Толстогубый не раз предупреждал: не лезьте в скандалы с люберами, не конфликтуйте с солнцевскими, не собачьтесь с долгопрудненскими. В городе все давно было поставлено чин-чинарем, районы разбиты на отделения милиций, а хлебные территории разделены на зоны влияния между братвой. И в этой сложной дележке не ему, Мандавохе, качать права. Пусть решает, как быть, старший кутка — Лысый Шнобель.
Мандавоха осадил без дерганья, не зарыпел, не окрысился, а только сделал едва приметное движение рукой. Сразу раскрылась дверца черного «Ниссана», и наружу выбрался живой монумент — бригадир мандовки Шнобель, толстозадый русак с оловянными глазами и железными кулаками. В два шага подгреб к Мишину, оглядел его, не узнал, но обострять отношений не стал.
— В чем проблема?
Шнобель улыбнулся, открыв белый ряд металлокерамических зубов, ровных и аккуратных, как у эстрадной дивы.