Джим Фэнтом не задерживаясь проскользнул мимо них, в душе дивясь тому, до какой все-таки степени люди могут быть похожи на овец — на жалких, трусливых овец, цепенеющих от ужаса всякий раз при виде пса, стерегущего стадо. Он устремился по коридору, ведущему к двери черного хода и выскочил на улицу, ловко перепрыгнув через все ступеньки.
Прямо перед ним находилась конюшня. Увидев, что ворота заперты, Фэнтом застонал от досады. Ему пришлось изо всех сил приналечь на них плечом, а затем изо всех сил потянуть за скобу, прежде, чем створки поддались, и над головой у него заскрежетали ржавые петли.
Он был у цели и вскоре в одном из денников наткнулся на гнедого мустанга. При тусклом свете фонаря на стене, Фэнтом заметил, что круп коня блестел от пота, и мельком подумал о том, что у бедолаги, наверное, был очень трудный день! Руки же его уже поспешно прилаживали седло на спину мустанга.
В соседних денниках стояли длинноногие чистокровные скакуны, гордые красавцы, любой из которых мог в два счета умчать его подальше от опасности, но позарившись на одного из них, он неизбежно совершил бы другое преступление, всегда казавшееся ему ещё более мерзким, чем убийство — он стал бы конокрадом!
Было слышно, как громко хлопнула дверь гостиничного черного хода. Они следовали за ним по пятам, и теперь им не составит труда догадаться, где его искать. Фэнтом вскочил в седло, и развернул мустанга.
И каким бы уставшим не был конь, но почуяв в седле седока и словно осознав значимость момента, он тут же собрался с силами и резво устремился к воротам.
Проход между денниками был низким; Фэнтом едва не задевал головой о стропила, но он пригнулся пониже, по-индейски прижимаясь к шее коня и просовывая под неё руку с револьвером.
Вот таким манером он вихрем вырвался из ворот конюшни. Навстречу ему бежали вооруженные люди, но едва завидев его, они замерли на месте и словно по команде бросились ничком на землю — все, кроме бесстрашного шерифа, который тут же наставил на беглеца оба своих револьвера.
«Прорвусь!» — пронеслось в голове у Фэнтома, и он принялся стрелять наугад из-под конской шеи — прицелиться в таком положении было бы все равно невозможно — паля в воздух, в надежде, что грохот выстрелов отпугнет преследователей.
Конечно, он прекрасно понимал, что шерифа на испуг не возьмешь, но Бад Кросс сильно сдал. После сильнейшего удара, у него нестерпимо болела голова, а перед глазами все двоилось; но он упрямо продолжал стрелять, и когда всадник, промчался мимо него и скрылся за углом гостиницы, шериф застонал от досады и опустил пистолеты.
А затем снова поспешил взять инициативу в свои руки. Заворачивая за угол, Фэнтом слышал, как у него за спиной раздался призывный голос шерифа, оглашавший окрестности наподобие походной трубы:
— Все по коням, или же наш Бернд-Хилл станет посмешищем для всей округи!
Больше Джим Фэнтом не слышал ничего, кроме далеких криков, а также грохота захлопываемых дверей и наглухо запираемых ставней. Он во весь опор мчался на улице, и встречный ветер веял ему в лицо клубами едкой пыли, похожей на тучи мотыльков. А затем дорожка света оборвалась, городские огни остались позади, и уютная темнота погруженных во мрак бескрайних просторов приняла его в свои объятья.
Глава 7
Он продолжал нещадно пришпоривать коня, пока, наконец, не очутился между двумя холмами к востоку от города. Здесь он развернулся, и, сделав большой крюк, снова поднял коня в галоп, направляясь на запад.
Так он оказался в ущелье за холмами, на дне ложбины, где обычно по весне грохотали мощные потоки паводка, вызванные первыми ливнями и таянием снега в горах.
Дно ложбины было по большей части усеяно песком и мелкими камешками, что заметно приглушало стук конских копыт; однако время от времени подковы гнедого все же цокали о поверхность какого-нибудь занесенного песком валуна, и этот звук начинал гулким эхом метаться по всему ущелью и казался оглушительным, словно винтовочный выстрел. Но Фэнтому все же казалось, что он выбрал самый удачный путь.
Наконец он подъехал к опушке леса и поспешно скрылся под сенью деревьев, после чего обернулся, чтобы взглянуть на Бернд-Хилл. Казалось, что даже городские огни дрожали и мигали от волнения. Он слышал далекий рев голосов; отчетливо слышал стук копыт, но вся эта какофония звуков постепенно затихала, удаляясь на восток.
Что ж, пускай подгоняют своих лошадей — безвестных полукровок и чистокровных скакунов, гордость всего города. Пусть загонят их до полусмерти, направляясь на восток, в то время как сам он будет тихо и преспокойненько уезжать на запад!
Фэнтом осадил мустанга, позволяя ему перейти на шаг. Затем он наклонился и чуть ослабил подпруги, стягивающие брюхо тяжело дышавшего коня, до такой степени теперь он был уверен в себе. Огромные, погруженные во тьму деревья безмолвно проплывали мимо. Иногда, задирая голову, он видел над собой островки ночного неба, усеянные яркими мерцающими звездами, которые как будто тоже медленно плыли в вышине, подстраиваясь под размеренный шаг коня.
На душе у него стало спокойнее, а настроение заметно улучшилось. Что же до убийства Лэрри Фелана, то, видать, такая уж судьба выпала бедолаге. Единственное, о чем Фэнтом сожалел в этой связи, так это о том, что самому ему не довелось приложить к этому руку. И не иначе, как на честном поединке, разумеется!
И тут он вдруг подумал о том, что начиная с сегодняшнего дня и впредь «честных» поединков у него уже больше не будет никогда. Он лишил жизни слишком многих; правосудие отметило его своей печатью, и теперь уже вне зависимости от прочих обстоятельств, если он отправит на тот свет ещё кого-нибудь, то его вне всякого сомнения объявят убийцей.
Он знал, что Бад Кросс был честным и рассудительным человеком, но даже Бад Кросс был совершенно уверен в том, что именно он, Фэнтом, убил Лэрри Фелана.
И вот так постепенно перед ним начинала все четче вырисовываться картина жизни, которая, вероятнее всего, ожидала его в будущем. Существовать в рамках закона для него было решительно невозможно; значит, придется перейти на нелегальное положение. Одно лишь его появление на людях нагоняло на обывателей страх. Что ж, пусть боятся, но видят в нем не обыкновенного сторожевого пса, а гордого волка.
Это решение Фэнтом принял с большой неохотой, сердце его сжалось от несусветной тоски, о которой он тут же постарался поскорее забыть и больше никогда не вспоминать.
Та девушка у калитки… при мысли о ней ему стало очень грустно. Она как-то тихо и незаметно завладела его мыслями, словно давнее наваждение. Ему казалось, что они знакомы давным-давно, и даже её голос казался необыкновенно близким и милым!
Фэнтому казалось, что если бы ему только удалось снова увидеть её, то наваждение пропало бы, но теперь он не мог думать больше ни о чем, лишь о ней одной, и ещё о том, как легкий ветерок навевал прохладу, брызги воды шелестели по траве, и как чудесно пахли цветы в садах. В гаснущих лучах заката он успел заметить лишь то, что она невероятно красива, а искать изъяны и не собирался. Он слышал, как она говорит. Как смеется. Он видел блеск в её глазах.
Именно такой она и запечатлелась в его памяти. Ее образ был воплощением его желаний, в чем-то похожих на детские фантазии, но было в нем и нечто такое, что приводило в смятение его душу. Фэнтом досадливо выругался принялся мысленно твердить себе, что подобное увлечение является лишь результатом его пятилетнего заточения за высокими тюремными стенами.