— Конечно встревожило, — неожиданно призналась Мэри.
— Черт возьми! — воскликнула Молли. — Так почему ты ничего не делаешь?
— Потому что я не знаю, что делать.
Молли презрительно фыркнула.
— А почему тебя это так интересует? — поинтересовалась Мэри.
— Скажи, кто для тебя Джон Сэксон, — просто городской герой или твой парень?
— Он мой… — начала Мэри, но тут же умолкла.
— Если твой, так почему ты не присматриваешь за ним? — упрекнула ее Молли. — Почему позволяешь ему выбегать из твоего дома так, будто ему там воздуха не хватает? Вокруг полно хорошеньких девушек, которые охотно его утешат.
Мэри с испугом посмотрела на подругу.
— Может, в один прекрасный день я окажусь среди них, — продолжала Молли, — раз уж ты вылетаешь из списка и освобождаешь мне дорогу.
— Почему ты так говоришь со мной, Молли?
— Потому что это мне не нравится. Мы с тобой были не разлей вода, и, возможно, я сумею тебе помочь. Ты его сильно любишь, Мэри?
— Очень сильно, — подтвердила та.
— Настолько сильно, что тебя не заботит, о чем будут шептаться люди, когда ты в воскресенье пойдешь в церковь?
Мэри промолчала.
— Могла бы ты бросить все, отказаться от семьи и пройти ради Джона огонь, воду и медные трубы? Могла бы ради него стерпеть, что все будут смеяться над тобой и показывать на тебя пальцем?
— Надеюсь, что могла бы, — тихо прошептала Мэри.
— От таких добропорядочных девиц, как ты, у меня мурашки по спине бегают! — вспыхнула Молли. — В вас столько же от женщины, сколько в портрете на стене в столовой! Вы можете заполучить мужчину благодаря хорошеньким мордашкам, но, когда вам это удается, позволяете ему сбежать при первой же ссоре. Именно так вышло бы и у тебя с твоим Джоном. Я права?
— Нет, — отрезала Мэри. — Думаю, я бы постаралась… быть женщиной, Молли.
— Погоди-ка. Джон любит тебя, верно? Он пожирает тебя глазами, когда ты входишь в комнату, а разговаривая с тобой, выглядит так, словно ест и пьет?
Будучи честной, Мэри подумала, прежде чем ответить.
— Да, — наконец твердо произнесла она.
— Тогда почему ты выставила его, когда он пришел тебя повидать?
— Я не… В то утро я была не права. Наговорила много глупостей и теперь об этом жалею.
— Надеюсь, — сердито буркнула Молли. — У меня есть настоящий мужчина, хотя я не могу похвастаться обручальным кольцом, но я значу для него не больше, чем еще одна хорошая лошадь или шикарный костюм. Твой парень любит тебя по-настоящему, и тебе не о чем беспокоиться, кроме фасона свадебного платья, а ты бросаешь его на произвол судьбы, как последняя дура!
— Что значит — бросаю на произвол судьбы? Что ты имеешь в виду?
— То, что сейчас он на пути к тому, чтобы стать трупом, — пояснила Молли. — Не выпучивай на меня глаза, как младенец! Господи, я готова задушить таких телок, как ты, умеющих только мычать! Отправляйся в дом Дэна Финли, и если найдешь там твоего Джона, плюхнись перед ним на колени, повисни у него на шее, только не позволяй ему уехать сегодня с Дэном!
— Что все это значит, Молли?
— Что значит? То, что ты слышишь! Останови своего парня, пока не поздно! Когда вернешься, я буду поблизости. Но если ты хоть наполовину женщина, то скорее вырвешь себе язык, чем расскажешь хоть кому-нибудь, что я тебя предупредила!
Мэри Уилсон, точно резвый жеребенок, помчалась по улице, взбежала по ступенькам на веранду дома Дэниела Финли и постучала в дверь. Ей показалось, будто она слышала тут же умолкнувшие тихие голоса, но никто не отозвался. Девушка постучала более громко — каждый удар отзывался у нее в голове гулким эхом.
— Мистер Финли! — крикнула она.
Из соседнего дома выглянул кузнец.
— Тебе нужен Финли? Он уехал с Джоном Сэксоном полчаса назад.
Мэри побежала обратно. Колени у нее подгибались, ей не хватало воздуха, а сердце колотилось так, словно собиралось выскочить из груди.
Лишь бы только Молли оставалась на месте! Она должна знать, куда отправились Финли и Джон Сэксон.
Иначе…
Мэри увидела ее сидящей на заборе и строгающей веточку, как мальчишка.
— Ничего не вышло, а? — спокойно полюбопытствовала девушка, отрываясь от своего занятия. — Они уже уехали?
— Уехали… полчаса назад… — задыхаясь, сообщила Мэри. — Куда они поехали, Молли?
— Полчаса назад? — переспросила та, подняв голову и окидывая практичным взглядом горы у Стиллменского перевала. — На твоем пастбище гуляет неплохая лошадка, Мэри, а ты всегда хорошо ездила верхом. Седлай лошадь, и поехали со мной!
— Куда? — воскликнула Мэри.
— Черт бы тебя побрал! — свирепо отозвалась Молли. — Ты хочешь спасти Джона или мне придется ехать одной? Я видела его только один раз, но буду за него драться и не позволю ему умереть! А ты, маленькая дурочка, намерена стоять здесь и лепетать «Куда? Куда?» или сесть на лошадь и отправляться туда, куда я тебе скажу?
Оскорбления не вызвали у Мэри Уилсон гнева, но пробудили в ней решимость. Пока она седлала на пастбище гнедого мерина, Молли, уже сев на лошадь, наблюдала за ней с усмешкой и в то же время с сочувствием. Смогут ли они догнать двух всадников, выехавших полчаса назад? Снова посмотрев вверх, она увидела облака, клубящиеся подобно морю возле гор вокруг Стиллменского перевала.
Глава 30
Незадолго до полуночи Сэксон и его пятеро спутников снова собрались в хижине. Они развели огонь, сварили кофе и поджарили бекон, который жадно съели с черствым хлебом. После ужина Пайк произнес краткий монолог:
— Я вел себя с тобой по-свински, босс, а ты меня спас. — И закончил речь широким жестом, словно призывая и одновременно отметая все замечания, как абсолютно бесполезные.
Дел Брайан молча смотрел на Сэксона преданными глазами собаки, которая после побоев лижет хозяйскую Руку.
— Давайте-ка ложиться спать! — бодро отреагировал на все это Джон и, уже лежа и завернувшись в одеяло, спросил у Бутса: — Как сейчас на Стиллменском перевале?
— Там всегда паршиво, — ответил тот
Он припомнил этот разговор, когда утром босс, не сказав ни слова, сел на лошадь и покинул лагерь. Остальные, устав после долгой скачки накануне, проснулись, когда солнце уже освещало верхушки сосен. Выйдя из хижины, они начали озираться в поисках вожака.
— Что-то не так, — заметил Крестон, как бы обращаясь к самому себе.
Бутс взял его за руку и отвел в сторону:
— Почему не так, Артур? Что тебе известно?
— Ничего, — ответил Крестон, — но я чувствую себя как в рождественское утро, когда в доме нет ни индейки, ни цыпленка. А куда подевался босс, я не знаю.
— Сталлменский перевал, — пробормотал Бутс, затем посмотрел на клубящиеся облака над неровными очертаниями гор, нахмурился и добавил: — То, что человек говорит на ночь глядя, в первую очередь приходит ему в голову утром. Знаешь, Артур, я собираюсь отправиться к Стиллменскому перевалу, и тебе, пожалуй, лучше поехать со мной. Не говори ничего остальным. Может, это глупости, но у меня покалывает спина, а это для меня означает то же самое, что для тебя рождественская индейка. Поехали!
Когда Джон Сэксон на рассвете ехал вниз с холма, небо было таким же красивым, как во время заката, но эта красота внушала надежду, а не задумчивую печаль. Холодный ветер наполнял его легкие ароматом хвои, а слух — шумом воды, стекающей по склонам.
Вместо завтрака Джону пришлось потуже затянуть пояс.
Из-за валуна внезапно выскочил заяц и пустился бегом, петляя, словно бекас, увертывающийся от ветра. Сэксон инстинктивно выхватил кольт и трижды выстрелил. Две пули стряхнули грязь с меха зверька, третья уложила его наповал.
Джон не стал подбирать дичь. Он испытывал странное ощущение вины, убив зайца без всякой нужды.
В конце концов, где-то существует высшее правосудие, которое взвешивает на точных весах все мотивы и поступки и для которого жизни людей и животных одинаково ценны. Эти мысли беспокоили Сэксона всю дорогу до Блувотера.
Сегодня он ехал в город в совсем ином настроении, чем в прошлый раз. Тогда Джон прибыл туда как герой, который мог с чистой совестью смотреть людям в глаза. А если и совершил преступление, то оно заключалось только в том, что он позволил своим спутникам присвоить добычу грабителей, но еще неизвестно, было ли это преступлением в глазах закона.
Сэксон до сих пор не знал ответа на этот вопрос, однако вина за содеянное не лежала тяжким бременем на его душе.
Совсем другое дело — сесть в поезд и вырвать двух своих людей из рук закона. Правда, их арестовали за ограбление банка, хотя в действительности они всего лишь ограбили других бандитов. Но доказать это было бы невозможно. К тому же против них наверняка выдвинули бы и другие обвинения. Тем не менее Сэксон чувствовал, что освободил бы их, даже если бы они были виновны в более тяжких преступлениях, чем грабеж. Гордость и появившееся недавно причудливое ощущение всемогущества заставили бы его предпринять такую попытку.
Зато теперь у закона имелись все основания преследовать его. Впрочем, едва ли кто-нибудь толком разглядел лицо Джона. Он надвинул шляпу на глаза, а свет фонарей в купе скорее позволял рассмотреть лица охранников и заключенных, чем нападавших. Только Банни Такер, возможно, сумеет дать убедительные показания. Но сотня долларов в кармане куртки, скорее всего, вынудит его молчать.
Тем не менее Сэксон радовался тому, что сегодня отправится с Дэниелом Финли в Стиллмен и сможет вернуть в банк свою долю добычи. Возможно, он все равно останется виновным в глазах закона, но люди смотрят на многое иначе, чем закон. В самом деле, можно ли считать человека преступником, если он начисто отмыл руки от результатов своего преступления и отказался от незаконной прибыли?
Джон подъехал к дому Финли настолько рано, что улица была абсолютно пуста, однако адвокат уже оседлал лошадь (парень с жалостью подумал, что бедняге пришлось делать это левой рукой и обрубком правой) и был готов к отъезду.
Но когда Сэксон вошел в дом и пожал левую руку адвоката, он получил новое доказательство его предупредительности.
— Ты успел поесть, мой мальчик? — поинтересовался Финли. — Я оставил на плите яичницу, бекон и кофе. Они еще теплые. У тебя голодный вид, так что лучше сядь и подкрепись.
Улыбнувшись, Джон уселся за стол и поел быстро, с аппетитом.
— Вы обо всем подумали, мистер Финли, — заметил он. — Когда-нибудь вам воздастся за вашу доброту.
— Ты так думаешь? — ухмыльнулся адвокат. В глазах его мелькнуло сомнение, а на лице появилось странное выражение боли. — У меня достаточно грехов, — пробормотал он себе под нос.
Вытащив пачку денег, Финли заставил Сэксона пересчитать их. Вся его доля добычи была на месте.
— Как будто я в вас сомневался, мистер Финли! — засмеялся Джон.
— Бизнес есть бизнес, и все сомнения лучше предотвратить заранее, — объяснил адвокат. — Деньги как сажа, Джон. Они быстро прилипают к рукам.
Спустя несколько минут они уже ехали по улице и задолго до полудня приблизились к перевалу. Облака ударялись о горные вершины, словно море о прибрежные скалы, но, в отличие от волн, не разбивались, а, слегка отпрянув, снова цеплялись к утесам.
Глядя на эту сцену, можно было представить себя находящимся под водой, а ветер, нагоняющий облака — сильным течением. Было очень холодно, и Финли не сомневался, что скоро начнется снегопад. По-зимнему колючий воздух проникал сквозь одежду, тела покрылись гусиной кожей. На небе с каждой минутой прибывали все новые массы облаков.
— Если бы я гнал скот в Стиллмен, то поторопился бы, — сказал Сэксон.
— Ты хотел бы снова заняться фермерством, если бы тебе представился шанс? — полюбопытствовал Финли.
Джон рассмеялся:
— Не знаю. Эти дни я чувствую себя так, словно сижу за игорным столом, где делают крупные ставки. Это чертовски увлекательно!
— Вот именно, высокие ставки, мой мальчик, — кивнул Финли. — Жизнь или смерть! — Он произнес это не меланхолическим тоном моралиста, а голосом человека, который знает, о чем говорит, и наслаждается запретным плодом.
Сэксона это удивило и слегка встревожило. Но в жизни Финли было немало страданий, поэтому не приходилось удивляться, что в его голосе часто слышались нотки горечи.
Они ехали через перевал по старой дороге, разрушаемой водными потоками, пока не добрались до реки Стиллмен, которая стремительно несла среди валунов свои воды, местами шумно низвергающиеся с обрывов.
Перед одним из таких водопадов Финли натянул поводья и огляделся.
— Лучше напоить лошадей здесь, Джон, — предложил он.
— Они еще не хотят пить, — возразил Сэксон.
— Откуда нам это знать, мой мальчик? Бедные бессловесные твари не могут пожаловаться на жажду. Так что нам лучше проверить, хотят они пить или нет.
Тронутый этим проявлением доброты, Сэксон улыбнулся, спешился и подвел лошадь к воде. Финли со своей лошадью остановился ярдах в десяти от него.
Но животные, хотя и вытянули передние ноги, словно собираясь пить, всего лишь понюхали воду.
Финли сразу же сел в седло, и Джон собирался последовать его примеру, как внезапно за спиной услышал подобный колоколу голос:
— Доставай револьвер, Сэксон!
Окрик Пасьянса пронзил его насквозь, словно ледяной горный ветер. Повернувшись, он выхватил кольт, но успел лишь мельком увидеть противника, не стреляющего с бедра, а стоящего прямо, с жесткой улыбкой на красивом лице. Левую руку он держал за спиной, а правую с револьвером вытянул вперед, как дуэлянт. Потом грянул выстрел. Пуля ударила Джона Сэксона в грудь, отбросив его назад и столкнув в бурлящий поток.
Глава 31
Дэниел Финли, повернувшись в седле, увидел, как человек, которого он предал, упал в воду, увлекая за собой с берега изрядное количество песка и грязи. Сильное течение сразу же понесло темное грязное пятно к водопаду. Финли всматривался в поток, ожидая увидеть тело, бьющееся о камни, или хотя бы алые пятна среди пены, но ничего не смог разглядеть.
Адвокат не был обременен избыточным количеством совести, но, когда он посмотрел. туда, где только что находился Джон Сэксон, и увидел вместо него яму в песке, стоящего над ней Пасьянса со злорадной усмешкой на лице и трех его бандитов, в душе у него что-то шевельнулось. Но тут же и утешился, вспомнив, что у него в бумажнике почти шестьдесят тысяч долларов. Наконец-то он добился успеха! Теперь сможет в любой момент удалиться от дел, расстаться с положением, которое делало его солидным человеком в глазах окружающих. Одним ударом, с помощью убийства, ему удалось приобрести то, что является сущностью респектабельности, — капитал!
— Мне лучше убраться отсюда как можно скорее! — крикнул Финли Пасьянсу, и, повернув своего мустанга, он пустил его галопом.
— Погоди! — попытался остановить его Пасьянс. — Дай-ка мне взглянуть на денежки!
Адвокат, казалось, не слышал.
— Задержать его? — спросил один из бандитов, поднимая ружье.
— Пожалуй, — отозвался Пасьянс, но сразу же покачал головой. — Сколько бы ему ни досталось, я получил больше. Ты видел? Пуля угодила Сэксону прямо в сердце!
— Нет, — возразил бандит, устремив алчный взгляд на удаляющегося Дэниела Финли. — Если бы пуля попала в сердце, он бы свалился лицом вниз.
Второй бандит, чья седеющая борода походила на серый мох, внес вклад в дискуссию:
— Он начал падать лицом вниз, но потом повернулся из-за вмятины в песке.
— Пуля попала в сердце — я это почувствовал, — настаивал Пасьянс. — Но мы поищем в реке. Ты, Чарли, спустись ниже порогов, а ты, Пит, пошарь среди них. Я посмотрю, не застряло ли тело здесь.
— Уж больно ты дотошный, босс, — проворчал бородатый Пит, однако тотчас же отправился на поиски.
Пасьянс, пройдя несколько шагов вдоль берега, остановился как раз над тем местом, где, погрузившись в воду, лежал Джон Сэксон.
Пуля парализовала левую руку и левое плечо Джона, внезапное падение оглушило его, но ледяная вода привела в чувство. Пошарив вслепую правой рукой, — левая оставалась бесполезной, — он ухватился за корень и смог оставаться у самой поверхности, пряча лицо за выступающим над водой кустом, когда набирал воздух в легкие.