Потом Фиц — он уже совсем спятил — попытался укусить Мака. И тогда Стрэнн разжал объятия и вцепился в глотку своему противнику. Он действовал как молния. Готов поклясться, что слышал, как он сломал ему позвонки. А Фиц открыл рот, и глаза его выкатились на лоб, и Мак швырнул его на пол. Именно так! Черт его побери! Затем Мак встал над бедным мертвым Фицем, еще раз пнул его ногой, повернулся к бару и сказал мне: «Плесни-ка!»
Как поганое животное! Ему не терпелось выпить, когда за его спиной лежал труп. И что еще хуже, мне пришлось ему налить горлодера. У меня даже поплыло перед глазами. Я хотел нафаршировать этого дьявола свинцом, но не сомневался, что это чистое самоубийство.
А он поднял стакан, налитый до краев, осушил его одним глотком и хрюкнул, как боров! Толстяк, когда же пристрелят Мака Стрэнна?
Но Мэтьюз только пожал плечами и налил себе еще одну порцию.
— Джерри безнадежен? — встрял в разговор Бак.
— Ни одного шанса на миллион, — неохотно ответил Толстяк, расправляясь с горлодером.
— А когда Джерри умрет, Мак отправится за Барри?
— Кто вам сказал? — сухо спросил О'Брайен. — Может, ты умеешь читать мысли, незнакомец?
Бак рассматривал бармена с мягким и настойчивым любопытством. Он крайне добродушно улыбался, но в его взгляде горело что-то такое, что заставило О'Брайена вспыхнуть и опустить глаза на батарею стаканов на стойке.
— А что, если, — продолжал Дэниелс, — Мак не расправится с Барри, как и Джерри? Разве такое невозможно?
— Нет, — отрезал Толстяк со спокойной решимостью. — Это невозможно. Ладно, я должен возвращаться в свою медвежью клетку. Тебе стоит заглянуть ко мне, О'Брайен, и увидеть умирающего горного льва и гризли, наблюдающего за ним.
— Как долго это протянется? — спросил бармен.
— Вероятно, сегодня вечером все кончится.
Тут Дэниелс резко вскочил и сжал свой стакан виски, который даже не успел поднести к губам.
— Вы уверены в этом, мистер? — осведомился он. — Если Джерри прожил так долго, может, он протянет и еще. Вы уверены, что он проживет только до вечера?
— Уверен, — твердо ответил Мэтьюз. — Это нетрудно определить, если ты видел столько умирающих, как я. Не труднее, чем сказать, когда песок высыпется из часов. Если человек начинает спускаться с последнего холма, легко догадаться, когда он достигнет подножия.
— Тебе есть с кем там поговорить, Толстяк? — перебил О'Брайен.
— Да. Со мной Весельчак Лэнгли. Но помощи от него немного. Сидит сложа руки, бездельник. Такое впечатление, что Весельчак хочет, чтобы Джерри умер.
И Мэтьюз, мурлыча, удалился из салуна.
Глава 15
СТАРИК ГАРРИ ПИТЕРС
Бак остался возле стойки, сжимая стакан и вперившись в никуда отсутствующим взором, точно так же, как только что на веранде.
— Интересно, — произнес О'Брайен, пытаясь завязать разговор, — как часто люди умирают на закате. Словно они избавляются от всех пристанищ, когда становится темно. Верно?
— Сколько осталось до заката? — отрывисто спросил Дэниелс.
— Наверное, пара часов.
— Пара часов! — повторил Бак и потер лоб. — Пара часов!
Он резко поднял стакан и опорожнил его одним махом. Кружка с водой осталась незамеченной, и бармен с восхищением глянул на Дэниелса.
— Вы давно в этих краях? — спросил он.
— Нет, я здесь чужой. Скоро двину на север, если найду кого-нибудь, кто покажет мне дорогу. Вы, случайно, ее не знаете?
— Никогда не бывал севернее Браунсвилла.
— А не могли бы вы мне кого-нибудь порекомендовать?
— Старик Гарри Питере знает каждый камень на расстоянии трех дней пути. Он держит кузницу через дорогу.
— Да? Спасибо, пожалуй, я к нему загляну.
Когда Бак подошел к кузнице, то увидел, что железных дел мастер задумчиво сидит на ящике перед входом в свое заведение. В такое время дня клиенты не наблюдались и Гарри убивал свободное время тем, что меланхолично покуривал трубку из кукурузного початка. Его голова покачивалась вверх-вниз, словно усы песочного цвета весили по крайней мере тонну, и старик изучал неясный горизонт затуманенными глазами.
— Видел, как вы выходили от О'Брайена, — заметил кузнец, когда Бак присаживался на соседний ящик. — Какие новости?
— Никаких, — удрученно махнул рукой Дэниелс. — Болтовни полно, новостей нет.
— Это верно, — кивнул Питере. — О'Брайен самый разговорчивый человек, какого я когда-либо видел. Никто в Браунсвилле не может произнести за день столько слов, как бармен.
Кузнец продул трубку, взял сосновую щепку и принялся ее обстругивать.
— В моих краях, — заметил Бак, — не слишком ценят человека, треплющего языком так много.
Кузнец медленно повернулся, смерил своего собеседника с ног до головы и вернулся к прерванному занятию.
— Но, — вздохнул Бак, — если бы я только мог найти не очень болтливого человека, который неплохо бы знал дорогу на север, то я мог бы ему предложить работу на одну ночь, заплатив как следует за беспокойство.
Гарри вынул трубку изо рта и дунул на свои свисавшие усы. Он задумчиво посмотрел на бездействовавшую кузницу и опять окинул унылым взглядом Бака.
— Я мог бы вам назвать одного или двух молчаливых людей в Браунсвилле, — ответил он, — но здесь есть только один человек, хорошо знающий эти места.
— Вот как? И кто же он?
— Я.
— Вы? — весьма натурально удивился Дэниелс. Он повернул голову и словно в первый раз посмотрел на Гарри. — Может, вам известна дорога до Ястребиного ручья?
— Сынок, я знаю каждый кактус отсюда до Лысого Орла.
— Полагаю, — хмыкнул Бак, — что вы можете перечислить некоторые ранчо по дороге отсюда до Лысого Орла… Ну, скажем, на десять миль в сторону.
— Нет ничего проще. Я готов их найти с завязанными глазами. Сначала ранчо Макколи. Затем направляйтесь немного северо-западнее и попадете прямо в Киклкбаз — это примерно в двенадцати милях от ранчо Макколи. Снова строго на север — и вы проедете восемь миль до трех дорог. Дальше…
— Приятель, — перебил Дэниелс, — я хочу заключить с вами сделку.
— Попробуйте.
— Меня зовут Дэниелс.
— Я Гарри Питере.
Они обменялись рукопожатиями.
— Питере, — сказал Бак, — похоже, вы честный человек и понадобитесь мне для честной игры. Но только не задавайте никаких вопросов. Двадцать монет за один день верхом и молча.
— Друг мой, — пробормотал старик. — Было время, когда я молчал по три месяца, и никто мне за это не платил.
— Вы помните всех ранчеро по северной дороге. А они вас знают?
— Разумеется. Не знать Гарри Питерса?!
— Приятель, это все, что мне нужно. Я хочу, чтобы вы покинули Браунсвилл через десять минут и отправились в Элкхед. Вы поедете верхом, причем понесетесь подобно молнии. Вы будете останавливаться каждые десять миль в любом месте, где сможете получить свежую лошадь и оставить ту, на которой приехали, и скажете хозяевам, чтобы они держали наготове для меня оставленную вами лошадь в любое время суток. Меняя лошадей, вы доберетесь до Элкхеда к завтрашнему вечеру?
— Вероятно, если поскачу как молния. А что мне делать потом?
— Ничего. Ничего, только вручать монеты, которые я вам дам, людям на каждой остановке, чтобы они подготовили для меня оставленную вами лошадь. Еще лучше, если бы вы получили у них свежую лошадь. Они доверят вам коней, Гарри?
— Дайте мне денег, и там, где мне не поверят, я заплачу наличными.
— Хорошо. Конечно, это меня разорит, но сделать это я могу.
— Вы хотите установить рекорд скорости между Браунсвиллом и Элкхедом, верно? Побились об заклад, да?
— Самое большое пари, о каком вы когда-либо слышали, — мрачно ответил Бак. — Можете сообщить парням на дороге, что я устанавливаю рекорд. У вас есть быстрая лошадь для начала?
— У меня есть рыжая кобыла. Она не годится для работы со скотом, но способна мчаться как молния.
— Тогда выводите ее. Садитесь в седло и отправляйтесь. Вот деньги. Я оставлю себе только двадцатку на всякий случай. Сначала дайте мне список мест, где вы будете останавливаться для смены лошадей. — Бак достал старый конверт и огрызок карандаша, чтобы записать указания Питерса. — И каждая секунда, — напомнил Дэниелс на прощанье, — сэкономленная вами, сбережет секунду для меня. Потому что я должен наступать вам на пятки, когда вы въедете в Элкхед.
Гарри приподнял бровь, раскурил трубку, не разжимая зубов. После этого он проговорил сквозь зубы:
— А у вас не найдется еще немного денег, чтобы заключить пари и со мною?
— Вот десятка, если вы доберетесь до Элкхеда раньше меня.
— Существуют пределы и для лошадей, — заметил Питере. — С каким временем вы соревнуетесь?
— Нечто среднее между пулей и северо-восточным ветром, Гарри. Я вернусь, чтобы выпить за твою удачу.
Бак выполнил обещание, поскольку сейчас ему требовались все силы, пусть даже и временно одолженные. Он пил до тех пор, пока в салуне не послышался стук копыт, донесшийся с улицы, а затем кто-то вошел и сообщил, что старик Питере вылетел из города на своей рыжей кобыле, словно дьявол из ада.
После этого Бак отправился на поиски Дэна Барри. Того не оказалось ни в конюшне, ни в загоне за конюшней. Сатана и Барт дремали там, но их хозяин отсутствовал. Глядя на жеребца, способного развивать любую скорость, Бак вдруг подумал: «Если бы я мог удержаться на нем только полминуты… Всего лишь полминуты, и у меня остался бы крошечный шанс пережить эту ночь!»
Возле сарая он заметил тяжелую цепь и висячий замок с ключом. Бак закрепил цепь вокруг столба и запора ворот, запер замок и отбросил ключ далеко в сторону. Затем с удовлетворением отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. Будет не так просто распилить цепь или сломать бревна. Довольно улыбнувшись, он поправил пояс и надвинул сомбреро пониже на глаза. После чего отправился на поиски Барри.
Теперь Дэниелс очень спешил, так как солнце все ниже опускалось за горные вершины на западе и длинные тени тянулись по земле с большой скоростью.
Оказавшись на улице, увидел, что люди направляются в салун. Они шли поодиночке и парами. Слонялись перед дверьми, украдкой заглядывая внутрь и перешептываясь. Бак подошел к зевакам и спросил, что случилось.
— Он там, — ответил один из них. На лице мужчины застыла широкая и возбужденная ухмылка. — Он там ждет!
И когда Дэниелс широко распахнул двери, то увидел в дальнем конце зала Барри, который сидел за столом и плел маленькую цепочку из лошадиных волос. Он сдвинул шляпу на затылок и не поворачивался к двери. Дэн, должно быть, даже не понимал, что весь Браунсвилл затаил дыхание в предвкушении предстоявшего убийства. За стойкой бара по-прежнему торчал О'Брайен, бледный и небритый, он неотрывно смотрел на стройную фигуру за последним столиком в углу. Но, заметив Бака, бармен громко крикнул:
— Входи, путник! Входи и выпей! Здесь очень тихо, и это успокоит мои бедные нервы.
Дэниелс не отказался от приглашения, а на хвост ему упали еще два десятка обитателей Браунсвилла, на цыпочках просочившихся в бар. Чинно держа в руках шляпы, они прохаживались по залу, молчали, но не сводили глаз со спокойного человека в конце комнаты.
Глава 16
ПРИХОД НОЧИ
Еще не совсем стемнело, и тени гор продолжали тянуться, отблеск света задержался на западе, но перед открытыми глазами Джерри стояла полночь. Он не боролся, не кричал, не корчился в судорогах. Джерри закрыл глаза, что придало ему сходство с трупом, но сразу же их открыл и улыбнулся. Ветер погладил его растрепанные волосы. Джерри никогда не выглядел столь живым, как в момент смерти. Толстяк поднес зеркало к приоткрытым губам, изучил стекло и медленно отступил к дверям, глядя на Мака Стрэнна.
— Мак, — выдавил он, — все кончено. Я должен предупредить: что бы ты ни делал, ради Бога, оставайся в рамках закона! — И ужом выскользнул через дверь наружу.
Но Мак не поднял головы и не посмотрел вслед Мэтьюзу. Он сидел, держа вялую руку Джерри, а его взгляд рассеянно блуждал по видимым из окна крышам городка.
Сумерки сгущались с каждой секундой, однако хотя восточные скаты каждой крыши стали черными, западные оставались светлыми. Здесь и там в верхних окнах зажигался и гас свет. Мир засыпал, но Джерри уже никогда не проснется.
Это казалось невозможным.
Ночь на море, когда ветер бешено треплет облака, огромные волны вздымаются над миром, шторм разносит в щепы крепкие корабли, сотни людей стонут и кричат в ужасе от близости конца — вот как должна выглядеть сцена смерти Джерри Стрэнна!
Или в битве, когда сотни людей идут в атаку, повинуясь взмаху руки вождя, — вот смерть для Джерри! Удар молнии в тот миг, когда Джерри скачет и распевает песню, — вот достойная для него смерть!
Но умереть так — с улыбкой на устах! Чувствовалась какая-то незавершенность. Несостоявшаяся схватка со смертью должна была произойти, а гнев и жажда разрушения извергнуться в полную силу. Может ли взорваться бомба беззвучно, не причинив никому увечий?
Однако Джерри Стрэнн умер, а весь мир продолжал жить. Кто-то скакал вниз по улице и весело окликал приятелей, поднимая невидимую пыль, которая влетала в открытое окно и достигала ноздрей Мака. Где-то вдали тихо плакал ребенок, а мать утешала чадо, словно кудахтавшая курица. И только!
А ведь всем следовало вопить, плакать, проклинать и молиться, так как умер красавчик Джерри. Должна наступить гробовая тишина и ожидание удара возмездия, потому что закрылись самые светлые глаза, самая крепкая рука бессильно упала и стих голос, заставлявший всех трепетать.
Но не было ни молчания, ни плача. Не разнесся над спящим городком и громоподобный глас, предупреждающий о грядущем возмездии, потому что Джерри Стрэнн умер. Неподалеку кто-то в кухне гремел кастрюлями и ругал собаку, отгоняя наглое животное от задней двери. Окружавшие звуки остались прежними, жизнь редко бывает громкой. Все звуки стекаются в бесконечную реку, чья монотонность нарушается шумом, помогающим понять, что люди спят или проснулись, голодны или сыты. Но если один звук стих в темноте, а все прочие, сопровождавшие его, не стали ни громче, ни тише, ничего не меняется.
Высокая костлявая фигура Весельчака на цыпочках появилась из-за спины Мака, склонилась к мертвому лицу. Лэнгли ухмылялся. Его тело содрогнулось в конвульсиях, а кадык поднялся и опустился. Весельчак скользнул в сторону, и осторожно, дюйм за дюймом прошелся по комнате, пока не увидел лица Мака. Сейчас Мак напоминал ребенка, и лицо его выражало только удивление.
Наконец ухмылявшиеся губы Весельчака хрипло произнесли:
— Разве ты не собираешься закрыть ему глаза, Мак?
Огромная голова качнулась, и Мак посмотрел на Весельчака. Тот едва успел убрать ухмылку со своего лица.
— Разве он не должен видеть свой путь? — спросил Стрэнн-старший и снова уставился на мертвеца.
Весельчак отшатнулся к двери, его маленькие блестящие глазки расширились от ужаса, но обаяние смерти снова толкнуло Лэнгли к кровати.
— Похоже, будто Джерри возвращается домой, Весельчак, — прохрипел Стрэнн. — Видишь, как он улыбается?
Стервятник погладил свои впалые щеки. Казалось, он проглотил свое молчаливое веселье.
— И его руки, — продолжал Мак, — они совсем как живые, только становятся все холоднее. Он не переменился, нет. Верно, Весельчак? Вот только он смотрит на что-то далеко отсюда. Похоже, парень этим очень увлечен, верно? — Он наклонился поближе, его речь слилась в странное спокойное бормотание. — Джерри, что ты видишь?
Весельчак задохнулся в ужасе и снова отшатнулся к двери.
Мак положил свою огромную ладонь на плечо брата и громко спросил:
— Ты разве не слышишь меня, приятель? — Внезапный страх охватил его душу. Мак упал на колени, и пол под ним застонал и заскрипел. — Джерри, что с тобой? Ты сердишься на меня? Разве ты не хочешь со мной поговорить? Ты забыл меня, Джерри? — Мак схватил труп за плечи и повернул лицом к себе. На мгновение глаза спрятались в тени. Мак с трудом поднялся и виновато сказал стоявшему у двери Весельчаку: — Я на минуту забыл, что его нет в живых. — Он пристально посмотрел на костлявую фигуру ковбоя. — Между нами, Весельчак. Ты думаешь, что Джерри меня забудет?
На лице Лэнгли отразился неподдельный ужас, но чувство, более сильное, чем страх, заставило его задержаться в комнате и даже шагнуть к Маку. Глаза Весельчака перебегали с лица мертвого на лицо живого, находя для себя везде пищу. Лэнгли облизнул пересохшие губы и с трудом выдавил: