Часть из них замирала, с испуганным видом глядя на недоступную для них воду. Другие, разъярившись, кидались вперед, стараясь пробиться к ручью. Это было бессмысленно, но коровы того не понимали. За долгие годы безмятежной жизни на ранчо они обленились и разжирели, но сейчас, пожираемые изнутри огнем, который могла утолить только вода, совсем потеряли голову. Над ущельем стоял непрерывный стон. Звук этот, как шум прибоя, то, казалось, грозно рокотал где-то вдали, то вдруг раздавался над самым ухом, будто обезумевшее от жажды стадо вдруг ринулось в ту сторону, где притаились приятели.
Всего в пятидесяти ярдах от Малыша и Бада Трейнора лежала подохшая корова, беспомощно раскинув в разные стороны ноги, будто чья-то пуля сразила ее наповал, застав на бегу. Возле ее головы уже сидел канюк, напоминая в неверном свете сгущавшихся сумерек уродливого, сгорбленного ребенка-калеку. Еще несколько отвратительных стервятников кружили в воздухе, хотя что-то, скорее всего присутствие людей, отпугивало их, мешая присоединиться к сородичу, чтобы попировать на славу. Но еще больше зловещих черных птиц, плавно и беззвучно взмахивая огромными крыльями, летало над густым облаком пыли, вздымавшимся над землей, где в отчаянии бродили измученные коровы.
Сквозь это облако всадники могли видеть Харри-Крик, вода которого в лучах заходящего солнца стала красной, точно кровь. На другой стороне ручья слышался шум и голоса, горел костер, разгоравшийся все ярче по мере того, как над землей сгущались сумерки.
Там люди Чэмпа Диксона устраивались на ночлег, шутили, смеялись, что выглядело особенно чудовищно рядом с царившим вокруг ужасом и мучениями ни в чем не повинных животных.
— Вот с подобными господами всегда так, — философски заметил Бад. — Человека легко можно втравить во что угодно! Можно заставить издеваться над животными. Можно собрать самых лучших, самых достойных и отправить их на войну, где они будут убивать всех и каждого. А многие ли могут устоять и остаться честными, если им предоставится шанс безнаказанно украсть? Или посмотри на меня! Я продал душу за тридцать сребреников.
— Бад, никогда не говори так, — поморщился Кид.
— Ты бы хотел, чтобы я навсегда забыл об этом? Но даже если я замолчу, это все равно всегда будет со мной, каждый день, каждую ночь моей жизни.
— Не валяй дурака! — буркнул Малыш.
— И не думаю. Но пока я жив, буду все время ждать случая вернуть тебе долг. Ладно, хватит об этом! Считай, это было последний раз, — процедил он сквозь зубы.
— Что такое убийство, если речь идет о человеке? — пожал плечами Кид. — У него есть голова на плечах, есть мозги. Он может придумать, как выкрутиться. У нас есть ружья, чтобы защитить себя. Но уничтожать стада бессловесных тварей — вот чего я не могу понять! Они же ни в чем не повинны, никому не сделали ничего плохого, потому что просто не знают, как это — творить зло! Ты только взгляни туда, Бад! Еще до восхода солнца там уже найдется, чем поживиться целой стае стервятников!
— Может, эти ребята прогонят их, — предположил Трейнор, махнув рукой куда-то в сторону.
Держась поближе к холму, где лощина, по которой протекал ручей, сужалась до размеров горлышка бутылки, приближалась толпа всадников — ковбои с ранчо. Они медленно кружили на почтительном расстоянии, не спуская глаз с бандитов, будто высланный вперед дозор. Вид темных фигур, казавшихся на фоне заката совсем черными, внушал невольное уважение, особенно тем, кто знал, какая черная злоба и гнев душат сейчас этих людей.
— Нет, — покачал головой Кид, — уж этим-то хорошо известно, с кем придется иметь дело, если они решатся спуститься к ручью. Так что на них можно не рассчитывать. Только не на таких, как они! — На его губах мелькнула презрительная усмешка, а в глазах блеснул огонек.
— Ты, случайно, не вообразил себя владельцем этих коров? Уж больно ты о них печешься! — заметил Бад.
— Эх, жаль, что я не сатана! — мрачно усмехнулся Малыш. — То-то бы позабавился! Уж я бы постарался разжечь адское пламя! Погнал бы коров прямиком на изгороди, так, чтобы от них и следа не осталось, а потом повернул бы все стадо на этих ублюдков, чтобы они превратились в кровавую кашу, смешанную с грязью! С радостью сделал бы это, Бад, клянусь тебе! Ведь животные умирают, Бад! Уже умирают, только не знают этого, а когда завтра поутру взойдет солнце и в долине снова станет жарко, как в раскаленной печке, начнут дохнуть, словно мухи.
— Да. Будут дохнуть, как мухи, — согласился Трейнор. — Ты прав, дружище.
— Знаешь, — задумчиво проговорил Малыш, — когда видишь такие вещи, невольно задаешься вопросом: а есть ли Бог на свете? Если есть, почему же он допускает такое?!
— Послушай, Кид, — хмыкнул Трейнор, — сдается мне, ты и сам не без греха.
— Да, я творил зло, но и платил за это, — признался Кид. — Не знаю, дружище, может, мне суждено сотворить еще немало зла, но никто никогда не скажет, что я замарал себя подобной пакостью! А сейчас я постараюсь хоть немного отмыть свою душу, и да поможет мне Бог!
— Эй! — гаркнул Бад. — Как это? Что ты задумал, парень?
Кид бросил на него печальный взгляд. Его совсем еще юношеское лицо было черным от гнева и ярости, которые давно в нем копились. В эту минуту он казался намного старше своих лет.
— А ты погляди туда, — показал Малыш вниз. — Я намерен сделать так, чтобы эти твари смогли напиться еще до утра, а если это не удастся, так хоть начиню свинцом кое-кого из людей Диксона, что тоже будет неплохо.
— Не вздумай валять дурака, — забеспокоился Трейнор. — Не забывай — закон на их стороне. Даже шериф был вынужден признать это.
— К дьяволу закон! — взорвался Кид. — Сейчас я вижу только то, что на моих глазах умирают коровы! А эти ублюдки, что обрекли их на смерть, не стоят даже огрызка хвоста одной из них!
— Не торопись, Кид. У тебя есть план?
— Нет у меня никакого плана!
— Вообще никакого?
— Сейчас — нет, но скоро будет.
— Как это? И где, интересно, ты его возьмешь?
— Не знаю. Может, дьявол поможет, может — Всевышний. Но план будет. Это я тебе обещаю!
Глава 30
ВНИЗ, НА ДНО КАНЬОНА
А сумерки все сгущались. Вода в ручье потускнела и издали стала казаться почти черной. Облако пыли, клубившееся над стадом коров, понемногу рассеивалось — налетавший ветерок гнал ее в сторону, туда, где притаились оба приятеля.
К этому времени скотина, казалось, слегка успокоилась. Однако это впечатление было обманчивым. Часть коров, обессилев, легла на землю. Только несколько сотен, самых измученных жаждой, все еще нетерпеливо бродили взад и вперед вдоль изгороди. Мычание животных уже не сливалось в один непрерывный вой. Лишь изредка с окрестных холмов раздавались отчаянные стоны вновь пришедших на водопой.
Ночь спускалась быстро. Когда пылающий диск солнца скрылся за горизонтом, разыгравшаяся трагедия уже не так бросалась в глаза. Тьма укрыла далекие горы темным, бархатным плащом, и только ближайшие к ущелью холмы угрюмо вздымали косматые головы, словно мрачные свидетели происходящего. Казалось, земля корчилась в лучах, а вырвавшаяся из глубины ущелья волна ужаса и боли поднялась к самым небесам.
Так думал Бад Трейнор, который, натянув поводья, остановил коня позади Кида и с тревогой вглядывался вниз, где уже сгущались тени.
— А что, если парням Диксона придет в голову убраться оттуда? — пробормотал он. — Держу пари, это будет непросто!
— С чего бы это? — удивился Кид. — Ведь их ждет лакомый кусочек — две сотни тысяч! Уж поверь, вряд ли кто из них сорвется с места, забыв о деньгах. К тому же, насколько я понимаю, чего-чего, а свежего мяса им там хватает!
Бад угрюмо кивнул. Из груди его вырвался чуть слышный вздох.
— Ну, — отозвался он, — я просто имел в виду… Видишь ли, если бы мы сейчас воевали с индейцами, то краснокожие дьяволы предпочли бы засесть здесь, наверху, а не в той мышеловке внизу, верно?
— Интересная мысль, — встрепенулся Кид, — только вряд ли это так уж важно. В этой, как ты сказал, мышеловке они могут запросто продержаться хоть полгода, причем без особого труда. От голода они не перемрут.
— А вот с дровами у них там неважно, — возразил Трейнор. — Обрати внимание — они уже вырубили почти весь кустарник. Вон, взгляни на ту кучу в самом центре лагеря! Там еще рядом палатка, где они стряпают. Пока дрова еще есть, но на шесть месяцев их явно не хватит. Тем более, что людей немало и всех надо кормить. А потом, вряд ли они осмелятся дотронуться хотя бы до одной издохнувшей коровы.
— Это почему?
— Ну как же? Они ведь не воры, не забывай об этом! Они кричат, что закон на их стороне! Скорее всего, и пальцем не дотронутся до коров — знают, мерзавцы, что тогда Милман поднимет против них всех ранчеро в округе.
— Тут ты прав, — согласился Кид. — Только, думаю, у них и без милмановской говядины хватает припасов. И… — Неожиданно его голос дрогнул и оборвался.
Бад, по опыту знающий, что это означает, затаил дыхание. Не иначе как его молодого товарища осенила какая-то гениальная мысль.
Наконец Кид объявил:
— Я спускаюсь вниз, в лагерь.
— Отлично, — невозмутимо хмыкнул Трейнор. — Только расскажи, как ты это сделаешь. По воздуху или еще как?
Малыш промолчал.
— Слушай, а почему бы тебе не погнать вниз всех этих коров? — вдруг предложил Бад. — Только взгляни, сколько их тут! Да они прокатятся по этим ублюдкам, словно паровой каток! — Передохнув, он добавил: — Во всяком случае, ничего другого не могу тебе предложить!
— Ущелье! Ущелье! — вдруг, лихорадочно дрожа, воскликнул Кид. В голосе его звенело едва сдерживаемое нетерпение. — Какой я осел! Как я мог забыть об этом ущелье?!
— Каком ущелье? — удивился Трейнор. — То, на дне которого течет Харри-Крик?
— Конечно, какое же еще?! Давай спустимся вниз и посмотрим, что там делается!
Бад схватился за поводья кобылы.
— Нет, дружище, ты, похоже, спятил!
— Оставь меня! Тебе вовсе не обязательно идти со мной. Я поеду один!
— Нет, я тебя не отпущу. По крайней мере, до тех пор, пока ты не остановишься на минуту и не прислушаешься!
— К чему?
— А вот к этому! Только поверни голову на север и послушай. Идет?
Они оба замерли. Сквозь монотонное, тягучее мычание измученных коров до них вдруг донесся глубокий и грозный рев. Кид мгновенно понял, что это за звук.
— Это шум воды в ручье. Ты его имеешь в виду?
— А ты прислушайся, прислушайся! Точно рычание льва, верно?
— Пусть бы и льва, мне-то что до этого? Я доберусь до его глотки, чего бы мне это ни стоило! Сегодня я жажду крови, Бад!
— Нет, у тебя просто крыша поехала, не иначе! — сокрушенно покачал головой тот. — Держу пари, ты никогда не видел, что это такое — когда вода несется вниз по ущелью! Ну, если так, пойдем, так и быть, я покажу тебе. Раз уж до нас доносится шум, стало быть, мы сможем это и увидеть. Тогда, если, конечно, ты в своем уме, одного этого зрелища тебе будет достаточно.
— Ладно, пошли посмотрим.
Они пустили лошадей легкой рысцой.
— Кто идет? — вдруг донесся до них из темноты чей-то окрик.
Фигура всадника выросла словно из-под земли, в руках тускло блеснул ствол винтовки.
— Друзья! — откликнулся Кид, натягивая поводья.
— Что за друзья?
— Тут Бад Трейнор и я — Малыш Кид.
— Эй! Неужто ты и есть тот самый Кид?
Винтовка тут же опустилась, и ковбой подъехал к ним вплотную.
— Раз так, здорово, Малыш! — сказал он. — Я так и надеялся, что ты не вытерпишь — явишься сюда. А меня зовут Билл Тревис.
Они обменялись рукопожатиями/
— С коровами-то совсем плохо, — проворчал Тревис. — Знаешь, сколько уже полегло и завтра не встанут?
— А сколько будет еще, которые хоть и поднимутся к утру, но к вечеру тоже падут? — буркнул Кид.
— Верно. Да это и дураку понятно. Жвачки не найдется?
— Не держу. А табак и бумага есть. Вот, держи! — он передал ковбою кисет.
Тот свернул цигарку и с наслаждением выпустил в прохладный ночной воздух струю голубоватого дыма.
— А вы, ребята, что собираетесь делать? — поинтересовался Кид.
— Пока ничего… Разве что заставить наших коров броситься на них да разнести эту проклятую изгородь!
— Вряд ли получится. Держу пари, они станут стрелять в тех, кто будет впереди, и таким образом заставят остальных повернуть.
— Вот и мы так же решили. Ничего не выйдет. Может, старик Милман что-нибудь придумает?
— Скажи-ка, ты не заметил, они на ночь выставили часовых вдоль изгороди?
— Да уж непременно. По трое вдоль каждой. Да и другие не дремлют, тут уж можно не сомневаться!
— Это же похлеще, чем детоубийство! — окончательно выйдя из себя, вскипел Малыш. — Нет, вы только послушайте! — Он поднял руку, призывая их к молчанию.
Вокруг царила полная темнота. Только тяжелые вздохи, когда обессилевшие коровы рядами опускались на землю, волнами докатывались до них, будто чьи-то исстрадавшиеся души из преисподней взывали к небесам о жалости и прощении.
— Плохо дело, — вздохнул Тревис. — Ну да ладно. Шей и Диксон — помяните мое слово — заплатят за это!
— Надеюсь, уже сегодня, — сквозь стиснутые зубы прохрипел Кид.
— Ты о чем?
— Да так, ни о чем. Вы, ребята, будете здесь всю ночь?
— В этом можешь не сомневаться. Пусть только Диксон и его шавки высунут нос наружу! Мы им покажем, как у нас на ранчо умеют стрелять! Наши парни здорово разозлились! Даже старый Таг Яджерс, чья хибара на самой дальней окраине ранчо, тоже явился. Клянется, с места не двинется, пока не сдерет парочку скальпов. Глядишь, так оно и случится!
— Может быть, — кивнул Кид. — Ну ладно, пока. Только вы, ребята, держите ушки на макушке, идет?
— А что такое?
— Сдается мне, скоро в лагере Диксона что-то произойдет.
— Что такое?
— Пожар, — коротко бросил Кид и, ничего не поясняя, отъехал.
Бад пришпорил своего жеребца и в несколько прыжков поравнялся с ним.
— Что ты там говорил о пожаре, Малыш? — полюбопытствовал он.
Но Кид, о чем-то задумавшись, ничего не ответил.
Из лощины все так же монотонно докатывался до них стон измученных животных. Но как только они добрались до края расщелины и спешились, мычание разом стихло, они уже не слышали ничего, кроме грохота воды, доносившегося до них подобно отдаленной канонаде.
— Понятно? — спросил Бад. — А теперь, Кид, если ты в своем уме, скажи, хотелось бы тебе сейчас очутиться там, внизу?
Малыш опять промолчал. Потом, вздрогнув, отпрянул от края расселины и спросил:
— Ты ведь бывал здесь днем, верно?
— Еще бы!
— Сколько тут до дна каньона?
— Никак не меньше сорока, а может, и пятидесяти футов.
— Стало быть, нужна веревка шестидесяти футов длины, — сказал Кид. — Отыщи ее, хорошо?
— А что ты собираешься делать?
— Бад, ради всего святого, придержи язык, хорошо? Перестань приставать ко мне с расспросами. Честное слово, у меня и без твоей трескотни есть о чем подумать.
— Ладно, — насупился Трейнор. — Но чтоб я сдох, если при одной мысли об этом у меня не скручивает кишки!
Махнув рукой, он отправился к своей лошади и снял с седла длинную, прочную веревку. Привычку возить ее с собой он приобрел, еще когда совсем зеленым юнцом был ковбоем в Монтане. Вздохнув, принес веревку Киду, а тот, убедившись в ее прочности, крепко привязал один конец к выступающему уступу на скале на самом краю ущелья. Вытянув второй конец, он со всей силы дернул за веревку, еще раз пробуя ее на прочность.
— На этот счет можешь не волноваться, тебя она выдержит, — проворчал Бад. — Сдается мне, это как раз то, что тебе требуется.
— Выдержит, — согласился Кид и швырнул веревку в ущелье.
С легким шорохом она исчезла в темноте, извиваясь, точно змея.
— Бад, — заявил Малыш. — Я собираюсь спуститься вниз.
— Если так, то я с тобой.
— Нет, ты останешься здесь, — приказал Кид. — Это моя игра. Я ее затеял, мне и играть! А от тебя мне нужно совсем другое. Дай мне на прощанье руку, дружище! И обещай, что будешь помнить меня, если я не вернусь назад!
— Если с тобой что-то случится, клянусь, я сяду на хвост этим ублюдкам, Диксону и Шею, а там мы еще посмотрим, кто кого! — угрюмо проговорил Трейнор. — Счастливо тебе!