Он как раз умывался, был без револьвера, и его взяли даже без драки. Он, впрочем, и не пытался сопротивляться, скорее был удивлен.
— Мужики, — возмущенно спросил он, — что случилось? Я ничего не делал!
— Значит, ничего? Ты прошлой ночью ограбил дилижанс!
— А, это! — Он ухмыльнулся. — Уберите пушки, ребята. Я сам пойду. Вы ведь уже знаете, конечно, что я его не грабил. Я взял их на пушку, но когда увидел Митча, то мне расхотелось. Я знаю Митча: пока я его грабил бы, он сидел бы тихо, как мышка, а отвернись я, издырявил бы меня, как решето. Этот мужик знал свое дело.
— Ты сказал «знал». Значит, ты знаешь, что убил его!
Лео переменился в лице.
— Кого убил? Повтори-ка еще раз!
Когда ему все рассказали, он побледнел и осунулся. Он оглядывался вокруг и не видел ни одного дружелюбного лица. У Митча была семья, у Дока тоже. Обоих любили в округе.
— Я не делал этого, — сказал Лео. — Это был кто-то другой. Я отпустил их.
— Пока не добыл дробовик! — Это сказал Морт Люэнд, отправивший деньги в банк с тем дилижансом. — Ты же сам сказал, что Митч застрелил бы тебя. Ты увидел дробовик и ретировался, а потом вернулся со своим дробовиком и прикончил его из засады.
— Это неправда. — Лео был смертельно серьезен. — И Митч не застрелил бы меня. Его дробовик был повернут дулом в другую сторону. Если бы я собирался его убить, я мог бы сделать это сразу.
А потом устроили суд на весь мир! Судью вызвали аж из Таскона. Это было что-то! Народ съехался отовсюду. Шуму было много, но в пользу Лео сказать было нечего.
Странное дело: все мы в глубине души знали, что за человек Лео Карвер, но наше знание не имело ценности в суде. Вы задумывались когда-нибудь, каково это — знать, что человек не может быть убийцей, и так же твердо знать, что это ваше ощущение не может стать свидетельским показанием?
А судья представил все в жутком свете. Лео признался, что убил семерых — в честной драке, но тем не менее… Он признался, что угонял скот. Он мог бы это отрицать, и черта с два они бы чего доказали, но он не привык к судейским штучкам. Он ведь прекрасно знал, что все мы знаем, что он угнал этих коров. Бьюсь об заклад, что ему и в голову не пришло ничего отрицать.
Он даже нападал на дилижансы, он это тоже признал. Но он упорно отрицал, что убил Митча Вильямса и взял тот ящик.
А в ящике было двадцать тысяч. Двадцать тысяч золотом.
Все думали, что Уэб Паскел будет адвокатом Лео, но он отказался. Сказал, что не хочет иметь с ним дела. Уэб часто играл с Лео в покер, они были приятелями, но тут Уэб ему отказал. На Лео это очень тяжело подействовало. Лейн Мур тоже отказался его защищать, так что никого не нашлось, кроме старого пьяницы Боба Кейза.
Лео знал, что он осужден. Поэтому и строилась эта виселица. Кейз не смог бы защитить даже вшивого кота от купанья. Когда судья пошел задавать Лео вопросы, всем стало понятно, что дело дохлое.
Он пытался ограбить дилижанс. Он убивал людей. Он воровал коров. Он водился с отбросами Кэньон-Гэпа. У него не было алиби. Все, что он мог сказать в свою защиту, — это то, что он не делал того, за что его осудили. А то, что все мы знали в душе, не имеет веса для суда.
— Люди, да неужто вам не стыдно?! — воскликнул Лео тогда на суде. — Почему вы не потребуете закрыть это дело?! — Весь он был тут. Его ничем не укротишь.
Морт Люэнд стоял на крыльце своего дома и наблюдал за возведением виселицы. И мне было жутко тоскливо на него глядеть, потому что если что и можно назвать ненавистью, так это отношение Морта Люэнда к Лео Карверу.
Почему он так ненавидел Лео? Без очевидных причин. Не сошлись характерами, можно сказать. Они просто никогда не могли ни в чем сойтись. Морт, к примеру, бережно подсчитывал каждый цент. Лео свои либо тратил, либо раздавал.
Морт регулярно ходил в церковь и слыл преуспевающим молодым бизнесменом. Он был городским банкиром и владельцем транспортной конторы, а недавно купил одно из лучших ранчо в округе.
У Лео деньги никогда не задерживались. Иногда, когда хотел, он работал ковбоем, и работал прекрасно. Один раз на ранчо «Си-Уай» он почти в одиночку спас целое стадо, застигнутое ураганом. Когда убили старика вдовы Фергюсон, он нанялся к ней на ранчо и трудился как проклятый один за шестерых, до тех пор, пока у нее не завелись маломальские деньжата, чтобы держаться на плаву.
Лео сроду не мог скопить и десяти центов. Он проедал их, или пропивал, или давал в долг без отдачи. А остальное время он просиживал под тополями с гитарой в руках, распевая песни — старые песни, вроде тех, что пела моя матушка: шотландские, ирландские, английские, или сам сочинял на ходу.
В драки он тоже часто попадал. Однажды он один положил троих сыновей Тейлора. Я это лучше всего запомнил, потому что сам видел. Как раз в тот день он испачкал в крови платок Руфи Хедлин.
Хедлины относились к высшему свету Кэньон-Гэпа. В каждом городишке есть свой высший свет, и судья Эмери Хедлин считался у нас большим человеком. У него были не только деньги, но и имя. Даже на Западе имя на многих производит впечатление, и имя судьи каждый раз звучало как удар гонга. Оно было звучным. В иных именах, правда, кроме звучности, ничего и нет. Но в этом — было.
Уважение, репутация, честь, полный порядок во всем; никогда никого из Хедлинов не касалась и тень скандала. Благородные люди, это все знали. Морт Люэнд пытался обхаживать Руфь, но она этого, казалось, не замечала. Его это бесило, а нас всех забавляло. Многим из нас казалось, что Морт здорово заносится, и бывало очень приятно, когда Руфь давала ему от ворот поворот.
Только не подумайте, что она была заносчива. Где-то в это же время старина Пеп слег с воспалением легких. Он был жутко плох, и никто за ним не ухаживал, кроме крошки Мэри Райан с улицы за «Паласом». Мэри крутилась при нем одна день и ночь, пока об этом не узнала Руфь Хедлин.
Она пришла к нему и постучала в дверь. Когда Мэри открыла и увидела Руфь, она чуть не упала. Мэри сама была милашка, но кто такая она? А тут Руфь Хедлин собственной персоной! Правда, на мой взгляд, особых различий нет…
Мэри вспыхнула и застыла, как столб, не зная, что сказать. А Руфь прошла в комнату, огляделась и сказала:
— Как он себя чувствует, Мэри? Я даже не знала, что он недомогает.
Недомогает, а? Мы-то все больше болеем. Мэри была потрясена. Она никак не ожидала, что персона вроде Руфи знает ее имя и станет так с ней разговаривать.
— Плох он, мисс Руфь. А вам ни к чему приходить сюда. Это же… это же улица.
Руфь только улыбнулась ей и сказала:
— Я знаю, Мэри. Но Пеп болен, и ему все равно. Мне только что рассказали, что он не встает и что ты одна ухаживаешь за ним. Теперь ты сможешь пойти отдохнуть. Я побуду с ним.
Мэри заколебалась, глядя на великолепное голубое платье Руфи посреди замызганной хибары.
— Да тут особо нечего делать, — попыталась возразить она.
— Я знаю. — Руфь уже наклонилась над старым Пепом. — Кстати, Мэри, — обернувшись, сказала она, — пошли кого-нибудь за доктором Лютером, пусть придет сюда.
— Мы уже посылали, мисс. Он не пришел. Он сказал, что у него много дел на другой стороне города и нет времени тащиться сюда.
Тут Руфь выпрямилась.
— Так пойди скажи ему, что его приглашает Руфь Хедлин! — резко сказала она. — Он придет.
И он таки пришел.
Вот какая девушка была Руфь Хедлин. Чистокровная кобылка. А вот как она впервые увидела Лео Карвера.
Шел уже третий день, как Руфь попеременно с Мэри Райан ухаживала за стариной Пепом. Она была одна в хижине, и вдруг послышался стук копыт. Всадник летел как на пожар.