Рядом играли двое чистеньких веселых ребятишек.
Я остановилась.
— Мэм, позвольте вас отвлечь на минутку?
Она вынула изо рта прищепки и быстрым движением поправила волосы.
— Конечно. Чем могу быть полезной?
— Вижу, вы переселенцы. Вы, случаем, направляетесь не в сторону Уилинга?
— Как раз туда.
— Мэм, мне надо в Уилинг, я могу заплатить. — И, не давая ей возразить, пояснила: — Не хочу ехать дилижансом. — Потом добавила: — За мной гонятся.
— У нас очень тесно, но…
— Я живу в горах. К работе привыкла. Сяду, где скажете, помогу стряпать. Маленьким буду сказки рассказывать…
— Вон идет Ральф, мой муж. Спросим его.
Ральф был крепко сложенный мужчина лет тридцати пяти, твердый, на вид решительный, но, как видно, и добрый.
— До Уилинга? Можем взять. — Он окинул меня быстрым пытливым взглядом. — Тебе ничего не будет стоить, но поможешь с ребятишками.
— Помогу. И заплачу, — ответила я. — Даю три доллара и еще два по приезде.
— Многовато, — отозвался он и ухмыльнулся. — Но деньги никогда не помешают. Видит Бог, жизнь дорогая. Надеялся найти здесь работу, но не повезло. Да и жить здесь нам не по карману. Подумать только, простая комнатенка обошлась бы мне за год в сто долларов! Сто долларов! Представляешь? Говядина семь центов за фунт… даже кукурузная мука по доллару за бушель! Мне здесь не прожить. — Он снова быстро взглянул на меня. — Знаешь ли, у нас никаких удобств. Один фургон и тот загружен.
— Ральф, она говорит, что приехала с гор. Наверно, привыкла обходиться попросту.
— Да, конечно! Обо мне не думайте. Я постараюсь никого не стеснить. Прошу только об одном — не говорите никому, что я с вами еду. Завтра, еще до рассвета, буду у вас.
Он снова поглядел на меня.
— А те люди, что тебя преследуют, как они выглядят?
Я коротко, но точно их обрисовала. Он кивнул.
— Не беспокойся. Можешь сидеть в фургоне, а когда захочешь, пройдешься пешком. Вряд ли они догадаются, что ты выберешь такой транспорт.
Когда я спустилась на кухню, миссис О'Брайен пила кофе. Взглянула на меня.
— Никого — только что смотрела. Пейте кофе. Я подогреваю вам суп, надо немножко поесть на дорогу.
— Как раз успею. Вы очень добры.
— Не стоит благодарности. Главное — берегите себя.
Тихо. Я надела шляпку и выглянула в окно. Ни огонька. Темно хоть глаза выколи. Саквояж я взяла в левую руку. Развязала ридикюль, обхватила рукоятку своего «дауна».
В комнате свет не включали. Миссис О'Брайен тихонько открыла дверь.
— Ступайте, и да поможет вам Господь!
Крыльцо скрипнуло. Я замерла, оглядываясь вокруг. Ничего. С реки несло сыростью, пахло мокрым шлаком. Спустившись с крыльца на цыпочках, я решительно шагнула вперед. До фургона нужно было пройти три больших квартала. Сначала жилой квартал, в этот час темный и безмолвный; за ним канатный двор и лесной склад с примыкающей к нему конюшней. Оттуда начинался пустырь, где стояли фургоны.
Вроде бы все шло нормально. Я отпустила револьвер и быстро зашагала вперед, подобрав юбки, чтобы их шуршание не мешало мне слышать каждый звук. Ридикюль свободно болтался на плече. Саквояж оттягивал руку. Я поменяла руки, но через полквартала, подходя к канатному двору, снова взяла саквояж в левую.
Далеко впереди показался слабый свет, должно быть фонарь. Наверняка Ральф запрягает лошадей. Тут я с беспокойством заметила неясную фигуру. До чего же темно…
Услыхала я его слишком поздно. Кто-то, зловонно дыша мне в лицо, грубо обхватил меня.
— Не кричать, убью. Теперь слушай. Тим в другом конце города, следит за почтовой станцией. Будь хорошей девочкой, и я ему не скажу, что отыскал тебя, — тихо говорил он. — Не знаю, куда ты собралась в такую ночь, но знаю, чем мы можем заняться, ты и я.
Мы…
Подняв ногу, я изо всех сил ударила сапогом ему в ногу и одновременно двинула головой в лицо. Он был выше ростом, поэтому мой затылок пришелся ему аккурат в нижнюю челюсть. Он выпустил меня и, спотыкаясь, попятился. Размахнувшись, я ударила его по голове ридикюлем — а в нем были пистолет, патроны и несколько тяжелых монет. Я, может, и не вышла ростом, но всю жизнь трудилась, и силенки хватает. Он как миленький растянулся в грязи. Застонал, попробовал подняться и снова упал в грязь. Я посмотрела на него без малейшей жалости и пошла дальше. Скоро я уже была у своего фургона.
Несколько семей были уже готовы тронуться в путь. Ральф молча указал мне сесть в самый конец фургона, я забралась внутрь, и мы поехали.
Отыскав себе местечко среди узлов и свернутых постелей, я скоро заснула и проснулась уже при свете дня. На меня смотрели круглые глазенки двух малышей.
— Ну! — весело сказала я. — Меня зовут Эхо, а вас?
Девчушка, перебирая пальчиками, отвернулась, а мальчик произнес:
— Джимми. Я Джимми Дреннан, а это моя сестренка, Эмпили. Она боится.
— Эмпили? — переспросила я.
— Эмили! — обиделась она. — Эмпили! Он всегда так обзывает! — Глядя на меня, она спросила: — Разве Эхо — это имя?
— Меня так зовут, — заверила я. — Такое имя есть. Правда. Теперь мы так называем эхо, которое слышим, но раньше это было имя. Так звали нимфу. Это, как бы вам объяснить, вроде русалки. Она без конца болтала, и тогда Гера — это была богиня — постановила, чтобы Эхо никогда не говорила первой и никогда не молчала, когда говорят другие. Эхо влюбилась в Нарцисса и, когда он умер, зачахла. И остался от нее один только голос.
— Это сказка! — заявил Джимми.
— Верно, причем очень, очень старая. Когда я поступила в школу, мне обо всем этом рассказал учитель.
— Ты тоже зачахнешь, пока не останется один голос? — спросил Джимми.
— Надеюсь, что нет, — ответила я. — Мне еще ни разу не повстречался Нарцисс.
— Еще повстречается, — сказала, усаживаясь рядом, его мать. — Меня зовут Лаура Дреннан. Надеюсь, они не слишком вам надоедают.
— Нет, как видите. Там, где я живу, мне как раз ребятишек и не хватает.
— Где вы живете?
— В горах Теннесси. Далеко в горах. У нас там много медведей.
— А людей они едят? — строго спросил Джимми.
— Не часто, — заверила его я, — хотя если сильно проголодаются, то могут и съесть.
— А ты видела медведя? Дикого. Близко, а?
— Много раз. Мой дядя и сейчас не встает с постели, потому что схватился с одним из них. Потревожил медведя, вот он и набросился на него, а у дяди не было с собой ружья.
Ральф Дреннан поглядел через плечо.
— Говоришь, дрался с медведем? И без ружья?
— У него был с собой нож, да еще топор. — Пояснила для Джимми: — Такой, у которого лезвия с обеих сторон. Пришлось драться тем, что оказалось под рукой. Но медведя он убил.
Ральф, не веря, поглядел на. меня и отвернулся. Все замолчали. Первым заговорил» Джимми.
— Но медведь его укусил?
— Много раз. И здорово расцарапал когтями. Регал убил медведя и волок его почти до самого дома. Мы нашли их у ручья, когда пошли за водой.
В полдень мы уже тряслись по неровной извилистой дороге среди густого леса. Кроны деревьев переплелись между собой, и внизу было сумрачно и тихо. Наш фургон шел первым. Упряжка у Ральфа Дреннана подобралась добрая, и повозка, прыгая по корням и продираясь вдоль поваленных деревьев, упрямо двигалась вперед. Время от времени мы делали остановки, давая лошадям передохнуть.
Винтовка Ральфа, лежавшая в углу фургона, выглядела почти новой. Мне было не разглядеть, какая это модель, но в том, что это «ланкастер», я была уверена.
— Много охотитесь? — спросила я.
Он оглянулся.
— Почти совсем нет. Разве что в молодости.