– Ага, неожиданно, – проворчал Сен. – Как же… Нет, так не пойдет. Надо поступить… надо поступить как надо! Отнести Трубу Лужжу! И все!
«То есть ты решил переложить ответственность на ректора? – скучным голосом поинтересовалась нечеткая логика. – Вот тоска».
«Не получится переложить, – утешила четкая логика. – Отдать Трубу сейчас равнозначно решению не возвращать магию Гаттеру».
«Зато Лужж тебе будет благодарен», – сказала нечеткая логика.
«Да, будет», – согласилась четкая логика.
Сен кивнул. По крайней мере одно решение он уже принял. Побежать к Лужжу, вручить Трубу, получить ректорскую благодарность и вернуться с этой благодарностью к изумленным друзьям… Нет, этого он точно делать не будет.
– Ладно, – сказал Сен. – Сам разберусь. Вот только как…
«Ты бы поторопился, – заметила четкая логика. – Сейчас Гаттер, Пейджер и Пулен заявятся».
«И начнется полный бедлам», – пообещала нечеткая логика.
Аесли попробовал представить, что начнется, когда придут друзья. Порри примется говорить, что ему и без магии хорошо, у него магутор есть, Мерги – делать вид, что любой желающий может безнаказанно выстрелить в нее из Трубы, а Амели – предлагать себя в жертву, потому что она во всем виновата. И тут он скажет, что более достойны магии он и Мергиона. Так…
Воображаемая реакция друзей на это известие оказалась такой бурной, что Сен даже засмотрелся.
– Ну хорошо, – сказал. – То есть, ну плохо. Попробуем по-другому. Магию получают Амели и Порри. Тоже весело… Мерги и Порри… Мерги и Амели… Я и Амели… Я и Порри…
Мальчик обхватил голову руками. Справедливого решения не получалось. Правильного решения не получалось. Ничего не получалось. Обе логики молчали. Похоже, тут требовалось применение какого-то другого психического процесса.
Сен посмотрел на Трубу. Потом выглянул в окно. Высоко. Внизу каменный тротуар. То что надо.
Труба летела вниз недолго, но разбилась красиво.
«Гм, – сказала четкая логика после минутной паузы. – Прошу занести в протокол, что я к этому не имею никакого отношения».
«А мне понравилось», – сказала нечеткая логика.
Глава 6.6
в которой Сену Аесли засчитывают нетипичный подвиг
Первой в комнату ворвалась Мергиона.
– И нечего меня уговаривать! – крикнула она в коридор. – Я и без магии гроза всего, что шевелится!
– У меня магутор есть! – завопил Порри, вбегая следом. – Я его скоро запрограммирую, он у меня так колдовать начнет, что только держись!
– А я во всем виновата!… – завела с порога привычную песню Амели.
– Еще раз скажешь «Я во всем виновата», – процедила Пейджер, – и я ударю по тебе табуретом. Или тобой по табурету, выбирай. Давай, Сен, не тяни, стреляй!
– Только не промахнись, – прошептала Амели и тоже зажмурилась.
«Вон как все повернулось, – меланхолично подумал Аесли. – И что бы я сделал, если бы держал в руках целую Трубу? В кого бы я выстрелил?»
– Ну! – прошипела Мергиона.
«Наверное, я все-таки принял мудрое решение. Глупое, но мудрое».
– Что-то я не понял, – сказал Порри. – А где Труба? Что с ней?
Девчонки разом распахнули глаза.
– С ней все хорошо… – Сен махнул рукой в сторону окна, – там.
Гаттер, Пейджер и Пулен бросились к окну и перевесились с подоконника вниз.
«Забавно, – продолжал думать Сен. Думать никто не мешал: в комнате стояла мертвая тишина. – Выходит, есть решения и есть решения. Одни можно принять и потом переиграть, а другие… необратимы. Принять их намного труднее, зато потом гораздо легче. Только очень обидно».
– Надо собрать обломки, – сказал Порри.
– И отнести взрослым, пусть разбираются, – сказала Мергиона, спрыгивая с подоконника.
– Вот Лужж обрадуется, – сказала Амели. – А знаете, я во всем этом…
– Та-а-ак, – Мергиона потянулась за табуретом.
– Да нет! Я говорю, что я во всем этом вижу хорошую сторону. Теперь Трубу не украдут, нам не нужно делить магию, Лужжу не нужно Трубу прятать, и мне будет легче переживать свою вину…
– Ух ты, – сказал Порри и побежал в коридор разнимать Мерги, Амели и табуретку.
Сен остался один.
«Подведем итог. Первое. Я нашел Трубу. Второе. Я ее обезвредил. Третье. Сам себя оставил без магии. Неплохо. А не перевернуть ли тут все вверх тормашками?».
Мальчик отчетливо представил, как ему полегчает, когда он пошвыряет ботинками в стены, порвет на полоски отглаженные занавески, а аккуратно взбитые подушки превратит в пух и перья. Если бы не долгий опыт борьбы с хочугой Решительности, Сен точно впал бы в буйство, но сейчас он глубоко вдохнул, досчитал до десяти электрических овец в шестнадцатеричной системе и только после этого выдохнул.
И еще раз с облегчением понял, как хорошо, когда все лежит на своем месте. Например, Труба Мордевольта – на каменном тротуаре, в виде дюжины кусочков.
«И четвертое. Мог комнату разворотить, но не стал, – Сен повеселел. – Можно сказать, преодолел себя. Интересно, счел бы все это подвигом Бальбо?»
Словно дух, вызванный опытным спиритом, в спальню вплыл летописец. Сходство с духом усиливали значительно оттопыренные уши.
– Вижу! – проговорил он патетически. – Вижу! Не должно быть у Великого Героя никаких интеллектуальных подвигов, прав ты, о Великий Герой. Нужно просто нечто нетипичное, чтобы без драк и отрывания голов. Вот так называемый Геракл, например, вычистил так называемые Авгиевы конюшни. И это зачлось ему как подвиг. Вот если бы ты содеял нечто подобное…
И тут Рюкзачини заметил, куда вошел. Даже сквозь розовые очки романтизма, которые летописец носил на глазах своей души, вид идеально прибранной спальни Гаттера и Аесли произвел на него неизгладимое впечатление.
– О! – прошептал Бальбо. – Да ты, я смотрю, уже!
Подвиг № 7
Спасти профессора Мордевольта
Ничто не дается нам так. И так не дается. И так. Что делать?
Народ
Почему власть ворует, а народ голодает? Пусть народ тоже ворует.
Власть
5 июня 2003 года, пустующая дача в ста милях от Первертса
Домовой Персимид устроился поудобней в шезлонге, только что украденном у домового Артемода, и полез в карман за кисетом с нюхательным табаком.
– А где это он? – пробормотал он через минуту. – Неужто Артемод упер? Ах, Артемод, ах, морда… Ах, харя, рыло, рожа, ряха, будка, табло…
Исчерпав запас синонимов к словосочетанию «лицо соседа», Персимид полез в другой карман.
– А вот где он… Ай!
Кисет выскользнул и упал в обступивший веранду густой бурьян. Обиженно посмотрев на неловкие пальцы, Персимид погрозил им пальцами другой руки и, выгнув шею, попытался рассмотреть табакерку среди лопухов и лебеды.
– Ну где он опять… ну что за наказание… ну что за…
Тяжелая рука легла домовому на плечо. Предчувствуя неладное, Персимид задрал голову, и все синонимы застряли у него в горле – над ним нависло разноцветное лицо его супруги, домовухи Персефоны.
Сегодня утром Персефона украла у соседки Коломбины набор косметики (вчера украденный Коломбиной у соседки Карменюэль).
– Ну, как тебе мой новый имидж? – кокетливо спросила супруга.
– Э-э-э… твой… мне… это мне твой новый имидж?
– Вот! – торжествующе подвела итог Персефона. – Мне сорок, а выгляжу я на все сто! [59]
«Это точно», – подумал Персимид, потянулся за кисетом в карман, досадливо крякнул и снова покосился на бурьян.
– Заросло все, – пробурчал он, – прополоть бы.
– Прополоть? – Персефона захлопала тройными ресницами. – Ну давай, поли-пропалывай. Гном трудящий!
Домовуха отвернулась, напоследок хлопнув ресницами особенно громко. Глава семьи насупился.