Но Марину звать ему не пришлось: она без его приглашения отделилась от дев» чат и направилась к дому Ручьевых.
Марина была темноволосая и почти коричневая от солнца. Выцветшая голубая майка плотно обтягивала ее плечи, рукава были закатаны выше локтя.
Рядом с Мариной, прилаживаясь к ее размашистому шагу, шел Пашка Кивачев и что-то оживленно говорил.
«О чем это он?» – ревниво подумал Костя и побежал им навстречу.
Домой с работы Марина никогда не возвращалась с пустыми руками: то принесет пучок спелой земляники, то пригоршню звездчатых гроздьев лесных орехов, то букетик серебристого ковыля или просто ветки молодой березы с клейкими, пахучими листочками.
Сейчас Марина держала в руках огромный букет влажных, душистых водяных лилий и желтых кувшинок с длинными шнурами потемневших стеблей.
– Сергей дома? – спросила Марина у Кости.
Тот кивнул головой, и они втроем вошли в избу.
– Здравствуй, председатель! – сказала от порога Марина. – Мы ведь с тобой сегодня не виделись?
– Здравствуй, бригадир-два! – в тон ей ответил Сергей. – По-моему, не виделись.
– Я вам цветов принесла. Не запрещается? – Девушка отделила половину букета и сунула Косте в руки: – В воду поставь! Не то совсем завянут.
– Откуда это? – удивился Сергей, зная, что лилии и кувшинки можно достать только в глубоком Черном омуте. – Сама нарвала?
– В мои-то годы в омут прыгать! – засмеялась Ма» рина и покосилась на Пашу: – Тут помоложе, меня нашлись. Вот он, молодец-удалец, целую охапку приволок.
Паша не выдержал пристального взгляда Кости и отвел глаза в сторону:
– А что ж такого… Купался и нарвал…
Марина подошла к лавке, зачерпнула из ведра кружку воды, жадно напилась. Потом присела к столу:
– Докладываю, председатель. С сенокосом моя бригада покончила. Завтра начинаю подготовку к уборке хлебов.
– Хорошо! По плану идешь! – похвалил Сергей и сообщил бригадиру новость: завтра в Высоково прибывает делегация из Соколовского колхоза «Заря» по проверке соцсоревнования; возглавляет делегацию бригадир Никита Воробьев.
– Ой, Сережа! – вскрикнула Марина. – И глазастый же этот старик! Ничего не пропустит. Все в акт запишет.
– А ты что, робеешь?
– Да нет… – помолчав, сказала Марина. – За пшеницу я спокойна – наверняка соколовским не уступим. И рожь, у нас неплохая, и овсы… А вот просо не радует… чахлое, редкое, трудов жалко.
– У соколовских, я знаю, просо тоже не лучше, – заметил Сергей.
– Все равно обидно. Над пшеницей или рожью мы вроде полные хозяева, а вот просо нам еще не подчиняется. Хоть не сей его больше! И в чем тут беда, разгадать не могу.
Марина вновь подошла к ведру, зачерпнула воды,
– Может, тебя обедом накормить? – предложил Сергей. – Костя сегодня щи готовил… Приняты с высшей оценкой.
– Можем на постоянное довольствие зачислить, – шутливо сказал Костя.
– Еще чего! Будто у меня и дома нет, – отмахнулась Марина.
Но тут Сергей напомнил ей, что сегодня звонили по телефону из почаевского колхоза и просили вернуть сортировку, которую «бригадир-два» взяла у них еще весной.
– Отвезу завтра, – пообещала Марина. – Вот кого послать только?
– А меня! И Костю еще, – поднялся от порога молчавший до сих пор Паша. – Мы быстро управимся.
Марина согласилась – пусть ребята прокатятся. Потом она оглядела избу, и взгляд ее задержался на бревенчатой стене, увешанной портретами прославленных на всю страну хлеборобов, льноводов, хлопкоробов – Героев Социалистического Труда.
Костя уже давно вырезал эти портреты из газет и журналов и по вечерам любил рассказывать старшему брату, кто из мастеров земледелия где живет, чем прославился, и все это с такими подробностями, что Сергей невольно удивлялся: «Ты, случайно, не в гостях ли у них побывал?»
А в прошлом году осенью, когда высоковского бригадира Марину Балашову за высокий урожай пшеницы наградили орденом Ленина, Костя снял со стены карточку Сергея и Марины, закрыл картонкой лицо брата и пополнил портретом Марины галерею знатных людей.
Сейчас Марина нахмурилась и попросила Костю снять со стены ее карточку:
– Сделай мне одолжение, сколько раз тебя просила! Никакой я не герой, и незачем меня тут пристраивать…
– А может, будешь в этом году… – вырвалось у Кости, и он переглянулся с Пашей.
Сергей улыбнулся:
– Видала, Марина! Надеются на тебя хлопцы, ждут…
– Да ну вас, Ручьевых! Разве с вами договоришься! – Девушка с досадой махнула рукой и хлопнула дверью.
Сергей вышел за ней следом. Костя и Паша посмотрели в окно.
Сергей и Марина молча и быстро спустились с крыльца, потом шаг их замедлился, и они остановились у палисадника. Буйно разросшиеся кусты акации и сирени лезли через изгородь. Сергей сломал ветку сирени и, щелкая ею по голенищу сапога, принялся в чем-то убеждать Марину. Посмеиваясь, девушка отобрала у него ветку и что-то ответила. Сергей заговорил еще горячее.
– Костя, это они все о колхозных делах беседуют? – спросил Паша.
Костя нахмурился. Этот простак Паша ни о чем, верно, не догадывается, в то время как весь колхоз знает, что Сергей ухаживает за Мариной Балашовой.
– О чем надо, о том и беседуют! – буркнул Костя и подозрительно оглядел Пашу:-А ты чего для Марины стараешься? И цветы ей, и «в Почаево могу съездить»!
– Понимаешь, какое дело… – мечтательно заговорил Паша. – Хорошая бригада у Марины, дружная. У них даже правило есть: работай не как-нибудь, а с отличием, с красотой. Вроде как марку ставь: наша работа, балашовской бригады.
– Поздненько же ты разобрался! – усмехнулся Костя. – Да кто же об этом не знает?
Паша, на редкость словоохотливый сегодня, продолжал говорить. Если уж работать летом в колхозе, так лучше всего им примкнуть к бригаде Марины Балашовой. Для начала они, пожалуй, поработают ездовыми.
– Что там ездовыми! – Костя махнул рукой, всем видом говоря, что у него на этот счет имеется свое особое мнение.
Утром Костя все же отправился в конюшню. Паша Кивачев был уже здесь и запрягал в телегу Командировочную.
Костя с неудовольствием покосился на пегую коротконогую кобылу.
– Попросил бы Гордого для выезда, – заметил он. – Как-никак, в Почаево едем! Засмеют нас с такой красавицей.
– Ничего… Лошадь справная, – заступился Паша.
Он неторопливо, но обстоятельно, как и всегда, завязал чересседельник, поправил шлею, проверил, прочно ли держатся подковы на копытах лошади. Потом положил в передок телеги охапку свежего сена, сунул банку с колесной мазью.
– Сборы такие, будто мы за сто верст едем! – засмеялся Костя.
– Это не мешает. В дороге всякое может случиться…
Мальчики подъехали к машинному сараю, погрузили на телегу сортировку и тронулись в Почаево.
Дорога шла полем, среди хлебов.
Костя и Паша Кивачев сидели на краю телеги, и граненые, никнущие к земле колосья пшеницы ударяли их по ногам.
Колхозники второй бригады немало потрудились над тем, чтобы вырастить добрые хлеба. Сейчас колосья были тяжелы и полновесны, словно отлиты из бронзы, и ветер, казалось, уже был не в силах пошевельнуть их.
Скоро уборка!.. Как чудесно преобразится тихое поле! Застрекочут жатки, на токах вырастут горы зерна, по дорогам побегут машины, полные пшеницы…
Костя вытянул руку и коснулся усатых, шершавых колосьев. Вид хлебов всегда приводил его в волнение… Потом он спрыгнул с телеги и шагнул в прохладную, густую пшеницу – было приятно ощущать, как колосья щекочут руки, бьются о грудь, тянутся к лицу.
– Паша, хлеба-то какие! Как река в половодье. Море.. До самого горизонта разлилось.