Когда я описала папе всю строберийскую историю, он медленно произнес:
– Ты же знаешь, библия учит нас прощать?
– Да, папа, – сказала я, ожидая, что он скажет дальше.
– И если тебя ударили по одной щеке, подставь другую?
– Да, папа.
Папа пригладил рукой усы и посмотрел вверх на деревья, стоявшие, как часовые, на краю ложбины, словно прислушиваясь.
– Но на самом-то деле, я думаю, библия вовсе не учит тебя быть дурой. Когда-нибудь, может статься, я смогу простить Джону Андерсену, что он погубил эти деревья, но я не собираюсь забывать, что он это сделал. Как я представляю себе, прощать вовсе не значит подставить себя под удар, позволить себя погубить. И если бы я не сделал того, что сделал, вот тогда я бы себе не простил этого, в этом истина.
Я мрачно кивнула. Папа перевел взгляд с деревьев на меня.
– Ты очень похожа на меня, Кэсси, но у тебя вспыльчивый характер, как у дяди Хэммера. Такой характер может втянуть тебя в беду.
– Да, папа.
– А теперь про эту твою историю с Лилиан Джин, ведь многие сочли бы, что ты должна была выполнить, что она потребовала… Может, ты и должна была…
– Папа!
– Кэсси, тебе придется не раз столкнуться с этим в жизни: например, тебе не хочется чего-то делать, а надо, иначе ты не выживешь, понимаешь? Поверь мне, этот случай с Чарли Симмзом, как он поступил с тобой, мне ненавистен не меньше, чем дяде Хэммеру, но мне пришлось взвесить тот вред, какой нанесли тебе, и вред, какой могли бы нанести, если бы я добрался до Симмза. Если бы я добрался до Чарли Симмза и отделал его хорошенько, как мне того очень хотелось, вред для нас всех был бы куда больше, что тот, какой нанесли тебе. И я решил не вмешиваться. Мне очень горько это невмешательство, но я могу жить дальше, приняв такое решение.
Но, видишь ли, Кэсси, все могло обернуться иначе: я бы не вмешался, а они все равно взъелись бы на меня и, в конце концов, дожали. То же самое в твоем случае, детка. Иногда ты просто не можешь уступить, сдаться, напротив, ты должна непременно выстоять. Но это решать тебе самой, уступить или бороться. В этой жизни ты должна завоевать уважение к себе, никто его тебе не подарит. Уметь держать себя, знать, чего добиваешься – вот как завоевывают уважение других.
Но помни, моя малышка, ничье уважение не сравнится с самоуважением.
Понимаешь меня?
– Да, папа.
– И вот еще что, никогда не надо биться головой об стенку, нет смысла. Выкинь лишнее из головы и постарайся трезво все обдумать.
Советую особенно хорошо обдумать, стоит ли сводить счеты с Лилиан Джин. Стоит ли она того? При этом помни, скорей всего, Лилиан Джин не единственная белая, которая так обойдется с тобой.
Он повернулся ко мне так, чтобы видеть мое лицо, и тревога в его глазах испугала меня. Он взял меня под подбородок своей широкой загрубелой ладонью.
– Что ты решишь – это очень важно. Понимаешь, Кэсси, очень важно. Ну, я думаю, ты и сама это соображаешь. Вся штука в том, если ты примешь неверное решение и в дело вмешается Чарли Симмз, то, само собой, придется и мне вмешаться, а тогда будут серьезные неприятности.
– С-серьезные неприятности? – пробормотала я. – Как с этими деревьями?
– Не знаю, – сказал папа. – Но будет худо.
Я взвесила его слова, потом дала обещание:
– Мистер Симмз никогда ни о чем не узнает, слово даю, папа.
Папа изучающе посмотрел на меня.
– Я буду на это рассчитывать, Кэсси, дочка моя. Я буду твердо на это рассчитывать.
В течение всего января я была верным рабом Лилиан Джин; ей это доставляло огромное удовольствие. Она даже взяла за привычку дожидаться меня по утрам вместе с Джереми, чтобы я потом несла ее книги. Когда с нами шли ее подружки, она хвасталась перед ними своей маленькой цветной подругой и приходила просто в восторг, когда я называла ее «мисс Лилиан Джин».
А когда мы бывали одни, она поверяла мне свои секреты: про мальчика, в которого была безумно влюблена в прошлом году, и про то, что она проделывала, чтобы привлечь его внимание (могу добавить – безуспешно); про секреты девчонок, которых она терпеть не могла, ну и которых могла терпеть; и даже пикантные подробности романтических историй ее старших братьев. Все, что от меня требовалось, чтобы работал без перебоя этот источник сплетен, было мило улыбаться и шептать то и дело: «о мисс Лилиан Джин». Я наблюдала, как быстро истощается этот источник, и даже испытывала некоторую неловкость.
В конце дня экзаменов я вылетела пулей из класса мисс Крокер и поспешила в школьный двор. Я горела нетерпением поскорее добраться до перекрестка, чтобы встретиться с Лилиан Джин; я дала себе обещание сначала разделаться с экзаменами, а уж потом…
– Малыш! Клод! Кристофер-Джон! Пошли скорей! – закричала я. – Стейси вон уже где!
И мы вчетвером кинулись через весь двор вслед за Стейси и Т. Дж.
Когда мы нагнали их на дороге, то сразу увидели, что обычная веселая маска, за которой любил прятаться Т. Дж., сорвана.
– Она назло все это подстроила! – обвинял кого-то Т. Дж., и отвратительная гримаса перекосила его лицо.
– Да ты же опять подглядывал, умник! – выдал ему Стейси. – Что ты тогда от нее хочешь?
– Могла бы посмотреть сквозь пальцы. И было-то всего ничего, два жалких листочка. Они и не нужны мне были.
– Зачем же ты тогда взял их?
– Да отвяжись ты, болван! Все вы Логаны такие, думаете, только на вас свет клином сошелся со всеми вашими новыми пальто, книгами, блестящими «пакардами»! – Он бросил взгляд туда-сюда и уставился на меня, на Кристофера-Джона и на Малыша. – Меня аж тошнит от вас всех.
И от вашей мамы, и от вашего папы, от всех!
Потом повернулся и сердито зашагал по дороге.
– Ти-Джей! Эй, герой, куда ты направился? – крикнул Стейси ему вдогонку.
Но Т. Дж. не ответил. Дорога шла в гору, и вскоре он скрылся по другую сторону невысокого холма. Когда мы достигли перекрестка на южной дороге, что вела к дому, его не было видно, и Стейси спросил Клода:
– Куда же он делся?
Было видно, что Клоду неловко: он потер одним поношенным башмаком о другой.
– Наверно, в этот проклятый магазин.
Стейси вздохнул.
– Тогда пошли, чем скорее доберемся домой, тем лучше. До завтра с ним ничего не случится.
– Вы все идите, – сказала я. – А я должна подождать Лилиан Джин.
– Кэсси…
– Я догоню вас, – поспешила я сообщить, чтобы Стейси не успел прочитать мне нотацию. – На, понеси мои книги, ладно?
Он поглядел на меня так, словно собирался что-то добавить, но, видимо, раздумал и, подтолкнув младших мальчиков вперед, пошел сам за ними.
Когда показалась Лилиан Джин, я с облегчением вздохнула, потому что с нею был один Джереми; сегодня оно так и должно было быть. Так как Джереми разочаровался во мне, так же как Малыш, он ускорил шаг, чтобы догнать Стейси. Тем лучше; собственно, я знала, что он так сделает. Я взяла у Лилиан Джин книги, и, пока мы медленно шли под гору, я слушала ее лишь вполуха; я окинула взглядом дорогу, выискивая густо заросшую лесную тропу, которую я присмотрела еще на неделе.
Найдя ее, я с извинениями прервала Лилиан Джин.
– Звините меня, мисс Лилиан Джин, но у меня для вас приготовлен хорошенький сюрприз… приготовила его на днях, там в лесу.
– Для меня? – переспросила Лилиан Джин. – Ах, какая ты душка, Кэсси. Где, как ты сказала?
– Пошли, покажу.
Я спустилась в высохший овраг, потом вскарабкалась на другой его склон. Но Лилиан Джин не решилась.
– Ничего страшного, – уверила я ее. – Это недалеко. Но вы должны все сами увидеть, мисс Лилиан Джин.
Мои слова помогли. Улыбаясь, как чеширский кот [12] , она пересекла овраг и выпрыгнула на другую его сторону.