Ильза Янда, лет — четырнадцать - Кристине Нёстлингер 18 стр.

А штанины разри­сованы красным карандашом. На его индий­ской рубашке пестрела разноцветная вышив­ка, а поверх рубашки была надета перемазан­ная мохнатая куртка, тоже с вышивкой. На голове, над круглым полным лицом, красо­валась шляпа, и даже не шляпа, а просто старый фетровый колпак, и притом сильно помятый. И к тому же еще розового цвета! Моя мама заорала бы страшным голосом, если бы мне вдруг вздумалось так нарядить­ся. А вот Али-баба даже в школу являлся в этом костюме.

– Ты одна туда пойдешь или тебя про­водить? – спросил Али-баба, и я очнулась от моих раздумий.

– Куда я пойду? – спросила я. Но я-то хорошо знала, что он имеет в виду.

– К Золотому Гусю, конечно.

Мне и к Набрызгу-то идти не хотелось, а уж к Золотому Гусю и подавно. Что мне там делать? Да и, кроме того, ведь красный «БМВ» все равно уже больше не стоит перед «Золотым гусем». С меня было довольно. Какой-то Золотой Гусь в замшевом пальто целует моей сестре каждый палец, да еще он хозяин трактира. Какой-то Набрызг катит за ними на своем велосипеде и шпионит. Все это, черт возьми, совсем не вязалось с той Ильзой, которую я знала. Это была какая-то чужая Ильза. Мне ничего больше не хоте­лось знать о чужой Ильзе.

– Ну так что? – продолжал настаивать Али-баба.

– Я, я... я не знаю, – пробормотала я.

– Рюкертгассе ведь тут недалеко, – Али-баба показал в сторону парка, – мы мо­жем сперва поглядеть на трактир просто с улицы.

На это возразить было нечего. Я и раньше не раз проходила домой этим переулком, и теперь я вспомнила, что там в самом деле есть какой-то трактир с дверью и ставнями, выкрашенными зеленой краской. И большая собака лежит на пороге.

Мы прошли парком. Третий переулок за парком и был Рюкертгассе. «Золотой гусь» оказался домом № 7. Все было так, как опи­сывал Зексбюргер: внизу – трактир, на вто­ром этаже – квартира. Рядом с дверью в трактир – другая, зеленая дверь, на ней – два звонка. Под одним – табличка с над­писью «Бар», под другим – «Квартира». Большая собака не лежала у раскрытой две­ри, потому что дверь была закрыта. Для открытых дверей на улице было слишком холодно.

– Да это же настоящий кабак! – опреде­лил Али-баба.

Сперва мы стояли на тротуаре, напротив «Золотого гуся». Потом Али-баба потянул меня за руку через улицу. Рядом с дверью в трактир висел на стене прозрачный пластмас­совый ящичек, а в нем – картонка с меню.

– Гуляш, капуста с фрикадельками, шни­цель, сосиски с горчицей, говядина с овощами, зразы, эмментальский сыр, спиртные напитки, разливное пиво, – громко прочел Али-баба и пробормотал вполголоса: – Настоящая трактирная жратва, ноль для интеллигентного человека.

Я попробовала заглянуть в окно, но зана­вески в красно-белую клетку были задерну­ты. Проглядывал только краешек не то сто­ла, не то стула.

– Я хочу пить, – сказал Али-баба.

– А я не хочу.

Ни за что на свете Али-бабе не удастся за­гнать меня в этот трактир, решила я, да и денег у меня нет.

Но Али-баба просто вташил меня туда. Он жутко сильный. А когда он открыл дверь трактира и я одной ногой ступила на порог бара, я больше не отважилась продолжать сопротивление. Ведь это выглядело бы чер­товски смешно, а люди, сидевшие за столи­ками и тянувшие пиво, и без того смотре­ли во все глаза на Али-бабу из-за его джин­сов и розовой шляпы.

И я поплелась вслед за Али-бабой к сто­лику.

– Не хочет ли дама снять пальто? – спросил меня Али-баба, да еше громовым басом.

– Не кричи ты так, – прошептала я и отдала ему пальто.

– Разрешите предложить вам стул, – рявкнул Али-баба ничуть не тише, чем раньше.

– Разрешите предложить вам стул, – рявкнул Али-баба ничуть не тише, чем раньше.

За столиками послышалось хихиканье. Я поспешно села на стул, пододвинутый Али-бабой. Нарочно села спиной ко всем остальным столикам. Мне не хотелось ви­деть все эти улыбочки. Я еще мало бывала в подобных заведениях, только в кондитерской, где я через субботу встречаюсь с папой, да иногда по воскресеньям в кафе, когда мы выезжали всей семьей. Одна – без мамы, без папы или Курта – я еще вообще нигде ни­когда не была, а уж тем более в пивной. Да еще с таким чудовищно толстым парнем в разрисованных джинсах и с розовым колпа­ком на голове.

– Сними шляпу, – шепнула я.

– Даму смущает мой шлем? – спросил Али-баба.

– Да не ори ты, веди себя нормально. И не говори так напыщенно!

– Тогда и ты веди себя, будь добра, нор­мально и не пищи, как мышка! И не стес­няйся всего, как церковная мышка, и не ог­лядывайся по сторонам, как домовая мышь, – сказал Али-баба.

На этот раз окружающие его не слышали. Кроме того, он снял с головы колпак.

Официантка подошла к нашему столику и спросила, чего мы желаем. Я и сама не знала, чего я желаю.

– То же, что и ты, – сказала я Али-бабе.

– Две порции сосисок с горчицей, два раза сыр, два куска вишневого торта и два раза пол-литра яблочного соку, – заказал Али-баба.

Я испугалась не на шутку. Не потому, что он заказал так много, голодна я была звер­ски. С тех пор как у нас готовит советница, я всегда зверски голодна. Я испугалась из-за счета. Потом я решила одолжить денег у Али-бабы. Ведь столько, сколько стоят со­сиски с горчицей, и порция сыра, и кусок вишневого торта, и пол-литра яблочного со­ку, я и за целый месяц не получаю на кар­манные расходы.

– Я потом верну тебе деньги. В рассроч­ку, – сказала я.

– Ты приглашена, Sweety, – Али-баба покровительственно кивнул мне, и у меня словно камень с души свалился.

Официантка принесла яблочный сок и ска­зала, что сейчас подаст нам сосиски.

– Скажите, пожалуйста, – спросил Али-баба, – у вас есть тут большая собака? Гро­мадный пес неописуемой красоты?

– Большая собака-то у нас есть, – сказа­ла официантка, – а вот насчет ее красоты - это я в первый раз слышу.

Официантка заглянула под стол и по­звала:

– Фердинанд, поди-ка сюда, тут тебя на­зывают красивым!

Кое-кто из посетителей рассмеялся, а стол, под который заглянула официантка, начал слегка покачиваться, и из-под него вышел Фердинанд. Ну, красивым его назвать было трудно. Но зато он глядел очень дружелюбно.

Фердинанд медленно подошел к нашему столу. Он обнюхал сперва Али-бабу, потом меня. Официантка похлопала Фердинанда по спине.

– Он старый-престарый старичок. Если перевести на человеческий возраст – ему уже сто два года.

– Он ваш? – спросил Али-баба.

– Да вы что! – официантка рассмеялась. – Такого зверя я бы и прокормить не смогла. Он поедает больше, чем четверо де­тей. Я ведь тут только служу, а Ферди­нанд – хозяйский пес.

Официантка занялась теперь хвостом Фер­динанда. Она счищала с него налипшую пыль.

– Столько пыли у нас, – ворчала она, – если не найдем еще человека, просто задох­немся.

– От пыли еще никто не задохнулся, – сказал Али-баба.

Официантка рассмеялась. Старательно обобрав пыль с собачьего хвоста, она сказала:

– Сегодня я привела сюда одну женщи­ну, но господин шеф ее не взял. Потому что она турчанка. Но неужели... – Официантка замолчала, потому что за соседним столиком один из посетителей поднял вверх пустую кружку и крикнул:

– Херми, Херми!

– Ни минуты покоя, – пробормотала офи­циантка, повернулась и, взяв пивную круж­ку, побежала к стойке.