Потом сунула мне сверток в руки и тихо сказала:
– Отнеси ее вниз на помойку.
– Мы можем похоронить ее у дедушки в саду, – предложила я.
Ильза покачала головой.
– Неси на помойку.
Я взяла сверток и спустилась с ним в подвал. Там я бросила Анжелику в бак для мусора.
Вечером Курт пришел в нашу комнату. Выражение лица у него было довольно беспомощное. Он спросил, нельзя ли ему купить Ильзе другую морскую свинку.
Ильза тупо поглядела на него и сказала:
– А ты купи своим собственным детям!
Лицо у Курта стало еще беспомощнее. Он два раза открыл рот и снова закрыл его. Хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и вышел из комнаты.
Я сказала Ильзе, что она все же несправедлива к Курту. Ведь Курт-то меньше всех виноват. Она набросилась на меня:
– Может, тебе его жалко? Может, ты его любишь?
– Он ничего мне не сделал, – сказала я. Я не хотела спорить с Ильзой. – Да и тебе тоже. Он мне не мешает.
Мне хотелось все-таки как-нибудь защитить Курта.
– Зато его дети мне очень мешают, это уж точно! – крикнула Ильза.
Я сказала, что это ведь дети не только Курта, но и нашей мамы, а значит, наши брат и сестра. Но Ильза возразила:
– Нет, мне они уж никак не брат и сестра! Так же, как папины дети! Или, может, и макаки – твои брат и сестра?
Под макаками она подразумевала новых детей папы. Я покачала головой. Макак я тоже терпеть не могла.
– Ну вот, – торжествующе сказала Ильза.
– Но ведь Оливер иногда такой милый, – сказала я.
– Ну и что? Мне-то какое до этого дело?
– Никакого. Конечно, никакого.
Я не хотела с ней спорить. И еще мне было ее жалко. Когда у человека убьют его любимую морскую свинку, слишком уж много от него требовать – чтобы он находил убийцу или его родственников милыми.
Но хотя Ильза постоянно твердила, что она терпеть не может Татьяну и Оливера, я ей не так-то уж верила: Оливер не раз показывал мне жвачки и леденцы, подаренные Ильзой. А один раз показал даже маленькую гоночную машинку. И с прогулками было то же самое.
Раз в неделю Ильза должна была гулять с Оливером и Татьяной. Ильза, правда, всегда проклинала эти прогулки и говорила, что уж лучше бы ей выводить на прогулку семь такс, чем этих двоих животных, но я несколько раз видела их втроем в парке – Ильза сидела в песочнице, играла там с ними и что-то говорила с улыбкой. Правда, стоило ей заметить меня, как она тут же вскакивала и кричала:
– Ну все! Хватит с меня этих отравных гномов! Отведи-ка ты их домой!
Месяца два тому назад Ильза начала мне рассказывать, что она теперь снова встречается с Амрай. Три-четыре раза в неделю она говорила со мной про эту Амрай. Как она рада, что снова подружилась с Амрай, потому что Амрай гораздо умнее, веселее, взрослее, чем все эти дурехи из ее класса.
Амрай была раньше Ильзиной подругой – когда Ильза еще училась в начальной школе.
Теперь Амрай учится в школе при монастыре. Как-то он там называется – вроде монастырь «Сакре-кёр-де-нотр-дам-де-сион». Это такая школа, где много вышивания, шитья и много уроков закона божьего.
Ильза рассказывала, что Амрай она встретила случайно, на улице. Сперва они даже не знали, о чем говорить друг с другом, но потом пошли вместе в кафе, ели ванильное мороженое, и тут-то Ильза заметила, что Амрай все такая же симпатичная, как и раньше. А еще Ильза меня попросила, чтобы я ничего не рассказывала маме про эти встречи с Амрай, потому что мама ее просто не выносит.
– Да что ты! – возразила я. – Это ведь уже так давно было! Мама, наверно, вовсе и не помнит Амрай.
– Нет, нет, – утверждала Ильза, – совсем еще недавно она сказала, что Амрай – самая большая дурища из всех, какие ей когда-либо встречались!
Разумеется, я пообещала Ильзе не говорить про Амрай ни словечка.
– Нет, нет, – утверждала Ильза, – совсем еще недавно она сказала, что Амрай – самая большая дурища из всех, какие ей когда-либо встречались!
Разумеется, я пообещала Ильзе не говорить про Амрай ни словечка.
Ильза все уши мне прожужжала с этой Амрай. Как они были вместе в кафе и ели мороженое, как ходили в кино, как... И когда она говорит маме, что идет к Эви, это на самом деле она встречается с Амрай, и когда рассказывает, что идет в Молодежный театр, она тоже встречается с Амрай. По правде сказать, меня всегда удивляло, чего ради Ильза так скрывает Амрай от мамы и Курта. Я спросила Ильзу, почему Амрай никогда за ней не зайдет. Но сейчас я уже не помню, что она мне тогда ответила.
А потом – недели три назад – у нас дома произошел жуткий скандал.
Это было в субботу. Ильза сказала, что идет в театр вместе со своим классом. Почти все идут. Вернется домой в десять.
Мама предложила заехать за ней в театр на машине, но Ильза сказала, что это совершенно лишнее: отец Эви возьмет ее с собой и довезет до дома.
Ильза не пришла ни в десять, ни в пол-одиннадцатого, ни в одиннадцать. В половине двенадцатого ее все еще не было дома.
Мама позвонила родителям Эви. Они уже спали и были не слишком любезны. Мать Эви ответила, что ей абсолютно ничего не известно о посещении театра, а Эви давным-давно спит.
Мама извинилась и сказала, что все это, как видно, недоразумение. Потом мама и Курт долго сидели в гостиной. Они почти не разговаривали. Каждые десять минут они сообщали друг другу который час. Несколько раз Курт сказал:
– Да, это в самом деле никуда не годится! Так продолжаться не может!
– Этого просто нельзя допускать. – сказала мама. – Потом будет поздно!
Я лежала в кровати. Дверь нашей комнаты и дверь гостиной были чуть приоткрыты, и я слышала каждое слово. Я попробовала не спать. Но потом все-таки уснула. Я проснулась, услышав в гостиной голос Ильзы. Был второй час ночи. Я вылезла из постели и прокралась в переднюю. Ильза, видно, только что вернулась домой.
Она рассказывала, как чудесно было в театре и что отец Эви оказался поразительно милым человеком: он пригласил весь класс после театра в шикарный ресторан.
– Как мило, – сказала мама.
– Удивительно любезно, – сказал Курт.
Потом Ильза стала перечислять, что они ели, что ела Эви, что Герта и что все остальные. Мама и Курт все время говорили: «Ах, вот как?», «Так-так», «Исключительно интересно».
Я еще не совсем проснулась, но все-таки я заметила, что будет очень плохо, если Ильза станет и дальше рассказывать про ресторан, про разные блюда и про отца Эви. Я сделала над собой усилие и вошла босиком в гостиную.
– Эрика, сейчас же иди в постель! – крикнула мама.
Ильза как раз говорила:
– А потом отец Эви хотел нас всех посадить в такси, но найти такси было просто немыслимо!
– Вот беда! – сказала мама.
Но Ильза не заметила насмешки.
Я подумала, что это низко со стороны мамы, и сказала:
– Ильза, мама звонила отцу Эви. Он уже спал.
Мама сердито на меня посмотрела и крикнула:
– Сейчас же убирайся отсюда!
– Эрика, выйди из комнаты! – сказал Курт.
Мама взбесилась из-за того, что я испортила ей всю игру. Она наверняка рисовала себе такую картину: она даст Ильзе рассказать до конца, а потом медленно и с издевкой скажет:
– Но как же так получается, что столь милый и любезный отец Эви давным-давно спит и ничегошеньки обо всем этом не знает?
А теперь она не могла уже так сказать. Потому и глядела на меня с бешенством.
Я вышла из гостиной, но остановилась за дверью.