) Я вчера два раза заезжал к вам в гостиницу, но не имел счастия эаставать. Третьего дня я был в театре; говорить о том впечатлении, которое ваша игра производит на зрителей, я не стану. Это вам и без меня известно, но я был поражен еще необыкновенным сходством, которое вы имеете с одной женщиной, мне когда-то знакомой.
Кручинина . Что же вам угодно?
Муров . Я желаю знать, ошибаюсь я или нет. Театральное освещение, румяна, гримировка — все это так изменяет физиономию, что можно найти сходство и там, где его нет.
Кручинина . Ну, вот я теперь без гримировки. Что же вы находите?
Муров . Я изумлен еще более. Такой игры природы не может быть. Когда смотришь на вас, или надо не верить глазам своим, или, извините, нельзя удержаться от вопроса.
Кручинина . Спрашивайте!
Муров . Вы Любовь Ивановна Отрадина?
Кручинина . Да, я Любовь Ивановна Отрадина.
Муров . Но откуда вы явились, где вы были до сих пор, что делали, как поживали?
Кручинина . Я так полагаю, что вам этого ничего знать не нужно; потому что до вас это нисколько не касается.
Муров . Но откуда ж у вас это имя? Зачем вы явились сюда под чужой фамилией?
Кручинина . Я поступила на сцену, начала новую жизнь, потому и переменила фамилию; это обыкновенно так делается. Я взяла имя и фамилию моей матери. Вы кончили ваши вопросы?
Муров . Вы желаете поскорей отделаться от меня, прекратить разговор и указать мне дверь.
Кручинина . Нет, я жду, когда вы кончите спрашивать.
Муров . Я кончил.
Кручинина . Ну, теперь я вас спрошу. Где мой сын, что вы с ним сделали?
Муров . Да ведь уж я вам писал, что он умер. Разве вы моего письма не получили?
Кручинина . Нет, получила, но вы меня обманули. Он выздоровел, и когда вы мне писали об его смерти, он был жив.
Муров . Если вы это знали, отчего вы не приехали и не взяли его?
Кручинина . Я узнала только вчера. А тогда я не могла приехать, я была очень больна: меня увезли полумертвую. Вы это знали хорошо. Зачем вы меня обманули?
Муров . Один поступок всегда влечет за собой другой. Я боялся, что вы вернетесь, пойдет разговор, может дойти до моей жены и на первых порах рассорит нас.
Кручинина . Ну, это все равно; дело кончено. Куда вы дели моего ребенка? Говорите только правду, я сама кой-что знаю.
Муров . Мы нашли очень хороших, достаточных людей; я им передал сына своими руками и, отдавая, надел тот медальон, который вы мне оставили.
Кручинина . Так он цел, он у него? Там его золотые волосы, там я и записку положила.
Муров . Какую записку?
Кручинина . Так, маленькую. Я записала день его рождения.
Муров . И больше ничего?
Кручинина . Уж теперь не помню.
Муров . Я этого не знал; я думал, что это так, золотая безделушка, не представляющая никакого документа. Ну, да это все равно. Добрые люди обещали мне никогда не снимать с него медальона. Они, вероятно, считали его за какой-нибудь талисман или амулет, имеющий таинственную силу, или за ладанку, которую надевают детям от грыжи.
Кручинина . Что же дальше?
Муров . Они его растили, учили, воспитывали, а сами богатели. Расширили свою торговлю, завели в нескольких губернских городах большие магазины, выстроили себе большой дом, уж не помню хорошенько где — в Сызрани, в Ирбите или в Самаре; нет, кажется, в Таганроге, и переехали туда на житье.
Кручинина . Давно ли это было?
Муров . Лет восемь тому назад.
Кручинина . А потом вы имели о нем сведения?
Муров . Нет. Они просили меня прекратить все сношения с ними. Мы, дескать, воспитали его, он носит нашу фамилию и будет нашим наследником, так уж оставьте нас в покое. Да и в самом деле, если рассуждать здраво, чего лучше можно ожидать для ребенка без имени. Я мог вполне успокоиться; его участь завидная.
Кручинина . Фамилия этого купца?
Муров . Я уж забыл.
Не то Иванов, не то Перекусихин; что-то среднее между Ивановым и Перекусихиным, кажется, Подтоварников. Если вам угодно, я могу собрать справки. Сегодня же я увижу одного приезжего, который знает всех купцов во всех низовых городах, и сегодня же передам вам. Ведь вы будете у Нила Стратоныча?
Кручинина . Да, буду.
Муров . Можно сказать вам еще несколько слов, вы позволите?
Кручинина . Говорите!
Муров . За огорчение, которое я вам причинил, я был наказан жестоко: покойная жена моя сумела из моей жизни сделать непрерывную пытку. Но я все-таки не помяну ее дурным словом; это наказание я заслужил, и притом же она оставила мне огромное состояние. После моей безотрадной жизни, когда я опять увидел вас, старая страсть запылала во мне. Я ведь не юноша, не преувеличиваю своих чувств и научился взвешивать выражения; если я говорю, что запылала, так, значит, действительно запылала, и другого слова для выражения моего чувства нет. Тут только я понял, какое счастие я потерял; это счастие так велико, что я не остановлюсь ни перед какими жертвами, чтоб возвратить его. Вы победили меня, разбили окончательно. Я прошу пощады, прошу мира. Заключимте мир! Я побежденный, вы имеете право диктовать мне условия; я приму их с покорностью, беспрекословно.
Кручинина . Как горько это слышать! Вы не даете никакой цены свежему, молодому чувству простой любящей девушки и готовы унижаться перед женщиной пожившей, которой душа уж охладела, из-за того только, что она имеет известность!
Муров . Но, Люба, неужели не осталось в тебе ни одной искры прежнего чувства?
Кручинина . Здесь нет Любы; перед вами Елена Ивановна Кручинина.
Муров . Твое чувство было так богато любовью, так расточительно!
Кручинина . Я разучилась понимать такие слова.
Муров . Извините! Я знал женщину; теперь передо мной актриса. Я буду говорить иначе. Не угодно ли вам будет посетить меня в моем имении? Не угодно ли вам будет там остаться и быть хозяйкой? Наконец, не угодно ли вам быть госпожою Муровой?
Кручинина . На все ваши вопросы я вам буду отвечать тоже вопросом. Где мой сын? И пока я его не увижу, другого разговора между нами не будет. Мне пора на сцену.(Уходит.)
Муров . До свиданья.(Идет за Кручининой.) Я терпелив и надежды не теряю никогда.(Уходит.)
ВходитНезнамов , мрачный, останавливается у двери и пристально смотрит на сцену.
Явление восьмое
Незнамов , потомШмага .
Незнамов(у двери) . Шмага, Шмага, поди сюда! Поди сюда, говорят тебе!
Шмага за дверью : «Бить не будешь?»
Да не буду, очень мне нужно об тебя руки марать!
Шмага входит, Незнамов берет его за ворот.
Говори, говори! Что там шепчутся, что говорят обо мне?
Шмага . Постой, не души! Отпусти на минутку, дай вздохнуть! Все скажу, всю правду скажу.
Незнамов(выпуская из рук Шмагу) . Ну, говори!
Шмага . Что говорят-то? Да говорят глупости.
Незнамов . Это я знаю.
Шмага . А коли знаешь, за что ж сердишься!
Незнамов . Да ты не рассуждай, а говори, что слышал.
Шмага . Да я, признаться, и не слушал. Зачем слушать-то? Ведь, кроме глупости, я от них ничего не позаимствую; а этого у нас и дома много.
Незнамов . Да они что-то поминали меня и Кручинину и шептались.
Шмага . Да шепотом ли, вслух ли глупости говорить — разве это не все равно?
Незнамов . Да ведь они смеются. Это ужасно, это невыносимо! Ведь по крайней мере с моей-то стороны было искреннее, глубокое чувство. И зачем я рассказал!
Шмага . Ну вот то-то же.
Незнамов . И этот вечер у Нила Стратоныча, о котором они хлопочут! Нет ли тут интриги, нет ли какой-нибудь подлости? Не хотят ли они глумиться над женщиной, которая заслуживает всякого уважения?
Шмага . Уважения, ты говоришь?
Незнамов(хватаясь за голову) . Ах, да я и сам не знаю, уважения или презрения.
Шмага . А не знаешь, так не водись ни с ними, ни с ней.
Незнамов .