Это не порок-с, это у многих женщин есть.
Кручинина . Мне ничего не стоит перенестись за семнадцать лет назад; представить себе, что я сижу в своей квартире, работаю; вдруг мне стало скучно, я беру платок, накрываюсь и бегу навестить сына; играю с ним, разговариваю. Я его так живо представляю себе. Это, должно быть, от того, что я не видала его мертвым, не видала в гробу, в могиле.
Дудукин . Как же это случилось? Извините, что я вызываю вас на откровенность.
Кручинина . Я не боюсь быть откровенной с вами; вы такой добрый. Это случилось вот как: мне сказали, что мой сын захворал, в то самое время, когда я узнала, что отец его мне изменяет и потихоньку от меня женится на другой. Я и без того была потрясена, разбита, уничтожена, а тут еще болезнь ребенка. Я бросилась к нему и увидала ребенка уж без признаков жизни: передо мной был посиневший труп; дыхания уже не было, а только слышалось едва уловимое хрипение в горле. Я кинулась его обнимать, целовать и упала без чувств. Так в обмороке меня и доставили домой, а к вечеру у меня открылся сильный дифтерит. Я прохворала месяца полтора и едва еще держалась на ногах, когда моя бабушка, единственная моя родственница, и то дальняя, увезла меня к себе в деревню. Там мне подали, наконец, письмо, в котором меня извещали, что сын мой умер и похоронен отцом, что малютка теперь на небесах и молится за родителей. Письмо это было писано давно, но его от меня скрывали. Потом мы с бабушкой поехали в Крым, где у нее было маленькое имение, и прожили там три года в совершенном уединении.
Дудукин . А дальнейшая ваша жизнь?
Кручинина . Она представляет мало интереса. Я с бабушкой много странствовала, жила и за границей, и довольно долго; потом бабушка умерла и оставила мне значительную часть наследства. Я стала довольно богата и совершенно независима, но от тоски не знала, куда деться. Подумала, подумала и пошла в актрисы. Играла я больше на юге и в этой стороне не была ни разу. Вот теперь заехала сюда случайно и вспомнила живо и свою юность, и своего сына, о котором и плачу, как вы видите; я ведь странная женщина: чувство совершенно владеет мною, захватывает меня всю, и я часто дохожу до галлюцинаций.
Дудукин . Лечиться надобно, Елена Ивановна; нынче против воображения есть довольно верные средства: с большим успехом действуют.
Кручинина . Да я не хочу лечиться; мне приятна моя болезнь. Мне приятно вызывать образ моего сына, приятно разговаривать с ним, приятно думать, что он жив. Я иногда с каким-то испугом, с какой-то дрожью жду, что вот-вот он войдет ко мне.
Дудукин . Да если б он и вошел, так ведь вы бы его не узнали.
Кручинина . Нет, мне кажется, узнаю, сердце скажет.
Дудукин . Да вы его воображаете ребенком, а ему теперь, если б он был жив, было бы двадцать лет. Ну представьте, что мечты ваши сбылись, что вы увидите вашего сына… Вот вам сказали, что сейчас он войдет сюда…
Кручинина . Ах, ах!(Закрывает лицо руками.)
Дудукин . Вы представляете себе улыбающееся, ангельское личико с беленькими шелковыми кудрями.
Кручинина . Да, да, с шелковыми кудрями.
Дудукин . И вдруг вваливается растрепанный шалопай, вроде Незнамова, небритый, с букетом грошовых папирос и коньяку.
Кручинина . Ах, нет! Ах, довольно, оставьте! Этим не шутят.
Дудукин . Да я и не шучу; я вам докладываю сущую правду. Нехорошо, Елена Ивановна, думать и сокрушаться о том, что было семнадцать лет тому назад; нездорово. Вы много дома сидите, вам нужно развлечение, нужно повеселее жизнь вести.(Взглянув на часы.) Ай, ай, как я заговорился с вами.(Встает, взглянув на камин.) Однако у вас посетителей-то довольно было!
Кручинина . Это только карточки, Иван их на камин складывает, а я почти никого не принимаю.
Дудукин(взяв одну карточку) . Григорий Львович Муров.
Кручинина . Как! Что вы прочли?
Дудукин . Муров, Григорий Львович. Если вы его прежде знали, так теперь не узнаете. Важным барином стал, разбогател страшно и один из главных воротил в губернии. До свидания, совершеннейшая из женщин.(Целует руку у Кручининой.) Я вас так и буду называть совершенством.
Кручинина . До свидания, Нил Стратоныч!
Дудукин уходит.
Иван!
ВходитИван .
Дома ли я, нет ли, господина Мурова никогда не принимай! Слышишь?
Иван . Слушаю-с.(Уходит.)
Кручинина . Муров разбогател, стал большим барином, важным лицом в губернии; а как жалок, сконфужен, как ничтожен он был, когда мы виделись в последний раз, когда я выгнала его из моей квартиры. Все это так живо мне представляется, как будто происходило вчера. Накануне этого рокового дня я навещала Гришу.(Закрывает рукой глаза.) Архиповна стояла с ним у окна, закрыв его до половины своим шейным платком. Когда я подошла, он забарабанил пальчиками по стеклу и спрятался под платок; потом выглянул и расхохотался. Прыгает так, что Архиповна едва удержать его может, ручонками машет, щечки разгорелись. Ну вот, вот он; я как сейчас его вижу!
ВходятНезнамов иШмага , доедая кусок бутерброда.
Явление четвертое
Кручинина ,Незнамов иШмага .
Кручинина(с испугом отступает) . Ах!
Незнамов . Ничего, чего вы боитесь?
Кручинина . Извините.
Незнамов . Не бойтесь! Я ваш собрат по искусству, или, лучше сказать, по ремеслу. Как вы думаете: по искусству или по ремеслу?
Кручинина . Как вам угодно. Это зависит от взгляда.
Незнамов . Вам, может быть, угодно считать свою игру искусством, мы вам того запретить не можем. Я откровеннее, я считаю свою профессию ремеслом, и ремеслом довольно низкого сорта.
Кручинина . Вы вошли так неожиданно.
Незнамов . Да уж мы в другой раз сегодня…
Кручинина . Ах, да, мне сказывали.
Незнамов . Значит, не совсем неожиданно. Я говорю: мы — потому что я с другом. Вот рекомендую! Артист Шмага! Комик в жизни и злодей на сцене. Вы не подумайте, что он играет злодеев; нет, это не его амплуа. Он играет всякие роли и даже благородных отцов; но он все-таки злодей для всякой пьесы, в которой он играет. Кланяйся, Шмага!
Шмага кланяется.
Кручинина . Что вам угодно, господа?
Незнамов . Нам угодно поговорить с вами. Но, разумеется, вы можете сейчас же нас выгнать вон, вы на это имеете полное право. Не стесняйтесь с нами.
Кручинина . Нет, зачем же! Милости прошу! Садитесь, господа!
Незнамов . Сядем, Шмага! Не всегда нас так учтиво принимают.
Садятся. Шмага разваливается в кресле очень свободно.
Дело, собственно, касается меня; но я предоставляю говорить Шмаге, потому что он красноречивее.
Шмага . Мы слышали от нашего патрона, что вы говорили на сцене с губернатором.
Кручинина . Да, я говорила.
Шмага . Вы просили за Гришку Незнамова?
Кручинина . Да, и губернатор обещал, что на этот раз он не примет никаких мер, неприятных для господина Незнамова.
Шмага . Но позвольте, позвольте! Какое же вы имели право просить за Гришку? Он вас не приглашал в адвокаты.
Кручинина . Я не понимаю, господа, что вам угодно от меня. Мне сказали, что господину Незнамову грозит большая неприятность…
Незнамов . Ну, так что ж? Вам-то что за дело?
Кручинина . Но если я имею возможность без особенного труда избавить кого бы то ни было от неприятности, так я должна это сделать непременно. Я считаю это не правом, а обязанностью, даже долгом.
Незнамов(с улыбкой) . Счастливить людей, благодетельствовать?
Шмага(смеется) . И притом без большого труда. Нет, уж вы счастливьте кого угодно, только(грозя пальцем) не артистов.(Разваливается еще более.) Артист… горд!
Кручинина(вставая) .