Но не думай,
Что Цезарь малодушен, как они,
Что кровь его расплавить можно,
Чем кровь безумцев, то есть сладкой лестью,
Низкопоклонством и виляньем псиным.
Твой брат изгнанью предан по декрету;
Коль будешь ты молить и унижаться.
Тебя, как пса, я отшвырну с дороги.
Знай, Цезарь справедлив и без причины
Решенья не изменит.
Метелл
Чей голос более, чем мой, достоин,
Чтобы великий Цезарь внял мольбе
О возвращенье брата моего?
Брут
Не льстя, твою целую руку, Цезарь,
Молю тебя о том, чтоб Публий Цимбр
Из ссылки был тобою возвращен.
Цезарь
Как, Брут?
Кассий
Прощенье, Цезарь, милость, Цезарь!
К твоим ногам склоняется и Кассий
С мольбой о том, чтоб Цимбра ты простил.
Цезарь
Будь я как вы, то я поколебался б,
Мольбам я внял бы, если б мог молить.
В решеньях я неколебим, подобно
Звезде Полярной: в постоянстве ей
Нет равной среди звезд в небесной тверди.
Все небо в искрах их неисчислимых;
Пылают все они, и все сверкают,
Но лишь одна из всех их неподвижна;
Так и земля населена людьми,
И все они плоть, кровь и разуменье;
Но в их числе лишь одного я знаю,
Который держится неколебимо,
Незыблемо; и человек тот - я.
Я это выкажу и в малом деле:
Решив, что Цимбр из Рима будет изгнан,
Решенья своего не изменю.
Цинна
Великий Цезарь!
Цезарь
Иль Олимп ты сдвинешь?
Деций
О Цезарь!..
Цезарь
Брут - и тот молил напрасно.
Каска
Тогда пусть руки говорят!
Каска первый, затем остальные заговорщики и Марк Брут
поражают Цезаря.
Цезарь
И ты, о Брут! Так падай, Цезарь!
(Умирает.)
Цинна
Свобода! Вольность! Пала тирания!
По улицам об этом разгласите.
Кассий
На ростры поднимитесь и кричите:
"Свобода, вольность и освобожденье!"
Брут
Народ, сенаторы, не бойтесь, стойте!
Смотрите: властолюбья долг оплачен!
Каска
Взойди на ростру, Брут.
Деций
И Кассий тоже.
Брут
Где Публий?
Цинна
Он здесь и потрясен восстаньем этим!
Метелл
Смотрите, чтобы Цезаря друзья
Не вздумали...
Брут
Пустая болтовня! - Не бойся, Публий;
Мы ни тебе, ни римлянам другим
Вреда не причиним, - скажи всем это.
Кассий
Оставь нас, Публий; ведь народ нахлынет
И старости твоей не пощадит.
Брут
Уйди; пусть отвечают за деянье
Свершившие его.
Возвращается Требоний.
Кассий
Антоний где?
Требоний
В свой дом в смятенье скрылся.
Бегут, вопя, мужи и жены, дети,
Как в Судный день.
Брут
Узнаем судьб решенье;
Мы знаем, что умрем, но люди тщатся
Как можно дольше дни свои продлить.
Каска
Тот, кто отнимет двадцать лет у жизни,
Отнимет столько же у страха смерти.
Брут
Раз так, то смерть есть благо. Были мы
Друзьями Цезарю, его избавив
От страха смерти. - Римляне, склонитесь,
Омоем руки Цезаревой кровью
По локоть и, мечи обрызгав ею,
Идемте все немедленно на форум
И, потрясая красное оружье,
Воскликнем все: "Мир, вольность и свобода!"
Кассий
Склонясь, омойтесь. Ведь пройдут века,
И в странах, что еще не существуют,
Актеры будут представлять наш подвиг.
Брут
И снова кровью истечет наш Цезарь,
Лежащий здесь, у статуи Помпея,
Как прах ничтожный.
Кассий
Да, и каждый раз
Нас, совершивших это, назовут
Людьми, освободившими отчизну.
Деций
Пора нам уходить.
Деций
Пора нам уходить.
Кассий
Да, вместе выйдем;
Брут впереди, а мы за ним; пусть видят,
Что в Риме нет сердец смелей и лучше.
Входит слуга.
Брут
Кто там идет? Антония посланец.
Слуга
Так, Брут, велел мой господин склониться,
Так Марк Антоний приказал мне - пасть
И, распростершись, так тебе сказать:
Брут благороден, мудр, и храбр, и честен;
Велик был Цезарь царствен, смел и добр.
Скажи, что Брута я люблю и чту,
А Цезаря боялся, чтил, любил.
И если Брут дозволит, чтоб Антоний
Мог невредим к нему прийти узнать,
Чем Цезарь заслужил такую смерть,
То Брут живой ему дороже будет,
Чем мертвый Цезарь, и себя он свяжет
С судьбой и делом доблестного Брута
Среди опасностей и смут грядущих
Как верный друг. Так говорит Антоний.
Брут
Он - римлянин и доблестный и мудрый,
Его всегда я чтил.
Скажи, что если он придет сюда,
То все узнает и, ручаюсь честью,
Уйдет нетронут.
Слуга
Он сейчас придет.
(Уходит.)
Брут
Я думаю, он станет нашим другом.
Кассий
О, если б так. Его я опасаюсь,
И, как всегда, предчувствие мое
Меня в том не обманет.
Входит Антоний.
Брут
Вот он идет. Привет, о Марк Антоний!
Антоний
Великий Цезарь! Ты лежишь во прахе?
Ужели слава всех побед, триумфов
Здесь уместилась? Так покойся с миром. -
Все ваши замыслы мне неизвестны,
Кому еще хотите кровь пустить;
Коль мне, то самый подходящий час -
Час смерти Цезаря, и нет оружья
Достойнее того, что обагрилось
Чистейшею и лучшей в мире кровью.
Прошу вас, - если вам я неугоден,
Пока дымятся кровью ваши руки,
Меня убейте. И тысячелетье
Прожив, не буду к смерти так готов;
Нет места лучшего, нет лучшей смерти,
Чем пасть близ Цезаря от ваших рук,
От вас, решающих все судьбы века.
Брут
Антоний, смерти не проси у нас.
Мы кажемся кровавы и жестоки -
Как наши руки и деянье наше;
Но ты ведь видишь только наши руки,
Деяние кровавое их видишь,
А не сердца, что полны состраданья.
Лишь состраданье к общим бедам Рима -
Огонь мертвит огонь, а жалость - жалость -
Убило Цезаря. Но для тебя
Мечи у нас притуплены, Антоний,
И наши руки, также как сердца,
В объятия тебя принять готовы
С любовью братской, с дружбой и почетом.
Кассий
В раздаче новых почестей и ты
С другими наравне получишь голос.
Брут
Будь терпелив, пока мы успокоим
Народ, который вне себя от страха.
Тогда мы объясним тебе причины,
За что я, Цезаря всегда любивший,
Его убил.
Антоний
Я знаю вашу мудрость.
Кровавые мне ваши руки дайте;
И первому, Марк Брут, тебе жму руку;
Второму руку жму тебе, Кай Кассий;
Тебе, Брут Деций, и тебе, Метелл;
И Цинне, и тебе, мой храбрый Каска;
Последним ты, но не в любви, Требоний.
Патриции - увы! - что я скажу?
Доверие ко мне так пошатнулось,
Что вправе вы сейчас меня считать
Одним из двух - иль трусом, иль льстецом.
О, истинно тебя любил я, Цезарь!
И если дух твой носится над нами,
То тягостнее смерти для тебя
Увидеть, как Антоний твой мирится
С убийцами, им руки пожимая
Здесь, о великий, над твоим же трупом!
Имей я столько ж глаз, как ты ранений,
Точащих токи слез, как раны - кровь,
И то мне было б легче, чем вступать
С убийцами твоими в соглашенье.
Прости мне, Юлий. Как олень затравлен,
Ты здесь лежишь, охотники ж стоят,
Обагрены твоею алой кровью.
Весь мир был лесом этого оленя,
А он, о мир, был сердцем для тебя.