В сущности, неизвестно, где он.
Инна Александровна. Что? Ты же сказала…
Петя. И Маруси нет! Вы что-то скрываете. А вот вы говорили, Лунц…
Лунц . Петя, Петя! Да разве я думал! Я не могу поверить…
Анна. Очень нужно скрывать.
Трейч. Успокойтесь, госпожа Терновская. Я убежден, что Николай жив.
Анна. Вон Трейч расскажет. Он был рядом с Колей на баррикаде.
Трейч. В последний момент, когда баррикада была почти в руках войск, Николая ранили. Он стоял рядом со мной, и я видел, как он упал.
Инна Александровна Господи! Опасно? Может быть, убит?
Да говорите же!
Трейч. Не думаю, чтобы опасно.
Франц(входит) . Господин профессор приказали сказать, что сейчас придут.
Анна. Конечно, чего торопиться!
Инна Александровна. Ну-ну! Да говорите же!
Трейч. Кажется, пулевая или картечная рана в плечо. Вначале он был в сознании, но потом впал в беспамятство. Я донес его до переулка, но здесь встретился отряд драгун. Долго я бороться не мог, тем более что я подвергал его опасности расстрела; и я оставил тело им, а сам вернулся к нашим.
Теперь, вероятно, он в тюрьме.
Инна Александровна(плачет) . Колюшка, Колюшка! А мы-то сидим и ничего не знаем. Чуяло мое сердце, чуяло. Ну, не опасно он, скажите? А?
Трейч. Не думаю.
Петя. А Маруся? Отчего вы ничего не скажете про Марусю? Она убита?
Анна. Да нет! Валя, хочешь воды с коньяком?
Трейч. Мы видели ее на одну минуту. Она осталась, чтобы разыскать товарища Николая!
Инна Александровна Ах, Маруська! Молодец, ей-богу! Так и надо, так и надо. Вот скажите, какая девушка! Как вас, – Трейч… хотите коньяку? На вас лица нет. Выпейте, голубчик. Я бы вас поцеловала, да знаю, что ваш брат этого не любит.
Трейч. Сочту за особенную честь.
Целуются.
Инна Александровна Ах ты, Маруська, Маруська! И этот тоже… Минна!(Выходит.)
Лунц(почти в безумии) . Значит, напрасно?
Поллак. По-видимому.
Лунц Значит, напрасно вся эта кровь, эти тысячи жертв, эта беспримерная борьба, эта… эта… Проклятье! Зачем я был здесь? Зачем я не лег там, с моими братьями?
Верховцев . Как же… вы хотите, чтобы… буржуа… сразу отдал… свое владычество над землей? Буржуа… не дурак. И лечь еще успеете.
Трейч. Борьба не кончена.
Поллак. Вы рабочий, господин Трейч?
Трейч. Рабочий. Кстати: я не сказал госпоже Терновской, так как не хотел тревожить ее напрасно, что Николай, может быть, расстрелян.
Петя. Расстрелян!
Трейч. Уже по дороге сюда я слыхал, что они расстреливают всех пленных без суда… и раненых также.
Петя.(вздрагивает и закрывает лицо руками) . Какой ужас!
Лунц Звери! Они всегда питались человеческой кровью. Они сыты ею по горло.
Верховцев Да… они никогда не были… вегета… рианцами.
Лунц . Как можете вы шутить.
Анна. Валя, ведь тебе же нельзя говорить.
Верховцев Это ободранные… ноги приводят меня в такое…
настроение. Я замолчу, Анна, я устал. Мне только… интересно взглянуть…
на физиономию звездочета.
Трейч. Тише.
ВходитИнна Александровна .
Они борются, и мы, конечно, не можем предписывать им правил борьбы.
Житов. А вот и Сергей Николаевич.
Наверху лестницы показывается Сергей Николаевич и на ходу бросает.
Сергей Николаевич. Что это? Где Николай?
Инна Александровна Не пугайся, отец. Он ранен, в тюрьме.
Сергей Николаевич.(останавливаясь, сверху) . Разве там еще убивают? Разве там еще есть тюрьмы?
Верховцев(злобно) . С неба… свалился.
Занавес
Действие второе
Весеннее ясноеутро в горах; небо безоблачно; все залито солнцем.
Справа, вглубине, угол здания обсерватории с уходящей вверх башней;середина – двор, по которому проложены асфальтовые дорожки, как в монастырях; двор неровный, опускается вниз, в задней стороне сцены, где низкий каменный забор и ворота.
За ним цепь гор, но не выше той, на которойрасположена обсерватория.Слева иближе к авансцене угол дома с каменной верандой над обрывом.Полное отсутствие растительности.Со времени первогодействия прошлотри недели.Верховцевв кресле на колесах: еговозит взади впередАнна.Житовсидит устены-греетсяна солнце.Все одеты по-весеннему, кромеЖитова, который в одном пиджаке.
Житов.(сидит) . А то дали бы мне, Анна Сергеевна, я бы повозил.
Анна. Нет, уж сидите, никого не люблю утруждать. Тебе хорошо, Валя?
Верховцев. Хорошо, только за каким чертом вертимся мы здесь, как крысы в крысоловке. Поставь меня рядом с Житовым, я тоже хочу запастись энергией от солнца. Так, хорошо. Приятно!
Анна. Отчего вы не работаете, Житов?
Житов. Погода такая. Я как взыграет весеннее солнце, так уж не могу в комнатах сидеть. Вот погреюсь, погреюсь, да и…
Верховцев Житов, а вы не турок?
Житов. Нет.
Верховцев . А как вам бы шло: сесть этак да на пупок смотреть, или как там…
Житов. Нет, я не турок.
Верховцев. А я вас понимаю: приятно на солнышке. Жалко Николу: ему этого удовольствия не получить. Я знаю эту Штернбергскую тюрьму: в нее не только солнце не заглядывает, в ней и неба-то не видно. Я в ней только месяц просидел, так и то в какой-то сплошной компресс превратился от сырости. Мерзость!
Анна. Хорошо, что хоть жив. Я была убеждена, что его расстреляли.
Верховцев. Погоди, за этим еще дело не станет. Нужно бы разбудить Маруську, узнать все поскорее.
Житов. Она поздно приехала.
Верховцев. Слыхал. Весь дом пением разбудила. Я даже удивился, кто может петь в этом мавзолее. Подумал, уж не Поллак ли новую звезду открыл.
Житов. Раз поет, значит, все хорошо.
Анна. Я не понимаю этого: петь, когда все спят.
Инна Александровна(показывается на веранде) . А Лунц не приходил?
Анна. Нет.
Инна Александровна Господи, что же это! Его Сергей Николаевич спрашивает, – ну что я скажу? Разбрелись все, как овцы, один Поллак работает. А Марусечка-то вчера – запела! Как я услышала – дух захватило… Ну, думаю…
Верховцев Разбудите-ка ее, теща.
Инна Александровна Ни-ни. И не думай. Пусть хоть до вечера спит.
Верховцев Ну, Шмидта этого.
Инна Александровна И Шмидта не стану будить. Человек с дороги, такую радость привез, а я ему поспать не дам! Вот вы этого Лунца пришлите, когда вернется.(Идет и у двери останавливается.) Солнышко-то греет, Василий Васильевич! Как у нас. Я нынче утром в ящик земли насыпала да редиску посеяла. Пусть растет, кое-кому пригодится!(Уходит.)
Верховцев Энергичная старушка. Редиска, хм!
Пауза.
Анна. Вы думаете о чем-нибудь, Житов, когда вот так уставитесь?
Житов. Нет. Зачем думать? Я так смотрю.
Верховцев. Врете вы. Как можно не думать, – ну, если не думаете, так вспоминаете что-нибудь.
Житов. У меня воспоминаний не бывает. А впрочем… хорошо в Нью-Йорке было: жил я в гостинице на самой шумной ихней улице, и балкон у меня был…
Верховцев Ну?
Житов. Так вот: хорошо очень было. Сидишь и смотришь: как это они там ходят, ездят. Воздушная дорога. Интересно.
Анна. У американцев высокая культура.
Житов. Нет, я не об этом. А так, интересно очень.
Пауза.
А правда, где Лунц?
Анна. Вчера еще с вечера с Трейчем ушел в горы.
Верховцев На исследования?
Житов. Исследования?
Верховцев. Трейч всегда что-нибудь исследует. Он уже, наверное, исследовал ваш храм Урании и решил, что он может быть превосходным складом для оружия. Теперь он исследует горы: вероятно, ищет места для оружейного завода.
Анна. Трейч – фантазер.
Верховцев. Ну, не совсем. В его фантазиях есть странная черта.
При всем иногда явном безумии они как-то осуществляются.
Вообще любопытный малый. Говорит немного, а пропагандировать никто так не умеет, как он.