Знаешь, от скольких войн я отказался?
Сципион. Нет.
Калигула. От трех. И знаешь почему?
Сципион. Потому что тебе плевать на величие Рима.
Калигула. Нет. Потому что я ценю человеческую жизнь.
Сципион. Ты смеешься надо мной, Кай.
Калигула. Или, по крайней мере, я ставлю ее выше, чем идеал завоевания. Но правда и то, что не выше, чем собственную жизнь. И мне легко убивать потому, что мне легко умереть. Нет, чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что я – не тиран.
Сципион. Какая разница! Нам это ст(ит столько же, как если бы ты им был.
Калигула (нетерпеливо). Если бы ты взялся подсчитать, ты убедился бы, что и самое незначительное военное предприятие рассудительного тирана обошлось бы вам в тысячу раз дороже, чем капризы моей фантазии.
Сципион. По крайней мере, это было бы разумно и, главное, понятно.
Калигула. Судьбу нельзя понять – поэтому я творю судьбу. Я принял личину богов, глупую и непостижимую. И только что твои товарищи учились обожать ее.
Сципион. И это тоже богохульство, Кай.
Калигула. Нет, Сципион, это драматическое искусство. Ошибка всех этих людей в том, что они недооценивают силу театра. Иначе они знали бы, что любому человеку позволено разыграть небесную трагедию и стать богом. Для этого достаточно ожесточить сер дце.
Сципион. Может быть это и так, Кай. Но если это правда, то ты сделал первый шаг к тому, чтобы однажды легионы очеловеченных богов восстали вокруг тебя, беспощадные, как и ты, и в один миг потопили в крови твое божество.
Цезония. Сципион!
Калигула (жестко, с расстановкой). Помолчи, Цезония! Сципион, ты сам не знаешь, как хорошо ты сказал. Я с трудом представляю себе день, о котором ты говоришь. Но несколько раз я видел его во сне. И на всех лицах, которые подступали ко мне из глуб ины горькой ночи, в их чертах, искаженных ненавистью и злобой, я с восторгом узнавал единственного бога, которого я признаю в этом мире: подлого и трусливого, как человеческое сердце. (Раздраженно.) А теперь убирайся. Ты сказал слишком много. (Меняя тон. ) Мне еще нужно выкрасить ногти на ногах: вещь совершенно неотложная.
Все выходят, кроме Геликон а, который расхаживает вокруг Калигулы, наблюдая, как тот красит ногти.
Сцена третья
Калигула. Геликон!
Геликон. Что?
Калигула. Твоя работа продвигается?
Геликон. Какая работа?
Калигула. Ну какая!.. Луна.
Геликон. Продвигается. Тут вопрос терпения. Но я хотел бы поговорить с тобой.
Калигула. Может быть, терпения у меня бы и хватило. Но у меня мало времени. Нужно действовать быстро, Геликон.
Геликон. Я уже говорил тебе, я буду стараться изо всех сил. Но прежде мне нужно сообщить тебе важные вещи.
Калигула (словно не слыша его). Знаешь, что я ее уже имел.
Геликон. Кого?
Калигула. Луну.
Геликон. Да, конечно. Но знаешь ли ты, что против тебя составляют заговор?
Калигула. И все же я ее имел. Правда, всего два или три раза. Но, как бы там ни было – я имел ее.
Геликон. Я уже давно пытаюсь поговорить с тобой.
Калигула. Это было прошлым летом. После того, как я смотрел на нее и сжимал в объятиях в колоннаде сада, она все поняла.
Геликон. Прекратим эту игру, Кай. Мой долг говорить с тобой, даже если ты не хочешь меня слушать. Тем хуже, если ты не слышишь.
Калигула (по прежнему занятый окраской ногтей). Этот лак никуда не годится. Что касается луны, то это произошло ночью, в августе. (Геликон оборачивается с досадой и замолкает, неподвижно стоя перед Калигулой.) Я уже лег. Она менялась. Вначале она была у горизонта, вся в крови. Потом стала подниматься все быстрей и легче. И чем выше подымалась она, тем становилась светлее. Она была подобна озеру молочной воды посреди ночи, полной дрожания звезд. И тут она предстала передо мной – пылкая, нежная и голая. Она достигла порога комнаты и медленно и уверенно приблизилась к моей кровати, затопив меня улыбкой своего сияния… Решительно, этот лак никуда не годится! Но ты видишь, Геликон: я могу сказать не хвастаясь, что владел ею.
Она достигла порога комнаты и медленно и уверенно приблизилась к моей кровати, затопив меня улыбкой своего сияния… Решительно, этот лак никуда не годится! Но ты видишь, Геликон: я могу сказать не хвастаясь, что владел ею.
Геликон. Неужели ты не хочешь услышать, чт( тебе угрожает?
Калигула (остановясь и пристально глядя на него). Я хочу только луну, Геликон. Я с самого начала знал, чт( меня убьет. Но я не исчерпал еще того, что вынуждает меня жить. И поэтому я хочу луну. Не смей появляться здесь до тех пор, пока не исполни шь моего поручения.
Геликон. Я исполню свой долг и скажу то, что я должен сказать. Против тебя составлен заговор. Керея воглаве. Я нашел табличку, в которой ты прочтешь остальное. Я оставляю ее здесь.
Кладет табличку на одно из сидений и уходит.
Калигула. Куда ты, Геликон?
Геликон (с порога). Искать тебе луну.
Сцена четвертая
В противоположную дверь тихо скребутся. Калигула резко оборачивается и видит старого патриция.
Старый патриций (колеблясь). Ты позволишь, Кай?
Калигула (нетерпеливо). Давай, входи. (Глядя на него.) Входи, моя радость. Что, пришел еще раз полюбоваться Венерой?
Старый патриций. Нет, я пришел не за этим. Тс с с… О, извини, Кай!.. Я хотел сказать… ты знаешь… Я очень тебя люблю… И потом я прошу только одного… Я хочу только одного: спокойно дожить свои дни.
Калигула. Не тяни! Скорей!
Старый патриций. Да, конечно… В конце концов… (Поспешно.) Это очень важно, вот и все.
Калигула. Нет, это не важно.
Старый патриций. Как же так, Кай?
Калигула. О чем мы толкуем, моя любовь?
Старый патриций (озираясь по сторонам). В общем… то есть… (Суетится, мнется и наконец выпаливает.) Заговор против тебя!
Калигула. Вот видишь! Что я говорил? Это совсем не важно.
Старый патриций. Кай, они хотят тебя убить!
Калигула (подходит к нему и берет за плечи). Знаешь, почему я не могу верить тебе?
Старый патриций (отчаянно жестикулируя). Клянусь всеми богами, Кай!..
Калигула (тихо, подталкивая его к двери). Главное, не надо клясться. Лучше послушай. Если то, что ты сказал, правда, я вынужден допустить, что ты предаешь своих друзей, не так ли?
Старый патриций (растерянно). Я хотел сказать, Кай… моя любовь к тебе…
Калигула (тем же тоном). Но я не могу смириться с таким предположением. Я так ненавижу подлость, что мне было бы трудно удержаться и не убить предателя. Я знаю, чт( ты за человек. И уж конечно, ты не захочешь ни предать, ни умереть.
Старый патриций. Конечно, Кай, конечно!..
Калигула. Итак, ты видишь, что у меня есть причины не верить тебе. Ведь ты не подлец, как ты считаешь?
Старый патриций. Нет, конечно нет!
Калигула. И не предатель?
Старый патриций. Об этом не может быть и речи, Кай!
Калигула. И, следовательно, заговора нет и это только шутка?
Старый патриций (с искаженным лицом). Шутка, обыкновенная шутка!..
Калигула. Значит, никто не хочет меня убить?
Старый патриций. Никто, разумеется, никто!
Калигула (глубоко вздохнув, медленно). Тогда исчезни, моя радость! Честный человек в этом мире – столь редкое животное, что я не могу слишком долго им любоваться. Мне нужно остаться одному, чтобы вкусить всю сладость этого великого момента.
Сцена пятая
Калигула некоторое время глядит на табличку, оставленную Геликоном; потом берет ее и читает. Глубоко вздохнув, зовет стражника.
Калигула. Приведи Керею.
Страж направляется к выходу.
Подожди.
Страж останавливается.
Будь почтителен с ним. (Страж уходит.)
Калигула некоторое время расхаживает по сцене, потом направляется к зеркалу.
Ты решил быть логичным, идиот. И нужно лишь определить, до каких пор. (С иронией.) Если тебе принесут луну, все изменится, не так ли? И в тот же миг невозможное станет возможным и все преобразится.