Он переоделся, явился к Судье Ёсицунэ и погасил светильник. Затем он сказал:
– Досадно, что так получилось. Моя баба спятила, стоит её только послушать. И всё-таки, если вы останетесь здесь на ночь до утра, не миновать завтра беды. В наших местах некто по имени Ямасина Саэмон засел в укреплении и ждёт появления господина Ёсицунэ, так что нынче же ночью вам надо решить, что делать. Если решите уходить, то у меня поблизости имеется лодка. Тогда садитесь в неё, беритесь, кто из вас, моих почтенных монахов-гостей, умеет, за вёсла и не мешкая в путь.
Бэнкэй произнёс:
– Нет за нами ничего дурного, но мы не намерены причинять кому-либо беспокойство, и, раз дело обстоит так, мы сейчас же попрощаемся с вами.
Все встали, и Дзиро сказал:
– Лодку бросите в бухте Кайдзу, а там перейдёте горы Арати и вступите в провинцию Этидзэн.
Судья Ёсицунэ немедленно вышел из дома, все за ним следом, и Дзиро привёл их на пристань и приготовил лодку. Затем он поспешно отправился в укрепление к Ямасине Саэмону и сказал ему:
– У меня есть в Кайдзу дядя, и вот мне сейчас сообщили, будто его поранили в ссоре. Позвольте к нему отлучиться. Если ничего с ним опасного нет, я сразу вернусь.
Ямасина Саэмон ответил:
– Экая неприятность у тебя. Что ж, делать нечего, само собой, отправляйся.
Дзиро, обрадовавшись, забежал домой, взял меч, закинул за спину колчан с боевыми стрелами, подхватил лук и вернулся на пристань.
– Я с вами! – объявил он, спрыгнул в лодку и направил её прочь от берега Оцу.
Со стороны реки Сэта дул сильный ветер, и потому поставили парус. Дзиро стал услужливо показывать и объяснять:
– Вон там виднеется каменная пагода, возведённая в древности государем Дайхаку… А вон там видна Одинокая сосна Карасаки… А вон на западе высоко вздымается гора Хиэй, тамошний храм возвёл Дэнгё-дайси… А прямо по носу у нас остров Тикубу…
Послышался шум прибоя, и Ёсицунэ осведомился:
– Где это?
– Бухта Катада, – ответил Дзиро.
Тогда кита-но ката прочитала стихи:
Стынут озёрные воды,
Где дикие гуси спят.
Лишь тихонько
Плещет волна
У берега бухты Катада.
Впереди показался храм Сирахигэ, и они издали ему поклонились. Когда же миновали устье реки Мано, сразу на память пришли слова старинного поэта:
Когда перепел плачет
Над устьем Мано
И ветер склоняет
К волнам тростники,
Наступает осенний вечер.
Наконец прошли мимо Имадзу, и лодка пристала к берегу в бухте Кайдзу. Высадив всех шестнадцать одного за другим, Дзиро стал прощаться. Тогда Судья Ёсицунэ подумал: «Вот хоть и простолюдин, а душа у него добрая, так не открыться ли мне ему?» Он сказал Бэнкэю:
– Будет недостойно, если мы уйдём, не сказав о себе правды этому человеку. Пожалуй, откройся ему.
Бэнкэй подозвал к себе Оцу Дзиро и произнёс:
– Так и быть, тебе решено открыться. Это Судья Ёсицунэ, и он направляется в край Осю. Если в пути с ним что-либо случится, оставишь от него своим детям и внукам вот это.
И он извлёк из переносного алтаря ои и вручил светло-зелёный панцирь и меч с золотой отделкой, и Оцу Дзиро, прижавши подарки к груди, сказал:
– Ушёл бы я с вами куда угодно, но господину было бы от этого только хуже, и потому скрепя сердце прощаюсь. Но где бы потом господин ни остановился, явлюсь к нему на поклон.
И с тем он отбыл. «Хоть и низкого звания, а добрая душа», – подумали о нём.
А Дзиро возвратился домой и обнаружил, что жена валяется в постели и всё ещё ярится против него.
– Как дела? – осведомился он, но она ни слова в ответ.
Он продолжал:
– Ну что за глупость ты забрала тогда себе в голову? Этих ямабуси, чтобы не спускать с них глаз, я проводил до самой бухты Кайдзу. Потребовал плату за перевоз, они же меня непотребно облаяли. Тогда я разозлился и отобрал у них эти вот вещи.
Смотри!
И он показал ей меч и панцирь. Она захлопала глазами, злость её вмиг улетучилась, и на лице появилась ласковая ухмылка.
– И моя здесь заслуга есть, – произнесла она.
Его же передёрнуло от омерзения. Если мужчине случается сболтнуть о содеянной гадости, надлежит женщине укорить его: «Да как же ты мог?» А поведение жены Оцу Дзиро было отвратно.
Горы Арати
Итак, Судья Ёсицунэ покинул бухту Кайдзу и вступил в горы Арати, что на границе провинций Оми и Этидзэн. Тяжко было его супруге, позавчера ещё оставив столицу и пройдя весь путь до бухты Оцу, выстрадать качку в лодке и снова идти и идти.
Ещё не видела она таких мест, как эти горы Арати. Не было здесь настоящих дорог, на каждом шагу путь преграждали стволы иссохших деревьев, заросшие мохом, и острые скалы. Ноги её были изранены, и алая кровь орошала её следы. Когда она обессиливала вконец, ямабуси поочерёдно несли её на спине.
Так забирались они всё дальше в горы, а там и солнце склонилось к закату, и они, сойдя с тропы, расстелили под сенью огромного дерева шкуры, составили алтари ои и уложили кита-но кату на отдых.
Она сказала:
– Какие ужасные горы! Как они зовутся?
– Это горы Арати, – ответил её супруг.
– Интересно! А ведь в старину их звали горы Араси. Почему же теперь называют Арати?
– Трудны для пути эти горы. Когда стали ходить через них с востока в столицу и из столицы на восток, люди ранили ноги, и лилась здесь кровь. Потому и сменили название на Арати, то есть Политые Кровью.
Тут вмешался Бэнкэй.
– Что вы такое изволите говорить, господин? Ничего же подобного! Если бы название Арати давали каждой горе, которую орошает кровь с ног людей, все бы горы в Японии, трудные для пути, назывались Арати. Нет, вот мне-то известно, что значит это название!
– Если известно тебе, – произнёс Ёсицунэ, – зачем не рассказываешь? Рассказал бы сразу, чем меня попрекать.
– Сейчас расскажу. Означает название этих гор вот что. На горе Хакусан, что в провинции Кага, обитает богиня по имени Рюгуномия. Полюбила она бога Карасаки, провела время у него в столице Сига и зачала от него. Когда пришли сроки, она сказала: «Принц родится или принцесса, но, если ты не против, я буду рожать в родном краю», и с тем отправилась к себе домой. «Роды вот-вот начнутся», – сказал бог и понёс её, обнявши за бёдра. И вот разродилась она на середине пути, как раз в этих горах. Кровь при родах на них пролилась, потому и названы были они Арати, только значит это Кровь Роженицы. Вот почему название Араси сменили на Арати. А вы и не знали?
– Впервые сейчас узнал, – произнёс со смехом Ёсицунэ.
Скоро они вступили в пределы провинции Этидзэн.
Как Ёсицунэ прошёл заставу Мицунокути
На северном склоне гор Арати есть место, от которого одна дорога ведёт в провинцию Вакаса, другая дорога ведёт к горе Номи и третья дорога ведёт к крепости Хиути. Место это называется потому Мицунокути, что означает Начало Трех Путей.
Житель провинции Этидзэн, а имя ему было Иноуэ Саэмон, получил приказ учредить в горах Арати заставу, держать на ней триста воинов ночью и триста днём, соорудить перед заставой заграду рангуй и смотреть хорошенько. Так он и сделал, и поднялась суматоха: всякого человека, белого лицом и с торчащими передними зубами, останавливали, объявляли ему, что он и есть Судья Ёсицунэ, хватали и подвергали допросу с пристрастием. И встречные путники при виде Судьи Ёсицунэ говорили друг другу:
– Ну, уж этот-то ямабуси на заставе натерпится.
Слушая такие разговоры, Ёсицунэ и его люди уже стали сомневаться в исходе своего странствия, когда увидели человека в зелёной одежде и с пакетом татэбуми в руке, торопливо идущего им навстречу.