Как дикий вепрь, он грозен, как сущий дьявол, зол.
Ещё спасибо, что хоть я от рук его ушёл.
Его напев смертелен, его смычок багров.
Играючи, прикончил он множество бойцов.
Не знаю я, чем Фолькер так сильно разъярён.
Вовек никто не причинял мне больше зла, чем он».
Уйти бургунды дали всем, кто им был не враг,
И тут же вновь на гуннов набросились, да так,
Что им сполна воздали за земляков своих.
Ах, сколько шпильман изрубил доспехов дорогих!
Поднялся шум у двери, и громко Гунтер рек:
«Вы слышите, мой Хаген, как Фолькеров смычок
Из шлемов исторгает напев свой удалой?
Покрыт он кровью алою, а не натёрт смолой».
«Король, – ответил Хаген, – жалею я безмерно,
Что в одиночку бьётся мой сотоварищ верный.
Прийти к нему на помощь я должен был давно.
Ведь мы с ним навсегда друзья, коль жить нам суждено.
Взгляните, как усердно он нынче служит вам,
Как расторопно ходит по вражьим головам
И пробивает шлемы смычок богатыря.
Брал Фолькер ваше золото и серебро не зря.
Я отродясь не видел такого скрипача.
На гуннов низвергает он лезвие меча,
И жалобную песню поёт на них броня.
Не грех ему в награду дать и платье и коня».
Дрались упорно гунны, оставшиеся в зале,
Но все в жестокой сече добычей смерти стали.
Умолкли крик и стоны, утихли лязг и стук,
И выпустили витязи оружие из рук.
Авентюра XXXIV
О том, как они выбрасывали убитых из зала
Передохнуть уселись бойцы и короли,
А смелый шпильман Фолькер и Хаген вниз сошли.
Они на страже встали у выхода во двор
И, на щиты облокотясь, вступили в разговор. [327]
Тут Гизельхер Бургундский воззвал к другим героям!
«Не время наслаждаться, соратники, покоем,
Сперва должны убитых мы вынести из зала.
Ударят вскоре вновь на нас Кримхильдины вассалы.
Мешать нам будут трупы, валяясь под ногами,
Когда опять мы вступим в сражение с врагами
И, до того как гунны задавят нас числом,
Ещё не одного из них израним иль убьём». [328]
Услышав это, Хаген сказал: «Вот речь мужчины!
Я счастлив быть слугою такого властелина.
Подать совет подобный мог лишь боец лихой,
Каким и показал себя король наш молодой».
Воители за дело взялись без долгих слов
И вынесли из зала семь тысяч мертвецов. [329]
Вниз с лестницы бросали во двор тела они
Под вопли и рыдания сбежавшейся родни.
Был кое-кто из гуннов и ранен-то слегка.
Уход за ними спас бы им жизнь наверняка,
Паденье же добило Кримхильдиных мужей
К великому прискорбию их плачущих друзей.
«Теперь, – промолвил Фолькер, – я убеждён вполне
В том, что про гуннов люди рассказывали мне:
Они – народ никчемный и хуже баб любых.
Чем раненых оплакивать, лечили лучше б их».
Насмешливое слово за правду посчитав,
Приблизился поспешно к дверям один маркграф —
Израненного друга он унести решил,
Но шпильман доблестный копьём насквозь его пронзил.
Увидев это, гунны пустились наутёк
И на бегу убийцу бранили кто как мог.
Один со злости даже копьё в него метнул.
Скрипач оружье это взял и вслед врагам швырнул.
Оно над всей толпою со свистом пронеслось,
Ударилось о землю и так в неё впилось,
Что отступить от зданья заставил гуннов страх.
Впервые Фолькер поселил его у них в сердцах.
Меж тем дружины Этцель уже стянул во двор,
И с королём вступили в недобрый разговор
Смельчак-скрипач и Хаген, хоть дерзостная речь
Теперь лишь беды новые могла на них навлечь.
«Отважен, – крикнул Хаген, – народ в бою лишь там,
Где государь вассалов ведёт в сраженье сам,
Вот так, как поступают три короля мои.
Недаром с их мечей бегут кровавые ручьи».
Был Этцель не из робких, [330] за щит он взялся свой.
«Грех, – молвила Кримхильда, – вам рисковать собой.
Сумеет грозный Хаген и с вами совладать.
Вы лучше гуннам золота пообещайте дать».
Но Этцель рвался в битву и был к советам глух.
Не часто в государе живёт столь смелый дух.
Пришлось насильно свите его остановить.
А дерзкий гость всё продолжал хозяина язвить.
Он рек: «Не потому ли взъярился на меня ты,
Что Зигфрид Нидерландский, убитый мной когда-то,
Считаться, право, может сородичем твоим?
Ещё задолго до тебя спала Кримхильда с ним».
Задели королеву поносные слова,
И слёзы удержала она едва-едва.
Как смел на людях Хаген её затронуть честь?
И вот какую речь тогда ей подсказала месть:
«Я, мужний щит наполнив казною золотою,
Её, в придачу к землям и замкам, дам герою,
Которым будет Хаген, обидчик мой, сражён.
Пусть только голову врага ко мне доставит он».
«Где гунны? – молвил Фолькер. – Что ж не идут сюда?
Я воинов ленивей не видел никогда —
Они не сходят с места, хоть их награда ждёт.
Напрасно Этцель посулил им плату наперёд.
Хлеб государя даром вся их орава ест. [331]
Вот и сейчас без дела они торчат окрест,
А не спешат на помощь владыке своему.
За что мужами их зовут – никак я не пойму».
Авентюра XXXV
О том, как был убит Иринг
Маркграф датчанин Иринг, озлясь, сказал в ответ:
«Я долгу неизменно был верен с детских лет.
Не раз мою отвагу изведал враг в бою.
Мой меч подайте мне, и спесь я с Хагена собью».
Владетель Тронье молвил: «Со мной не пробуй драться,
А если уж решился, вели своим убраться.
Пусть лучше не мечтают тайком проникнуть в зал —
Всех вниз спущу я с лестницы, как их родню спускал».
«Довольно, – крикнул Иринг, – с меня пустых речей!
Случалось мне тягаться с врагами посильней.
С тобой и в одиночку, бахвал, управлюсь я.
Не пособит тебе в бою заносчивость твоя».
Направился он к залу, но Хаварт удалой,
Тюринг отважный Ирнфрид, воитель молодой,
И десять сот иль больше испытанных бойцов
С ним вместе двинулись на двух бургундских удальцов.
У фолькера мгновенно зажёгся гневом взгляд,
Когда скрипач увидел, какой большой отряд
За Принтом отважным ко входу в зал спешит —
Все в новых прочных шишаках, у всех на локте щит.
«Мой Хаген, полюбуйтесь, как ваш соперник смел.
Он с вами в одиночку управиться хотел,
Но десять сот иль больше мужей с собой ведёт.
Он лгал, и эта ложь пятно на честь его кладёт».
Друг Хаварта воскликнул: «Пусть все уходят прочь.
Слыть за лгуна и труса я вовсе не охоч. [332]
Уж если дал я слово, то слово я сдержу.
И в одиночку Хагена, как он ни лих, сражу».
Он чуть не на коленях стал заклинать родных,
Чтоб вмешиваться в схватку не смел никто из них,
Но долго их упорства сломить не мог никак —
Все знали, до чего силён его жестокий враг.
Однако Иринг всё же поставил на своём
И наконец остался с противником вдвоём,
Чтобы себя прославить иль честно смерть принять,
И поединок витязи решили начинать.
Копьё датчанин поднял, к груди свой щит прижал
И Хагену навстречу по лестнице взбежал,
А тот от двери зала уже спешил к врагу,
Копьё, длиной немалое, вздымая на бегу.
Метнули разом копья друг в друга смельчаки.
Щиты пробив, оружье сломалось на куски.
Обломки древков в воздух взлетели, засвистев,
И за мечи взялись бойцы, придя в великий гнев.
Могуч и храбр был Хаген: врага он так рубнул,
Что по двору и залу разнёсся громкий гул.
Всё зданье сотрясали тяжёлые удары,
Но Хагена не одолел датчанин в схватке ярой.
Увидев, что противник ему не по плечу,
Маркграф шаги направил к лихому скрипачу.
«Его-то, – думал Иринг, – я посильнее буду».
Но Фолькер тоже отражать врагов умел нехудо.