Повторные включения ничего не дали. Двигатели подъема с Луны испытание выдержали. В общем, от полета «Аполлона-5» – так он назывался – у испытателей осталось впечатление недоделанности, полной уверенности в том, что лунная кабина хорошо сработает у Луны, у них не было.
Подобное же чувство вызывал и второй испытательный полет ракеты «Сатурн-5», который шел под индексом «Аполлон-6» и должен был повторить программу «Аполлона-4». Первый ноябрьский пуск этой ракеты порождал весьма оптимистические прогнозы, и отсрочка пуска на четыре дня в феврале 1968 года сначала не вызывала больших тревог. Но неполадки в наземной технике и всевозможные «мелочи», которые, если разобраться, были чреваты неприятностями непоправимыми, постоянно оттягивали этот запуск. Он состоялся лишь 4 апреля, и буквально с первых секунд полета «Аполлон-6» засыпал командный пункт тревожными сигналами о всевозможных отказах. Из пяти двигателей первой ступени работали только три, двигатель третьей ступени вовсе не включился, а затем она «неожиданно распалась на части». Обе главные задачи испытаний не были выполнены: ракета работала плохо, и космический корабль не мог поэтому провести маневр входа в атмосферу со второй космической скоростью, что потребуется от него при возвращении с Луны. «Лунная программа страны наткнулась на новую трудность», – комментировала «Вашингтон пост».
– Откровенно говоря, мы не знаем, в чем дело, – разводил руками директор программы «Сатурн-5» Артур Рудольф.
Приводнившийся корабль «Аполлон» вертолетоносец «Окинава» привез в Перл-Харбор, откуда его отправили в Калифорнию на заводы «Норд-Америкэн» для детального изучения.
Я не случайно описываю все эти неудачи и «полууспехи». У меня вовсе нет желания позлорадствовать: «вот, дескать, не только у нас случаются отказы». Отказы обязательно должны были быть, поскольку поставленная задача не знала себе равных по сложности. Количество деталей ракетно-космического комплекса измерялось многими миллионами. Один только маленький лунный модуль, которого карикатуристы так любили изображать в виде телефонной будки, состоял из миллиона частей, в нем было 64 километра проводов, две радиостанции, два радара, шесть ракетных двигателей, компьютер и многое другое. Чрезвычайно сложной конструкцией была и самая мощная из существовавших тогда трехступенчатая ракета «Сатурн-5». Совершенно прав был Вернер фон Браун, когда говорил: «Не надо считать «Сатурн» просто выросшей «Фау-2». Это все равно что считать «Боинг-707» выросшим самолетом братьев Райт. Единственно, что общее у «Фау-2» и «Сатурна-5» – это то, что обе действуют по третьему закону Ньютона».
Да, отказы, поломки, всевозможные неприятные неожиданности были не только возможны, но обязательны. Их отсутствие нарушало бы инженерные закономерности. В полной мере сбылись слова К.Э.Циолковского, обращенные к космическим инженерам будущего еще в 1929 году: «Работающих ожидают большие разочарования, так как благоприятное решение вопроса гораздо труднее, чем думают самые проницательные умы...»
Нет, совсем не для укора помянул я трудные для американцев годы: 1966-1968. В так называемые «застойные» времена мы Америку только ругали: и то плохо, и это не так. Всякое упоминание какого-либо успеха почиталось идеологами со Старой площади проявлением политической близорукости. Потом гласность перестройки позволила говорить правду. Но мы шарахнулись в другую сторону: в США все хорошо! Так вот на примере «Аполлона» я как раз хочу все эти шараханья откорректировать. Очень много хорошего, но не все столь уж безупречно.
Со всей доступной мне объективностью я хочу показать, что к моменту первого полета астронавтов на «Аполлоне» ни корабль, ни его носитель не были отработаны в должной мере. Два пуска «Сатурна-5», из которых один был неудачным, не могли никого убедить в надежности этой ракеты. Все были уверены, что состоится третий испытательный полет, но 23 апреля руководители программы после совещания в Хантсвилле «рекомендовали» провести третий полет «Сатурна-5» с участием людей. Эти «рекомендации» были обсуждены Уэббом с членами сенатской комиссии по аэронавтике и исследованию космоса и приняты к исполнению. (В скобочках замечу, что гибель Владимира Комарова и предыстория пусков космического корабля «Союз» убеждают меня в том, что и этот корабль не был отработан настолько, чтобы разрешить человеку стартовать в нем. Убежден, что С.П.Королев, будь он жив, пресек бы старт Комарова.)
Получается, что пожар в «Аполлоне» ничему не научил, хотя многие историки и комментаторы американской космонавтики считают, что катастрофа первого «Аполлона» на самом старте программы, возможно, предотвратила многие трагедии в ходе ее дальнейшего исполнения, что пожар стал как бы «рано прозвучавшим сигналом» к высшей бдительности.
Незадолго до гибели Вирджил Гриссом сказал:
– Если мы погибнем, мы хотим, чтобы люди смирились с этим. Мы занимаемся опасным делом и надеемся, что даже если с нами что-нибудь случится, это не отодвинет программу. Ради покорения космоса стоит рискнуть жизнью...
Хорошие слова. Ради покорения космоса стоит. Но именно ради покорения космоса.
Глава V
Четыре сваи моста на Луну
Летом 1968 года стали поговаривать, что 62-летний Джеймс Уэбб уйдет из НАСА. Пожар и все передряги с испытаниями утомили его. Президент Линдон Джонсон выдвигал вперед заместителя Уэбба Томаса Пейна.
Пейн родился в семье морского офицера и сам хотел стать моряком, но был забракован медиками. Его мечта сбылась только во время войны, когда он попал на подводную лодку. После капитуляции японцев он увлекся наукой, окончил Стэнфордский университет и сумел удачно соединить свое настоящее и прошлое, занимаясь разработкой ядерных реакторов для военно-морского флота. Фирма «Дженерал электрик» пригласила его как опытного металлурга. С этого момента он и превращается в руководителя-организатора, администратора высшего ранга. Джонсон переманил его в НАСА, уже планируя замену Уэбба. К октябрю 1968 года Пейн держал все нити управления в своих руках.
Именно в это время окончательно согласовываются и рассчитываются основные этапы штурма Луны. В августе, выступая на пресс-конференции в Вашингтоне, генерал-лейтенант Сэмюэль Филлипс – глава программы «Аполлон» – обнародовал эти планы. Первый полет: испытание «Аполлона» на орбите спутника Земли. Второй – испытание там же лунного модуля 8 . Третий – облет Луны. Четвертый – генеральная репетиция. Пятый – посадка. И все – за полтора года, а может быть, даже и за меньший срок. (Этот план жизнь слегка откорректировала. К моменту второго полета лунная кабина не была еще готова, и облет Луны состоялся раньше ее испытаний.)
Начинались самые жаркие дни Канаверала, переименованного после убийства президента в мыс Кеннеди 9 . Никогда раньше здесь не готовили к старту сразу три космических корабля. Работа достигла предельной напряженности и шла круглосуточно. Вспоминая это время, обозреватель Говард Бенедикт писал в 1974 году, что «Аполлон» был по-настоящему чрезвычайной программой, осуществляемой чуть ли не с поспешностью военного времени.
Центр им. Кеннеди и стартовые площадки мыса Канаверал действительно напоминали военный лагерь перед решающей битвой. Курт Дебус, директор Центра, обратился к своим сотрудникам с меморандумом, который звучал как речь Ганнибала или Александра Македонского перед воинами:
– Мы прекрасно знаем, что от нас ожидают.