— Если вы желаете откровенности, — воскликнул Гуффье, — я могу сказать вам, ублюдок из Орлеана, что считаю вас не кем иным, как только живым воплощением вашего меча! Ваши мнения не имеют веса, потому что они продиктованы эгоизмом и желанием продемонстрировать в действии ваше лидерство. Что касается Кера, я уже говорил в открытую много раз: нам следует только горевать, когда простые по происхождению люди получают высокие государственные посты. Если бы я мог проявить свою волю, Жак Лисица был бы лишен всех привилегий и его бы отправили туда, откуда он появился, — пусть продавал бы меха женам богатых горожан.
Жак Кер крепко сжал ручки кресла. Ему хотелось ухватить за горло насмешливо улыбавшегося министра, но выдержка, как всегда, одержала верх над безумным порывом гнева.
Кер никогда не обманывался в том, насколько его уважают при дворе. Хотя королевским декретом ему было пожаловано дворянство, аристократы никогда не признавали его. Этого не скучится и в будущем. Ему придется смириться с оскорблениями — это плата за слишком быстрое восхождение.
Казалось, что он не обращает внимания на оскорбления, но душа его содрогалась от каждой новой обиды. Так было с самого начала. Он пытался относиться к этому по-философски, пытался внушить себе, что его мучители были слишком узколобыми, что не следует обращать внимания на их слова и действия. Но постоянные нападки и унижения становилось выносить все труднее и труднее. Он терпел слишком долго, и, видимо, когда-нибудь наступит конец.
Кер не желал окончательно распрощаться со своей гордостью. Он помолчал некоторое время, затем обратился к Дюнуа:
— Как вам известно, я никогда не желал прославиться при дворе. Я служу королю по его приказу и предложению. Когда мои услуги ему станут не нужны, я с радостью займусь собственными делами. А пока я не буду для него хорошим слугой, если стану ссориться с его окружением, и даже пусть я его и презираю!
Дюнуа согласно кивнул:
— Кер, я надеюсь, вы нам докажете, что у вас сильная воля и крепкий желудок.
— Боюсь, что меня уже начинает тошнить, — ответил Кер. В комнате воцарилась тишина. Королевские спутники, казалось, были заняты разливанием вина и мирными беседами.
Дюнуа не сводил глаз с окна, было ясно, что его осаждали неприятные мысли. Возможно, этот вояка вспоминал о том времени, когда они с Жанной д'Арк гнали оккупантов от Орлеана.
Жак Кер стал расхаживать взад и вперед, сложив руки на груди. Он вспоминал слова старого солдата.
«Неужели все вокруг уверены, что я без конца могу глотать оскорбления?»
Он задавал себе этот вопрос снова и снова.
«Может, будет лучше, если я стану давать им отпор с помощью их собственного оружия?»
— Что касается наших разговоров, — внезапно заговорил Гуффье, — я могу кое-что сказать.
— Ха! Говорите! — воскликнул Дюнуа, оживившись.
Целый час они вели ожесточенный спор. Оба перечисляли особые причины, с помощью которых партия мира подтверждала свое желание продлить договор с английскими оккупантами. Кер не принимал участия в обсуждении. У него в голове царил хаос.
Он уже собирался объявить, что из-за неотложных дел должен покинуть их компанию, даже не дождавшись королевского позволения, как вдруг услышал звук открывающейся двери. Через секунду перед ними появился король.
— Господа, я вижу, что вы опять вцепились друг другу в глотки. Неужели ваши споры будут продолжаться до бесконечности? Должен вам признаться, что они мне страшно надоели. — Через мгновение он добавил более спокойно: — Мне пришлось задержаться. Должен сказать, что мне не хотелось вас здесь задерживать. Боюсь, у нас уже не осталось времени, чтобы обсудить наши дела. Я предлагаю перенести наш разговор на завтра. У нас еще есть время для прогулки по саду перед ужином.
3
Кер был назначен инспектором королевского кошелька. У него была небольшая комната в башне, окнами выходившая на улицу Бовэ.
Это было довольно неудобное место вдалеке от остальных служб. Наверное, поэтому у чиновников, которые нередко посещали Кера, было недовольное выражение лица. Да и бухгалтерские книги не содержали ничего приятного для них. Кер работал буквально не поднимая головы после того, как вернулся от короля. В течение двух с лишним часов он проверял продовольственные списки и по очереди давал указания гофмейстерам, слугам, писцам, лицам, ответственным за выдачу милостыни беднякам, и даже поварам. Это была не только утомительная и изматывающая, но и очень неприятная работа, потому что многие подчиненные, даже простые слуги, считали возможным смотреть на королевского казначея свысока. Они брали пример с господ, презиравших этого «выскочку простолюдина».
Когда Кер покончил со всеми делами, уже совсем стемнело. Драпировка на стенах и шторы слегка колыхались от ночного ветерка и сквозняков. «Королевский ужин наверняка уже закончился», — подумал он. Впрочем, это его мало волновало. Жак Кер, в отличие от большинства людей, был равнодушен к изысканной пище. Так даже лучше. Во время последнего осмотра королевский доктор посоветовал Керу следить за весом.
Кер принялся составлять деловые письма. Он делал это легко: перо быстро бежало по бумаге, королевский казначей не испытывал затруднений в выборе нужных слов. Каждое послание Кер аккуратно запечатывал и проставлял печать с изображением сердца, под которой красовался девиз: «Для храбрых сердец нет ничего невозможного!»
Потом Кер начал раздеваться, не позвав на помощь Никола.
«С меня хватит его ворчания целый день!» — подумал Кер.
Движения у него были замедленными — он очень устал. Казалось, снимая одежду, он снимает с себя все заботы дня.
Кер только собрался лечь в постель, как раздался стук в дверь. Он прикрылся одеялом и крикнул:
— Войдите!
Видимо, это была единственная незапертая дверь во всем Лувре, в нее вошел придворный чиновник.
— Господин Кер, вас желают видеть.
— Меня хочет видеть король? Чиновник поколебался, а потом ответил:
— Да, милорд Кер.
Кер быстро выпрыгнул из постели. Казалось, ему было приятно снова натянуть одежду, снова принять на себя свои обязанности и стать важным придворным, каким он был днем. Кер закончил туалет через три минуты.
Когда они вышли из комнаты, Кер понял, почему колебался чиновник. Они шли не к апартаментам короля, а отправились на нижний этаж через коридор, где уже дежурили ночные караульные. Эти люди шагали взад и вперед, топали ногами, чтобы окончательно не замерзнуть. Жак Кер слышал, как перегораживали на ночь цепями улицы, ведущие к дворцу.
Кер и его спутник прошли в дальнюю часть дворца и оказались в закрытом коридоре, который кончался тремя запертыми дверями. Провожатый открыл одну из них. Они поднялись по лестнице и вошли в какое-то помещение.
Глазам стало больно — Кер оказался в освещенной десятками свечей комнате. В очаге весело потрескивали поленья. В вазах и горшках стояли охапки паслена, ветки ели и туи.
В комнате было очень приятно, Кер понял, что она принадлежит женщине, обладающей хорошим вкусом. На стенах висели нарядные драпировки, украшенные богатой вышивкой. Кер догадался, куда его привели.
«Мы шли сюда обходными путями и могли прийти гораздо раньше, — подумал он. — А король идет еще более осторожно и пытается запутать следы. Когда он сюда наконец является, во всем дворце начинают болтать досужие языки, потому что всем известно, куда же шел король!»
Его размышления прервала дама, которой принадлежали апартаменты. Она остановилась в дверях, кивнула и улыбнулась гостю. Они взглянули друг другу в глаза и сразу друг друга поняли.
— Вы хотите поговорить со мной именно сегодня, госпожа Агнес?
— Да, дружище, вы правы.