Де Клинтон холодно посмотрел на Бертраду, его жена, зная о мечте девушки постричься в монахини, сделала печальное лицо. Но ничего уже нельзя было изменить, поздно.
Жених положил руку на плечо Джулиана, он мог толкнуть его, и тот бы упал. Констанция видела, что брат совсем пьян. Но мысль свою он не потерял. Джулиан сказал Уилвстану, что его сестра, венчаясь с ним, считает себя святой, приносящей жертву. Епископ слышал разговор и улыбался, наблюдая за ними. А Джулиан продолжал говорить:
— Де Клинтон всю оставшуюся жизнь будет наблюдать страдания святой…
Констанция стукнула бокалом по столу, ее брат изумленно заморгал, почувствовав все негодование, которое вложила она в свое предупреждение.
— Но не все же могут так выполнять свои обязанности, как ты, — постельная принадлежность, прислуживающая всякому, кому король Генри соблаговолит тебя отдать!
Это была последняя капля, Констанция велела брату выметаться. Он откинул назад свою красивую голову и разразился громким смехом. Констанция опять подумала, что самоуверенного де Клинтона несомненно, ожидают большие трудности в общении с Бертрадой… Но если он будет достаточно искусен с ней, то сможет пробить стену между ними и станет для набожной Бертрады вторым пришествием.
Де Клинтон выдворил Джулиана, но слова, брата сильно задели Констанцию…
ГЛАВА 4
Глава церкви в Морлаксе имел силу Верховного суда. Нарушения законов церкви не было, но аббат монастыря святого Ботолши и епископ Честера требовали присутствия нормандских монахов и говорили о превосходстве их монастырей. — Мы осмотрительны и скромны, — говорил выступающий. — Долгие годы у нас не было прецедентов церковного суда…
Следующим выступал отец Малчел. Оглядывая присутствующих, Констанция невольно подумала о великолепных одеждах аббата монастыря святого Ботолши и лохмотьях его монахов. Их привычки и манера поведения были продиктованы бедностью.
— Глава церкви одобрил наше решение не задерживать здесь арестованных, — между тем говорил выступающий. — Вспомните — мы не арестовывали этих людей, их привели к нам, и мы отвечаем за них и их действия, пока не решим, что же предпринять. Женщина должна заплатить за то, что старалась заставить народ Уэльса поклоняться старым языческим богам.
Молодой монах, который поддерживал Малчела, как бы в знак подтверждения, кивнул головой.
— Эта женщина… Виновна? — спросила Констанция.
Она услышала странный ответ:
— Виновна или нет, какая разница? Мы не можем держать ее здесь.
Она не поняла.
— Что же вы хотите делать?
— Пойдем… — старый человек взял ее за руку.
Они пошли по направлению к телеге, где находились заключенные. Женщина с черными волосами повернула к ним голову и посмотрела на них темными как уголь глазами, блестевшими на бледном лице. Она была не молода, но выглядела хорошо.
Констанция смотрела на нее и ничего не говорила. Она не знала, что можно ожидать от этой женщины. Здесь ее внимание привлекло какое-то движение внутри телеги. Эверард дал команду своим рыцарям прийти в боевую готовность, но арестованный, приподнявшись на колени, лишь схватился за шею, перевязанную какими-то лохмотьями. Это был человек мощного телосложения. Глядя на него, было трудно поверить в его немощность, но, взглянув на другую сторону его лица, Констанция увидела, что оно сильно покалечено. К тому же из раны все еще сочилась кровь, и густые волосы на его могучей груди были пропитаны кровью.
Констанция пристально рассматривала его.
Молодой монах нарушил молчание:
— Деревенские болтают, что он жонглер… Бог знает, откуда они это взяли, но еще они говорят, что он поклоняется дьяволу. В одной деревне его побили камнями, а в другой он вызвал полный восторг у жителей.
Избитое лицо арестованного выглядело ужасно, и леди Морлакс подумала, что этот огромный человек действительно может оказаться злодеем.
— Миледи, будьте осторожны, — предупредил ее Эверард. — Он сумасшедший!
В звуке голоса Эверарда заключенный услышал скрытый вызов — и это в тот момент, когда он не мог двигаться так же быстро и ловко, как раньше! Когда, даже накинув веревку на его шею, преследователи с трудом смогли скрутить его, даже сейчас — будучи в ловушке, — он испугал Эверарда, схватившись за край телеги рукой с давно уже не стрижеными ногтями.
— Кнут, — распорядился капитан.
Один из рыцарей бросил ему кнут, который упал на траву у ног Эверарда, похожий на змею. Эверард поднял кнут и стал ожесточенно хлестать жонглера. Кровь хлынула из ран, не успевших зарубцеваться, и ручьем стекала вниз. Капитан на миг остановился, но только лишь для того, чтобы через секунду с новой силой обрушиться на жонглера. Этот большой, сильный человек не мог больше сдерживаться и ревел от боли, как раненное животное, и вместе с тем изрыгал проклятия своему мучителю. Рыцари кричали капитану, чтобы он был осторожен, — так страшен был жонглер в эти минуты.
— Матерь Божья! — воскликнула Констанция, не в силах больше выносить это ужасающее зрелище. Она поняла, что капитан не остановится и в своем рвении забьет жонглера до смерти. Выступив на шаг вперед, она приказала оставить побежденного.
Остановленный капитан повернулся и посмотрел на нее горящими глазами.
— Миледи, мы схватили это животное, иначе он, не задумываясь, убил бы нас! Он сумасшедший!
Последнее слово капитан прокричал на французском языке.
Жонглер схватился за веревку на шее обеими руками и, устремив свирепый взгляд своих пронзительно-синих глаз на Эверарда, разразился долгой тирадой на незнакомом наречии.
Это было очень похоже на латинский язык, но латынь была непонятна для Констанции, и молодой монах, стоявший рядом с ней, тоже не понимал речь жонглера.
— Святой Георгий, сохрани нас! — заволновался старый человек, стоявший недалеко от Констанции. — Мы уже давно не слышали такой плавной, правильной латинской речи. Но, Бог мой, что он говорит!
Старик заволновался еще больше и стал говорить что-то очень быстро и невнятно, да к тому же вдруг сильно покраснел. В его бормотании можно было разобрать только отдельные слова: «безнравственно… бедствия… богохульничать… зло…»
— Что он говорит?
— Ах, дорогая леди, это совсем не для ваших ушей! Негодяй совсем не думает, что он говорит… вы не должны слышать это!
— Вы! — Жонглер попытался встать, опираясь на руки, закованные в наручники, что удалось ему с большим трудом. — Да, вы! — он говорил по-французски с иностранным выговором. — Король Генри уже нашел, кого заставить желать вас? Что же такая задержка? Имеет ли ваш Драгоценный нормандский дворянин богатство? Или неудачи преследуют его такой прекрасной осенью?..
У Констанции от изумления открылся рот.
— И он говорит на совершенном латинском языке?!
Преподобный скривил губы.
— Таковы эти менестрели — бродяги и ученые… Они выходят из школ после изучения латыни и греческого и набираются всякой ерунды. Это просто настоящее бедствие! Они считают, что могут прекрасно думать самостоятельно. Все это провокации, и приносят лишь один вред!
Огромный человек злобно взглянул на графиню, его лицо выглядело одна большая рана.
— Что вы будете делать сегодня вечером для деревенских, для слуг, графиня?
Констанция нахмурила брови. Она пристально смотрела на заключенного и внимательно его изучала.