Не подвергает ли она дочь опасности насмешек, принимая Кифа и его жену? Определенно, Киф не станет комментировать уродство Элисон, и она стыдилась того, что когда-то заподозрила его в этом. Но не станет ли насмехаться его жена? Какая она?
Джинкс отнесла письмо в кухню и села, чтоб снова перечитать его. Похоже, невеста Кифа может быть весьма откровенной.
— Мама.
Джинкс не услышала, как открылась дверь. Она посмотрела вверх и улыбнулась.
— Доброе утро, соня.
— Я оделась перед тем, как спуститься.
— Я вижу. Ты хорошо спала?
— Я видела сон, мама, что путешествую на большом пароходе. Только на этот раз сон был плохим. Я ездила на Кубу и видела, как стреляют друг в друга солдаты. — Элисон поскорее прижалась к матери.
Металлическая скобка оцарапала колени Джинкс.
— Мне не понравился этот сон, мама.
— Да, я думаю. — Джинкс прижала к себе дочь и пригладила ее пушистые волосы. — Обычно твои сны о путешествиях такие веселые, дорогая. Как ты думаешь, почему тебе приснился этот?
— Я читала новый журнал, который прислал дядя Киф.
— Я не знала, что дядя Киф присылал тебе журналы.
— Он вкладывает их в книги.
— Ну, тогда, может быть, тебе лучше не читать их — если от них тебе снятся плохие сны.
— О, но от них снятся и хорошие сны. Благодаря им я путешествую, чувствую себя так, как будто действительно бываю в местах, о которых рассказывается в них. Даже если фотографии заставляют меня грустить, все равно я чувствую себя действующим лицом событий, которые описываются в журнале.
Джинкс посмотрела на дочь.
— А ты не хотела бы, чтобы мы сделали тебе новое платье?
— Наверное, это будет неплохо. Джинкс рассмеялась, вспомнив о своем отсутствии интереса к одежде в этом возрасте.
— Ну, у меня есть для тебя сюрприз. Элисон отошла к окну и отодвинула тяжелую штору.
— Новое платье — это не такой уж сюрприз, мама.
— А как насчет того, что к нам приедут гости? Это — не сюрприз для тебя?
Она думала, что Эли радостно закружится, но девочка оставалась недвижима.
— Разве тебя это не радует, дорогая?
— Так вот почему ты хочешь купить мне новое платье?
Элисон повернулась и посмотрела испытующе на мать, выражение ее лица было слишком понимающим и взрослым для двенадцатилетней девочки.
— Ты ведь хочешь, чтоб я надела длинное платье, в котором не были бы видны мои скобки?
О Боже, подумала Джинкс, ну почему это дитя так чутко все улавливает?
— Приедет дядя Киф, дорогая. Он женился на Бетс Холанд, и они приедут навестить нас. Глаза Элисон засветились.
— Бетс? Приедет сюда? И дядя Киф? О, мама, ты действительно позволишь им приехать? — В ее голосе было столько надежды… — И новое платье? Неужели ты позволишь мне спуститься к ним? Правда?
Сердце у Джинкс упало. Неужели Эли видела в ней такое чудовище?
— Правда, — ответила она.
— Ох, ну, ох. Ведь у нас никогда раньше не было гостей. Только один раз, когда приехал дядя Киф и ты отослала меня наверх, чтобы он не мог меня увидеть.
Глаза ее затуманились, и она уставилась на юбку до колен, заканчивающуюся тяжелыми металлическими скобами, прикрепленными к высоким кожаным ботинкам. Она посмотрела на мать.
— Ты ведь не собираешься снова прятать меня, да?
— Дорогая, я прячу тебя не из-за того, что стыжусь тебя. Я делаю это для того, чтоб ты не слышала всех тех вещей, ну — знаешь, которые могут говорить злые люди.
— Но ведь не Бетс и не дядя Киф.
— Нет, конечно, не они.
— Тогда почему же ты отослала меня, когда приезжал дядя Киф?
— Потому что… О, Эли, это так сложно объяснить. — Сердце Джинкс защемило, когда она посмотрела на эту тоненькую, юную и такую ранимую девочку.
Губы Элисон сжались.
— Понятно, Бетс и дядя Киф не будут глазеть на меня и говорить злые слова, но ты все-таки сделаешь мне длинное платье — просто на всякий случай.
Джинкс попыталась засмеяться.
— Ох, Эли, как ты все усложняешь! Позже она усадила Элисон за стол и от, крыла свежий номер дамского журнала. Они выбрали фасон, и Джинкс пошла к телефону, чтобы заказать ткань на два платья — розовое и голубое.
Платье, как говорилось в описании, предназначалось для катания на коньках и не было длинным, но Джинкс планировала сделать к нему складчатую юбку до пола и рюши у выреза. Джинкс сделала выкройку из оберточной бумаги, и к тому времени, как доставили ткань, была готова начать. За долгие годы она напрактиковалась так, что стежки ее были аккуратными и выполненными профессионально.
Тем временем Элисон принялась чистить и мыть дом.
— Бетс захочет увидеть мои комнаты, — заявила она радостно, — и я не хочу, чтоб она подумала, что я такой же поросенок, как ее кузен Эдгар.
— Элисон!
— Но он и правда поросенок! Мне сказала об этом Бетс. Бетс считает, что на свете есть три типа людей: поросята, как ее кузен Эдгар, которые просто сидят в грязи, не желая ничего изменить в лучшую сторону; коровы, как ее кузен Хэтти, которые только и делают, что жуют свою жвачку и даже не знают, что могут изменить себя в лучшую сторону; и скакуны, как мама Бетс. Скакуны всегда впереди — всегда изо всех сил стараются преуспеть во всем. Конечно, Бетс — тоже из породы скакунов, хотя никогда этого про себя не скажет.
Эли столь же радовалась по поводу предстоящих гостей, сколь нервничала Джинкс.
Джинкс так долго жила в эмоциональном вакууме, но тем не менее, к своему неудовольствию, обнаружила, что способности волноваться не утратила.
Роковой день неумолимо приближался. Сначала до него оставалась неделя, потом один день, и внезапно он наступил — ждать приезда гостей оставалось всего несколько часов.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Джинкс Эдисон, — ну, а теперь давай сделаем прическу, чтобы из тебя получилась настоящая взрослая леди. — Она заколола ее волосы наверху так, что получилось что-то вроде короны, из-под которой водопадом струились золотые кудри. Потом Джинкс взяла ножницы и укоротила челку. У нее захватило дух, когда она оглядела Эдисон. С волосами, зачесанными назад, сходство ее с отцом было просто пугающе очевидным.
— Ты прелестно выглядишь, дорогая, — сказала Джинкс, быстро отводя от нее глаза. — Ну, а теперь беги вниз и дай мне одеться. Я спущусь через минуту.
КИФ И БЕТС
Июль 1899
Вокзал в Хэрроувэйле на этот раз не был пустынным. В Салуне было полно людей, и дверь его ежеминутно открывалась, впуская новых клиентов. От шумно работающих фабрик в небо уходил черный дым, а просторный холм усеивали аккуратные домики. Городок, пожалуй, процветал, хотя был и невероятно грязным. Вязы, клены и дубы во множестве росли на улицах, создавая густую тень. Киф помнил, как сажали эти деревья. Каждый год четвертого июля где-нибудь в городе проходила церемония посадки деревьев. Она всегда посвящалась памяти дяди Кифа — Сэма, мужа тети Пэйшиенс. Он умер в гражданскую войну, и именно он привез первые восточные деревья из Новой Англии аж в 1858 году. Июль был плохим временем для посадки деревьев, и много растений приходилось потом пересаживать, но церемонии в День независимости тем не менее продолжались. По мере того как городок разрастался, количество деревьев увеличивалось, и теперь они росли и у подножия холма, где жили самые бедные горожане. «Интересно, — подумал Киф, — сажают ли и сейчас деревья в День независимости». Если сажают, то, возможно, ему также следует посадить дерево в годовщину их свадьбы. Он улыбнулся своей молодой жене и продолжил осмотр города.
Улицы расширили, а центр города отодвинули от озера.