– О, почему же? Если бы лорд Невин положил глаз на другую женщину, ты стал бы преследовать ее, а не меня.
Его поразила уверенность, с которой она это сказала. – Не смешно. Ну, допустим, я познакомился бы с этой предполагаемой женщиной. Наверняка я…
– … соблазнил бы ее?
Он грубо выругался себе под нос.
– Если честно, Уинни, не знаю, как далеко я бы мог зайти. Ты это хотела услышать?
– Мне не признания твои нужны. И я не осуждаю тебя, – проговорила она таким тоном, что, казалось, все-таки осудила.
– Когда ты так говоришь, думаю, твое сердце становится того же зеленого цвета, как и твои глаза. – Кенан отошел от нее, поглаживая себе сзади шею. – Но я ведь не гонялся ни за какой другой женщиной. Я хотел тебя. Мне была нужна ты.
Уинни почувствовала его раздражение, и это отчасти смирило ее гордыню.
– Я не хочу ссориться с тобой, Кенан. Но из-за твоего… гм… резона я ночами не спала.
Кенан вспылил:
– Не можешь удержаться, да? Бьешь из-за угла. Я, как никто, знаю, какая между нами пропасть. Я никогда не строил из себя образованного, не могу похвастаться знаниями, как твои драгоценные братья. Борись со мной, сливочка, если хочешь, но ты не сможешь отрицать правды. Я ласкал твою грудь, я был в тебе, и ты была моей. Тебе нравилось получать от меня удовольствие, но ты не раз думала о различиях между нами.
Уинни вовсе не стыдилась того, что они занимались любовью. Но оттого, что он так и не сказал заветных слов, ей хотелось броситься на пол и разрыдаться.
– Ах ты, грубый хвастун! Я знаю, что предлагалось и что было взято. Я также знаю, от чего ты отказался.
Его глаза были прикованы к ней. Уинни видела, как сгибались его пальцы, словно Кенан продолжал обнимать ее. В его взгляде была такая страсть, что ей становилось грустно оттого, что все его чувства оставались глубоко внутри и не выливались в слова, которые были ей так же необходимы, как и его прикосновения.
– Трус, – бросила она и увидела, что он побледнел от оскорбления. – Зачем ты пришел сюда?
– И, правда, зачем? Неблагодарная мегера! – выпалил Милрой. – С тех пор как мы встретились, над тобой висела опасность. Теперь с этим покончено.
Она провела пальцами по одной из любимых ваз матери.
– Для меня, может, и так. А как насчет тебя? Эти люди не привыкли, чтобы кто-то путал их планы.
Милрой насторожился.
– Впрочем, и я тоже. Тебе и этим негодяям не мешало бы знать об этом.
Он поставил себя под удар, но сам отказывался признавать это.
– Ты не обязан отвечать за меня, Кенан Милрой.
– А ты за меня, – сказал он, почувствовав ее раздражение. – Тебя это не касается.
«А жаль», – подумала она, ведь он говорил правду.
– У тебя талант отделять душу от тела. Я не умею управлять чувствами, так что мне приходится выбирать.
Он подозрительно посмотрел на нее.
– Ультиматум, Уинни?
Она дернула плечами, снимая напряжение.
– Если тебе так нравится. Поскольку я не собираюсь замуж за лорда Невина, моя роль в твоей игре против твоего отца завершена. – Он хотел возразить, но она остановила его взглядом. – Ты рисковал жизнью, защищая мою честь. Я была твоей женщиной, так что мы квиты, и мощь больше не хвастать своим благородным поступком. В ужасе Милрой хотел подойти к ней, но остановился, Увидев, что Уинни отходит назад.
– Ты не моя женщина! – прогремел он.
– О, я даже этого не достойна.
Она попыталась не выдать боли, с которой ей дались эти слова.
– Нет! Я не то имел в виду, черт побери! Ты все переворачиваешь с ног на голову.
– Ты так и не впустил меня в свою жизнь. – Уинни посмотрела прямо ему в глаза. – Я знаю о твоей ненависти, о твоих амбициях. А как же любовь, Кенан? Может, в твоей жизни все же есть люди, на которых тебе не наплевать?
Казалось, этот простой вопрос взволновал его.
– Один-два есть, какая разница? Против ее воли слезы подступали к глазам.
– Неужели, сэр? Тогда почему же я ни разу не видела тех людей, для которых есть место в твоем сердце?
– Им нет места в твоем мире, Уинни. Как и мне…
– О, пожалуйста! Хватит придумывать всякие глупости. Я никогда не думала о тебе хуже, чем о других, из-за твоего плохого воспитания. Но мне не дает покоя, что ты стыдишься того, что хочешь меня.
Она отвернулась и быстро вытерла скатившиеся по щекам слезы. Пораженный, он схватил ее за руку, чтобы удержать.
– Стыжусь? Что за бред! У меня все внутри замирает только от того, что я вижу тебя.
– Думаешь, ты первый, кто сказал мне, что я красивая? – вырвалось у нее. – Десятки мужчин рассыпались передо мной в комплиментах в надежде завоевать мое сердце. Но я ничего не чувствовала, кроме сожаления, что не могу ответить тем же. Ты был единственным, кто вызвал во мне искренние чувства. Я все отдала тебе… рисковала всем, надеясь… – От боли голос ее оборвался.
– На что ты надеялась, Уинни? – спросил он. Она вскинула голову.
– Не важно. Я не могу дать тебе больше, не опустошив себя. Оставь мне хоть что-нибудь.
– Но мы не можем вот так со всем покончить!
Он хотел поцеловать ее, но от поцелуя обоим было бы только больнее. Уинни вырвала руку и отступила.
– Мы должны. Если не ради меня, то ради ребенка, который растет внутри меня.
Он был поражен.
– Ребенок… Ты уверена?
– Что ты отец? – Уинни отошла от него еще на два шага. – Никогда бы не подумала, что ты можешь быть так жесток.
– Я признаю ребенка, – сказал Кенан и подскочил к ней. – Я не мой отец!
Уинни вздрогнула. Она не собиралась обвинять его в подлости, за которую презирала Рекстера.
– Криком ничего не решишь. Я… я лишь хотела, чтобы ты понял, почему со всем надо покончить. Хватит с меня игр, Кенан. Придется тебе найти способ отомстить без моей помощи.
– Вот каково твое решение? Рассказать мне, а потом сбежать?
– Не сбежать! – Она тоже перешла на крик. – А продолжать жить! – Увидев боль на его лице, Уинни постаралась смягчить голос. – Моя семья не выбросит меня на Улицу умирать с голоду или продавать себя мужчинам. Мой сын не будет расти с желанием проучить тебя за то, что ты бросил нас.
Они оба ужаснулись слезам, наворачивающимся на его глаза.
– Я никогда не считал тебя трусихой, Уинни. Но сейчас мне страшно. Ты так быстро бежишь, что пыль и ветер ослепляют тебя.
– Я просто называю все своими именами. А ты просто бесишься, что я первая бросаю тебя.
– Я не отказывался от тебя.
– Но и не просил остаться. – Набравшись сил, она поцеловала его в щеку, мокрую от слез. – Я никогда не забуду тебя… – И подняла на него глаза. Негодуя, он сцепил руки за спиной, словно боялся, что не совладает с ними. – …и никогда не прощу тебя, Кенан, за то, что не принял большего.
Уинни вышла из комнаты, не внимая мольбе, которую она услышала в своем имени, когда он прокричал его.
Часами Кенан бессмысленно слонялся по городу. Его преследовал образ Уинни с бледным несчастным лицом. Она вежливо попросила его уйти. Нет, хуже, она порвала с ним. Даже ребенок, которого она носила под сердцем, не мог привязать ее к нему. Потеряв голову от отчаяния, когда она вышла из комнаты, Кенан бросился вслед.
Сэр Томас был не так доверчив, каким мог показаться. Он сам и три лакея схватили Милроя, прежде чем тот дошел до лестницы. Разгоряченный, отец Уинни со всего размаху ударил его в живот и приказал вышвырнуть из дома. Печально, но его попытка поговорить с Уинни доказывала лишь, что сэр Томас прав: он ей не подходит. Расстроенный, Милрой побрел прочь от ее дома.
Наконец подняв глаза, он увидел, что пришел не к себе домой, а в «Серебряную змею». Когда-то здесь был его дом.
Когда Бланш с мужем хотели приютить его под своей крышей, он был слишком озлоблен, чтобы принять их заботу.