Оденат усмехнулся.
— Он знает, что в конце концов я разобью его, мой цветок. Он желает сохранить иллюзию своей непобедимости как можно дольше.
Зенобия рассмеялась.
— Ни один из вас не страдает от недостатка гордости, мой Ястреб!
— Я, возможно, пропущу свадьбу Антония Порция. Но ты пойдешь, а потом подробно опишешь все.
— Ох, чуть не забыла! Приехал мой секретарь! Как раз сегодня! — сказала она.
— Кто он?
— Дионисий Кассий Лонгин. Я уже говорила тебе, что послала за ним в Афины, где он преподавал риторику. Пока ты будешь воевать, рядом со мной должен быть человек, которому я смогу доверять. Не забывай, я наблюдала, как проходят заседания твоего совета, и знаю, как трудно иметь дело с твоими министрами. Среди них нет ни одного, кто ставил бы интересы Пальмиры выше своих собственных. Ты, мой Ястреб, обладаешь поистине христианским терпением, но я не уверена, что могу сказать то же самое о себе.
— Кстати, о христианах, остерегайся моего советника Публия. У него произошла серьезная ссора с торговцем-христианином Павлом Квинтом, так что он изображает из себя оскорбленного моралиста.
— Я запомню. Не хочешь ли предупредить еще о чем-нибудь? — спросила она.
— Нет, скажу, что я обожаю тебя, мой цветок! — ответил он. Она прижалась к его груди, что-то нежно нашептывая, отчего у него сладко сжалось сердце.
— Не думай, что мне очень хочется уходить из города и исполнять роль солдата, ведь это означает разлуку с тобой! Прежде мы никогда не расставались, мой цветок! — сказал он.
— Возвращайся же назад со щитом или на щите! — поддразнила она его, цитируя слова женщин древней Спарты, с которыми они провожали своих мужей.
— А не хочешь ли поехать вместе со мной?
— Ты уже испытывал себя много раз, мой Ястреб, но мне никогда не давал такого шанса. Я хочу испытать себя в роли царицы и управлять городом по своему собственному усмотрению. Тогда я, наконец, узнаю, на что способна.
Он содрогнулся.
— Ты, как всегда, беспощадно честна, мой цветок!
— Ах, Ястреб, мне будет не хватать тебя! Да, не хватать, но я действительно хочу попробовать.
— Я знаю, Зенобия, знаю. А теперь засыпай, мой цветок! Когда ты станешь правительницей, у тебя не останется времени для отдыха.
Она быстро заснула, и ее ровное дыхание теплым дуновением касалось его обнаженной груди. Он обнимал ее, словно защищая, и наслаждался ее нежностью и исходившим от нее ароматом гиацинта. Он чувствовал, что ему будет гораздо сильнее не хватать ее, чем ей — его. Ведь ей предстоит нелегкая работа, и она с нетерпением и восторгом ждет этого часа. Он сомневался, будет ли она вообще вспоминать его. На короткое мгновение он пожалел, что женился на такой умной и независимой женщине. Но ведь и тогда он знал, какая она, и все же нуждался в ней. Он нуждался в ней и сейчас. В мире полно податливых женских тел, но такие, как Зенобия, — редкость. Всякий раз, когда она отдавалась ему, он испытывал чувство победы. С другими быстро приходило пресыщение. Он улыбнулся своим фантазиям. «На самом деле все так просто, — подумал Оденат. — Я люблю ее!»
— Ваше величество, вы меня не правильно поняли! — послышался вкрадчивый ответ.
— Я все понимаю правильно, Публий Като.
— Император указал нам, в каком направлении следует идти. Вы хотите сказать, что он не прав? Все затаили дыхание.
— Будьте осторожны! — подсказал Зенобии Лонгин. Она едва заметно кивнула ему.
— Император во всем прав, Публий Като. Если он подвергает христиан гонениям в Риме, значит, несомненно, они заслуживают того.
Если он подвергает христиан гонениям в Риме, значит, несомненно, они заслуживают того. Но здесь, в Пальмире, наши немногочисленные христиане — честные граждане. Они повинуются нашим законам и честно выполняют свои обязанности. Я подозреваю, что ваше рвение в преследовании христиан исходит из того, что вы должны довольно крупную сумму торговцу Павлу Квинту, который, по случайному совпадению, является христианином.
— Товары, которые он продал мне, низкого качества.
— В таком случае это дело суда, не так ли, Публий Като?
—— Вчера суд вынес свое постановление, ваше величество, — сказал секретарь Зенобии.
— В самом деле?
Зенобия прекрасно знала о вердикте суда, но ей хотелось, чтобы остальные члены совета тоже узнали об этом.
— И какое же решение вынес суд, Лонгин?
— Суд решил дело в пользу Павла Квинта, ваше величество. Товары вовсе не низкокачественные, как утверждал Публий Като. Ему приказали уплатить Павлу Квинту.
— Понятно.
Зенобия бросила на остальных советников взгляд, полный смиренного терпения.
— Кто-нибудь из присутствующих здесь считает, что христиане представляют опасность для правительства или для нашего города? Я выслушаю любого, кто пожелает высказаться.
За этими словами последовала красноречивая тишина. Публий Като в ярости встал со своего места и направился к выходу.
— Совет еще не распущен! — ледяным голосом произнесла Зенобия.
— Я не останусь здесь, не позволю себя оскорблять женщине!
Зенобия ответила:
— То, что женщина надоедает вам, несомненно, свидетельствует не в вашу пользу. Но если вы покинете этот зал без моего позволения, вы навсегда будете изгнаны из совета. Я — Царица Пальмиры и останусь царицей!
Зенобия чуть заметно улыбнулась.
— Ну, давайте же, Публий Като! Вы отдали много сил на благо города. Я могу понять ваше желание отомстить, но что бы ни произошло между вами и Павлом Квинтом, вы не должны проявлять здесь, в совете, жажду мести. Подумав спокойно, вы поймете — я права. А теперь садитесь на свое место. Нам еще нужно разобраться со множеством дел.
Два других советника мягко и настойчиво принялись убеждать Публия Като. Лицо у него покраснело, и он отрицательно качал головой.
— Убедить его невозможно, ваше величество! Этот человек просто невыносим! — сказал Лонгин.
— Лучше не наживать врагов!
— Вернется он на свое место или нет, он все равно ваш враг. По крайней мере вы публично сделали попытку примирения. Если у него хватит безрассудства уйти, вы сможете назначить на его место кого-нибудь из своих людей.
— А если он вернется, что тогда? Она наклонила голову.
— Он попытается препятствовать всем вашим начинаниям, он — мелочный человек, — ответил Лонгин. Потом его глаза заискрились смехом:
— Боги услышали мои молитвы! Этот глупец уходит! На лице Зенобии появилось выражение сожаления, а по залу прошел шепот сочувствия к ней.
— Я сокрушаюсь об уходе Публия Като, — сказала она. — Но прежде всего я служу интересам Пальмиры.
Некоторое время она, казалось, сидела опечаленная. Потом ее серые глаза засверкали и внимательно оглядели членов совета.
— Теперь, с уходом Публия Като, у нас нет кворума. Если я не назначу немедленно кого-нибудь на его место, мне придется распустить совет. А ведь у нас так много дел! Мы не можем позволить себе терять время. Есть ли какие-нибудь возражения против того, чтобы я назначила на место, оставленное Публием Като, моего секретаря Кассия Лонгина, по крайней мере временно? Хотя он отсутствовал несколько лет, по рождению он — сын нашего города.
— Я не вижу никаких препятствий для такого назначения, — сказал Марий Гракх, самый старший по возрасту и положению член совета.