Вошла Хлорис и приблизилась к ней, глядя на хозяйку с молчаливой симпатией.
– Мне уже тридцать четыре, Хлорис! Я никогда по-настоящему не задумывалась над этим, – произнесла Аннунсиата.
– Вы красивее, чем когда-либо, – сказала Хлорис, – Зеркало должно было сказать вам об этом, моя госпожа.
– Возможно. Но я – женщина! Я давно уже не девочка.
Аннунсиата отложила зеркало и повернулась к своей наперснице:
– Господи! Ума не приложу, что мне с ней делать?
– Все пройдет, – успокоила ее Хлорис. – Сейчас это кажется очень важным, но через пару дней забудется. Кроме того, есть гораздо более важные проблемы, которые занимают сегодня умы всех.
– Ой! Прости меня, Господи! Я обо всем забыла. Есть какие-нибудь новости?
– Пока никаких. Мы должны просто ждать и молиться.
– Конечно, нет ничего важнее этого, – сказала Аннунсиата. – Если король умрет...
Но король не умер. Его выздоровление было столь же внезапным, как и болезнь. И ко времени прибытия в Виндзор герцога Йоркского он был в полном здравии, как телом, так и духом.
– Бедный Джеймс! – говорил как-то король Аннунсиате во время одной из их утренних прогулок, вскоре после приезда герцога. – Он был в ужасе, хотя я его понимаю: ему пришлось бы с оружием в руках прокладывать себе путь в замок, сражаясь с войсками Шейфтсбери. На худой конец, переоделся бы в слугу, – он усмехнулся. – Могли бы вы когда-нибудь представить, что он сможет так уронить себя? Даже если бы его но выдал рост и знаменитый огромный стюартовский нос, враг наверняка узнал бы герцога по трясущимся коленям.
– Мы очень перепугались, ваше величество, – жестко сказала Аннунсиата. – Я прошу вас никогда больше так не делать.
– А эти бедные виги, – продолжал король, посмеиваясь, – как они были удручены, когда я поднялся с кровати. Столпившись вокруг меня, они вынуждены были сказать: «Мы так счастливы, ваше величество», а их рожи были длиннее шотландской мили. Каково им было иметь королевство так близко от своего кармана и снова упустить его? Клянусь, стоило выполнять все назначения врачей, чтобы увидеть их физиономии.
Аннунсиата передернула плечами:
– Не надо, сэр! Вы представить себе не можете, как все это было ужасно. Ждать и думать...
Король взял ее под руку, крепко прижав локоток:
– Моя бедная графиня! Пусть вас утешает тот факт, что вигам это повредило еще больше. Сознание того, насколько они были близки к гражданской войне, должно добавить ума в головы моего народа. В следующий раз они уже не будут так охотно идти на поводу у всяких авантюристов. Тем не менее, – добавил он задумчиво, – полагаю, что стану счастливее, на какое-то время разлучившись со своим любящим сыном. Пошлю-ка я его в Голландию, пусть попляшет со своей кузиной – может быть, легкий флирт заменит ему политику. Если все датские кавалеры похожи на принца Вильгельма, то Монмаут будет облеплен дамами.
– Так же, как и здесь, – добавила Аннунсиата, – он очаровательный юноша.
Король внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Вы вовсе не считаете его очаровательным, – он вздохнул. – Если бы его манеры и религию соединить с законностью рождения и прямотой Джеймса, получился бы идеальный наследник. Кстати, о наследниках: по-видимому, мне стоит на некоторое время расстаться и с Джеймсом.
– Вы хотите снова послать его за границу, сэр?
– Нет, не за границу. Это опасно. В случае чего он не сможет быстро вернуться. Нет, я думаю, Шотландия примет его. Там живут веселые люди, им должна понравиться его фривольность. Он может поехать и помочь Лодердейлу. А чтобы напомнить людям, что династия Стюартов все еще существует, он может взять с собой жену с дочерью. – Они дошли до конца аллеи и повернули обратно к замку.
Помолчав немного, король сказал: – Может быть, это разрешит и вашу маленькую проблему, моя дорогая?
– Какую проблему, сэр?
– Ваша высокая, грешная дочь. О Господи! Графиня, не надо так удивляться. У меня есть собственные источники информации.
– Браунинг! – улыбаясь, сказала Аннунсиата. – Каждый раз, когда мне нужна моя Хлорис, я застаю ее за беседой с Браунингом. Думаю, он к ней неравнодушен.
Король зарычал от смеха.
– Браунинг, из всех мужчин...– сказал он. – Нет, нет. Вам не следует бояться за свою горничную, по крайней мере, с этой стороны. Но ваша дочь! С чего это Браунинг назвал ее вашим Монмаутом?
– Она пока еще никого не убила, сэр, – ответив Аннунсиата, задетая королевским любопытством.
Король улыбнулся.
– Хорошо сказано, моя дорогая. Но как вы отнесетесь к тому, чтобы юную мисс Макнейл тоже отослать в Шотландию? Моей племяннице придется там самой вести дом, и я спокойно могу назначить вашу дочь придворной дамой личных апартаментов. Мы убережем ее от греха, и там она будет под неусыпным наблюдением статс-дамы, Джеймса и его жены. Кроме того, я не думаю, что кому-нибудь захочется искать приключений в Эдинбурге – там слишком холодно и сыро.
– Спасибо, сэр, я вам очень благодарна. Без сомнений, это прекрасный план, – сказала Аннунсиата. – Мои кузены в Эберледи тоже смогут присмотреть за ней.
– Тогда так и сделаем. Ну, а что вы думаете по поводу скачек? Мне нравится знаменитый жеребец вашего мужа, но Фрэмптон уверил меня, что ему будет но так просто обскакать моего Кадагана. Как насчет небольшого пари?
В мае 1680 года вся семья впервые за двадцать лет собралась в Морлэнде. По иронии судьбы, поводом для сбора послужило то, что касалось всех их, – Ральф долго искал такой предлог. В свои сорок девять лет он уже ощущал на плече холодную руку смерти и хотел собрать вокруг себя всех, пока еще был в состоянии сделать это. Он всегда был любимцем семьи, а чрезвычайные обстоятельства его воспитания оставили в душе чувство сиротства и неутолимого голода по нежности и теплоте.
Его мать умерла родами, а отец так отличался от всех домочадцев, что Ральф никогда не воспринимал его как отца. Мальчика вырастили дед Эдмунд и приемная бабушка Мэри-Эстер, но их уже давно не было в живых. Потеря первой жены и троих сыновей подряд только усилила этот голод, но женитьба на Аннунсиате немного смягчила его. Как ни странно, чувство сиротства было одним из немногих чувств, роднивших Ральфа с нею. Но он не привык распространяться о своих переживаниях и прятал их в самую потаенную глубину души.
Аннунсиата всю зиму занималась будущей женитьбой Хьюго. Порой, теряя терпение, она объявляла, что отзовет свое предложение, потому что маркиз Эли был трудным человеком, очень бедным и очень гордым, что являлось не самым удачным сочетанием. Но в феврале старый маркиз умер, титул перешел к его сыну Масслдайну, и все разногласия по поводу брачного договора были разрешены в силу дружеских отношений молодого маркиза с виконтом Баллинкри. Объявили о помолвке, подписали контракт и назначили венчание на май. Именно тогда Ральф и попросил устроить свадебное торжество в Морлэнде.
– В конце концов, он мой приемный сын. Полагаю, что после нашей смерти Шоуз будет принадлежать ему, поэтому он должен жениться там, где живут его подданные.
Аннунсиата представляла себе венчание в Лондоне, может быть, в Вестминстере, но Ральфу удалось поймать редкий момент ее расположения к нему, и она согласилась. Масслдайн не возражал против того, чтобы провести месяц в Йоркшире, наслаждаясь гостеприимством Морлэндов. Ральф предусмотрительно разослал приглашения, потратив по этому случаю пять тысяч фунтов, не считая оплаты приданого невесты, поскольку Масслдайн не только не имел ни пенни, но и был обременен многочисленными долгами отца.