Сандерленд и сражение при Скагерраке
Поскольку Сандерленд расположен в устье Тайна и находится поблизости от нескольких крупных британских военных баз, каждый из нас понимал, что его обстрел будет гораздо более опасным предприятием, чем предыдущие рейды на цели, расположенные южнее. Для уменьшения опасности было решено расположить несколько подводных лодок у каждой из этих баз, как для предупреждения о том, что неприятель выходит из базы, так и для того, чтобы атаковать его, когда он попытается это сделать. Подводные лодки приняли на борт достаточный запас топлива, чтобы находиться на своих позициях до конца мая.
В качестве одного из условий для проведения операции предполагалось осуществить тщательную воздушную разведку обстановки, однако после 20 мая погодные условия стали такими, что сделать это в течение нескольких дней оказалось невозможным. Поэтому адмирал Шеер принял решение отменить операцию в отношении Сандерленда и предпринять вместо нее рейд против британского торгового судоходства в направлении Скагеррака и побережья Норвегии. Провести подобную операцию без воздушной разведки представлялось гораздо более безопасным делом, чем операцию против Сандерленда.
Я хорошо помню, что, когда контр-адмирал фон Трота, начальник штаба флота, спросил мое мнение при обсуждении изменения программы, я решительно высказался в пользу рейда к Норвегии, если уж нам суждено обходиться без воздушной разведки.
Особые предосторожности были предприняты в том отношении, чтобы противник не узнал о наших планах проведения такого рейда. Как только в рейд вышел флагманский корабль флота «Фридрих Великий», он должен был соблюдать радиомолчание, а все радиопереговоры флота велись через оставшийся в Вильгельмсхафене корабль. Мы надеялись ввести этим трюком в заблуждение противника, который, следя за эфиром, не заподозрит, что флот вышел в поход, но будет думать, что он по-прежнему находится в Вильгельмсхафене[25]. В этом случае британские линейные крейсера, если они решатся ввязаться в бой с предполагаемым отрядом наших линейных крейсеров, будут введены в заблуждение и окажутся вынужденными сражаться с основными силами флота – как это и случилось впоследствии.
Глава 4. Скагеррак
Сражение при Скагерраке – или Ютландский бой – было описано и критически проанализировано со всех возможных точек зрения, причем не только историками всего мира, но и видными морскими офицерами, участвовавшими в нем. Адмирал Г. С. Гроос в официальной германской «Истории войны на море» дал самое талантливое его описание, как это сделал также и капитан 3-го ранга Фрост, офицер ВМС США, в своей книге «Ютландский бой», объективном и беспристрастном исследовании большой научной ценности. Однако, по мнению тех, кто лично участвовал в этом реальном сражении, многие из историков и аналитиков недостаточно принимают во внимание тот факт, что информация, которую имели в своем распоряжении военачальники противостоящих сторон и на основании которой они принимали свои решения, была зачастую весьма скудной, а порой и основанной на совершенно ошибочных умозаключениях. Наибольшее расхождение в оценках этой битвы мы находим между позициями тех авторов, которые считают, что адмирал сэр Джон Джеллико, британский командующий флотом, был прав в своем нежелании поставить на карту британское господство над морями ради единственного морского сражения, и тех, кто утверждает, что вице-адмирал Битти был прав в своем стремлении сокрушить более слабый германский флот, даже ценой значительных британских потерь. Что же касается меня самого, то я ограничу себя тем, что мне лично известно лучше всего, то есть прежде всего действиями линейных крейсеров.
Как единодушно утверждают все историки, германский военно-морской флот вышел в море ночью 30 мая с целью совершить рейд к Норвегии. Рано утром следующего дня поступило донесение от двух германских подводных лодок, что британские линкоры вышли из своих баз. Сообщение это вселило в адмирала Хиппера и всех нас надежду на то, что в течение дня мы наконец-то сможем вступить в контакт с неприятелем. Первая схватка произошла почти случайно – торпедные катера нашей передовой дозорной линии остановили для досмотра подозрительный пароход, который оказался небольшим судном нейтрального государства. Наши торпедные катера, однако, были замечены британским легким крейсером «Галатея», несшим дозорную службу на северном фланге исключительно мощной эскадры адмирала Битти, состоявшей из 6 линейных крейсеров, которых поддерживали 4 быстроходных новых крейсера, а прикрывали 15 легких крейсеров и 27 эсминцев.
Вдобавок к этому, что тогда нам не было известно, в 70 милях севернее Битти находились основные силы британского флота, состоявшие из 24 линкоров, 3 линейных крейсеров, 8 бронепалубных крейсеров, 12 легких крейсеров и 51 эсминца.
Более того, британцы путем расшифровки наших радиосообщений имели значительное преимущество, получив заблаговременно информацию о том, что наш флот собирается выйти в море, и знали направление нашего движения. По счастью, благодаря ложному радиообмену между нашим флагманским кораблем и сторожевиком в гавани, а также максимально возможному использованию визуальных сигналов британцы не смогли узнать о принятой в последнюю минуту перед выходом смене цели нашего рейда – Сандерленда – на норвежское побережье.
Первый сигнал тревоги на «Лютцове», который теперь служил флагманским кораблем рекогносцировочных сил, был получен от нашего легкого крейсера «Эльбинг», ведшего разведку впереди и с фланга вместе с приданным ему торпедным катером. Донесение, полученное незадолго до 14.30 31 мая, было тревожным: «Наблюдаем вражеский легкий крейсер на весте, следует на норд».
Наш адмирал немедленно поставил в известность адмирала Шеера, затем увеличил скорость и изменил курс к норд-весту, по направлению к точке контакта.
С мостика «Лютцова» глазам моим предстала великолепная картина – идущие четким строем «Дерффлингер», «Зейдлиц», «Мольтке» и «Фон дер Танн», то поднимающиеся, то опускающиеся на серых валах, со шлейфами дыма из труб. Слабый бриз налетал на нас с запада, в воздухе стояла легкая дымка.
Но нашего врага мы увидели в образе полудюжины двигающихся темных точек на юго-западном горизонте, примерно в 17 милях от нас.
Адмирал Хиппер быстро развернул группу линейных крейсеров на обратный курс к юго-востоку наперерез неприятелю. Почти одновременно с нами враг, который до этого шел севернее, тоже развернулся к юго-востоку, и расстояние между нами начало быстро сокращаться.
Далекие точки на горизонте быстро росли и скоро приняли очертания линейных крейсеров. Наш адмирал, следя за ними в бинокль, спокойно отдавал приказы, распределяя цели: каждый из наших линейных крейсеров должен был вести огонь по одному из вражеских кораблей, начиная с левого фланга. Последний из вражеских кораблей обстреливать было некому, но он находился на максимальном удалении от нас и потому представлял наименьшую опасность.
Напряжение достигло своего наивысшего предела, когда броневые башни провернулись и серые жерла орудий стали подниматься. Неизбежность большого морского сражения была очевидной, и все находившиеся на мостике «Лютцова» испытали восторг от той четкости и порядка, с которыми принимались, передавались и исполнялись решения. Наш заместитель начальника штаба, капитан 3-го ранга Хансен, лишь недавно ставший нашим коллегой, восторженно воскликнул: «Ну прямо как на учениях!»
Столь же важной причиной нашего восторга было сознание того, что курс, на котором развертывалось сражение, быстро и прямо вел к расположению основных сил нашего флота, в настоящий момент находившихся на расстоянии около 50 миль.
Оператор-дальнометрист докладывал быстро сокращающееся расстояние: «25 000 ярдов – 23 000 ярдов – 20 000 ярдов». Когда прозвучал доклад: «16 500 ярдов», наш адмирал удовлетворенно кивнул: «Открыть огонь!» Одновременно он направил адмиралу Шееру еще одно донесение, в котором уточнял детали ситуации, включая местоположение, силы неприятеля и курс его и наших кораблей.
Палуба под нашими ногами дрогнула, а грохот заполнил весь воздух, когда 305-миллиметровые орудия «Лютцова» метнули свои снаряды в неприятеля. За нашей кормой заговорила 305-миллиметровая башня «Дерфлингера», чуть позже к ним присоединились 280-миллиметровые орудия «Зейдлица» и «Мольтке», и, наконец, по одному 280-миллиметровому снаряду выпустили в неприятеля башни «Фон дер Танна». Минутой спустя мы увидели отдаленные вспышки к юго-западу от нас и поняли, что противник тоже открыл огонь.
Но вместо мертвящего душу грохота разрывов снарядов мы увидели только красивые столбы воды, поднявшиеся в паре тысяч ярдов слева по борту. Лишь через семь или восемь минут мы получили первое попадание – но не в нас, а в «Зейдлиц», по счастью не причинившее ему никакого существенного вреда. Второе попадание, также пришедшееся в «Зейдлиц», оказалось более точным и поразило одну из его башен, выведя ее из строя. Содрогнулся от попадания и наш «Лютцов», а затем и «Дерфлингер», но ни одно из них не вывело корабли из строя.
Эффективность нашей собственной стрельбы было трудно оценить из-за висящей в воздухе дымки и дыма от вражеских орудий, а также столбов воды, взмывающих ввысь между нашими и неприятельскими кораблями, но наши башни вели огонь почти что в пулеметном темпе, и враг, хотя и превосходящий нас числом, неожиданно совершил явный поворот, уходя с боевого курса. Должно быть, наши снаряды ложились достаточно точно, и врагу это явно не понравилось. Он уходил с боевого курса все дальше и дальше. Наш адмирал тоже изменил курс, продолжая идти с ним на сближение на дистанции, которая в этот момент составила 13 000 ярдов.
Равным образом обнадеживающими были и сведения, только что полученные от адмирала Шеера, находящегося со своими основными силами флота всего лишь в 11 милях от нас и сокращающего это расстояние со скоростью 11 узлов.
И именно в этот воодушевивший нас всех момент наши замыкающие суда, «Фон дер Танн» и «Мольтке», попали под сильный огонь с различных направлений – четырех самых крупных кораблей неприятеля, подходивших к нам с правого борта. Наш адмирал решил, что настало время вывести из боя наши линейные крейсера и передать судьбу врага в руки подходящих основных сил нашего флота. Изменение курса на пару градусов к востоку и прибавление скорости увеличило расстояние между нами и неприятелем за дистанцию огня орудий, и наши артиллеристы получили передышку.
Должно быть, врагу только что стало известно о приближении основных сил нашего флота, потому что его четыре линкора изменили курс, оставив у себя за кормой линейные крейсера, которые, получив повреждения, стали отходить на северо-запад.
Наш адмирал, однако, не был настроен отпускать их, для чего и расположил нашу группу линейных крейсеров в боевой порядок. Прошло всего лишь около часа с того момента, как прозвучали наши первые залпы.
Четыре вражеских линкора, которые так досаждали «Фон дер Танну» и «Мольтке», сами оказались теперь под обстрелом, причем не только авангарда основных сил нашего флота, но и группы линейных крейсеров, которые, ведя огонь по линкорам, не забывали и об основной своей цели – британских линейных крейсерах.
Сражение теперь уже вели не только тяжелые корабли, но также и легкие корабли прикрытия. Торпедные катера каждой из противоборствующих сторон то и дело пытались предпринять торпедные атаки, которые тут же парировались встречными торпедными атаками торпедных катеров и легких крейсеров. В этой битве между двумя боевыми порядками одной из выпущенных торпед все же удалось поразить «Зейдлиц» ниже ватерлинии. Но давно отработанные нами меры по борьбе за живучесть кораблей сделали свое дело, и «Зейдлиц» даже не потерял своего места в боевом строю.
В пылу преследования неприятеля, который отходил на северо-запад, нашим канонирам стало изрядно мешать заходящее солнце, против блеска которого им приходилось вести огонь. Помеха эта была столь изрядна, что порой врага совершенно не было видно и огонь приходилось временно прекращать до тех пор, пока видимость не восстанавливалась. На этом этапе боя корабли нашей группы линейных крейсеров были сильно повреждены огнем врага, один только «Лютцов» получил несколько точных попаданий.
Вплоть до этого момента мы понятия не имели о том, что основные силы британского флота тоже находятся в море. Но в 17.40 еще один дивизион британских линейных крейсеров неожиданно возник из дымки, появившись с севера и востока на расстоянии, несколько превышающем 11 000 ярдов. Наши легкие крейсера прикрытия – «Франкфурт», «Пиллау», «Эльбинг» и «Висбаден», шедшие впереди нас, ошибочно просигналили нам «Видим линкоры». Считая, что это подходит авангард основных сил британского флота, наш адмирал дал приказ изменить курс к востоку, а затем к югу, чтобы собрать в кулак наши тяжелые корабли. В результате этого маневра мы оказались еще ближе к этой группе линейных крейсеров противника; как мы узнали позднее, это была 3-я бригада линейных крейсеров. В последующей артиллерийской дуэли британский линейный крейсер «Инвинсибл», флагманский корабль адмирала Худа, взлетел на воздух от точного попадания капитана 3-го ранга Пашена, старшего артиллерийского офицера «Лютцова». Еще через некоторое время пошел ко дну и британский бронепалубный крейсер «Дефенс», а соседний с ним в строю корабль был вынужден выйти из боевого строя. Мы тоже несли потери: наш легкий крейсер «Висбаден», подбитый и беззащитный, лег в дрейф между боевыми порядками, нашими и неприятеля, был обстрелян всей мощью орудий кораблей британского флота и в конце концов затонул наступившей ночью со всей командой, из которой спасся только один человек.
Теперь стало совершенно ясно, что весь британский флот находится к северу и востоку от нас, обходя нас и беря в клещи. На часах было 18.35, когда адмирал Шеер отдал приказ «Gefechtkehrwendung», или одновременный поворот на курс выхода из боя, команду, которая столь часто отрабатывалась на маневрах под его недреманным оком. Немедленно и так четко, словно все происходило на маневрах, 16 кораблей двух передовых дивизионов сделали поворот на 180 градусов, и весь наш флот лег на новый курс к западу. Все это было проделано столь слаженно и четко, что британцы, которые не могли представить, что подобное вообще возможно, в особенности под сильным огнем, не верили своим глазам, пока наши корабли совершенно не скрылись в сгустившемся тумане. Шесть устаревших, еще додредноутной эпохи кораблей 2-й бригады, которую адмирал Шеер взял с собой, только уступив мольбам ее командующего, контр-адмирала Мауве, не смогли сделать поворот «все вдруг», поскольку были замыкающими, и развернулись обычным порядком.
Как только артиллерийский огонь прекратился, мы в группе линейных крейсеров смогли наконец сосчитать наши раны. Они были значительными. «Лютцов» получил не менее 10 попаданий тяжелых снарядов и одной торпеды, «Дерффлингер» – 7 попаданий, «Зейдлиц» – 14 попаданий и одну торпеду. Все башни орудий главного калибра «Фон дер Танна» были выведены из строя.
Было очевидно, что мы более не можем управлять действиями рекогносцировочных сил с «Лютцова». Крейсер имел сильный дифферент на нос; на баке продолжался пожар, вызванный попаданиями снарядов. Капитан 1-го ранга Хардер был вынужден сбавить его ход до всего лишь пяти узлов и не мог долее сохранять свое место в походном строю.
Я предложил перенести флаг адмирала на другой из наших линейных крейсеров, но сначала адмирал Хиппер даже не хотел об этом слышать. Лишь когда я обратил его внимание на то, что наша радиостанция совершенно выведена из строя, он согласился на то, чтобы к нам лагом подошел торпедный катер.
Командир 1-го дивизиона торпедных катеров капитан 3-го ранга Альбрехт получил приказ направить один из своих катеров встать лагом к «Лютцову» и принять на борт адмирала и его штаб, а четыре других корабля нашей эскадры должны были подойти поближе и поставить дымовую завесу. Торпедный катер «G-39» под командованием лейтенанта фон Лейфена превосходно выполнил маневр, несмотря на плотный огонь неприятеля и сильную качку. Спокойный и собранный, словно он, позавтракав, вставал из-за стола, адмирал Хиппер спустился со шканцев линейного крейсера на бак торпедного катера и отдал приказ следовать за группой линейных крейсеров, которая уже уходила полным ходом к западу на воссоединение с основными силами флота. Затем адмирал Хиппер приказал передать флажным сигналом, что он временно вручает командование группой командиру «Дерфлингера» капитану 1-го ранга Хартогу до той поры, когда он будет в состоянии снова принять его на себя. В тот момент, когда мы переходили на «G-39», в орудийную башню «Лютцова» попал еще один снаряд, вызвав загорание артиллерийского пороха.