На следующий день, после утренней проверки ссыльных, он переоделся женщиной и в сопровождении товарищей добрался на лодке до Котласа, так что его помощники успели до следующего утра вернуться обратно. А Коба через три дня, 26 июня 1909 года, был уже в Питере, где жил с семьей его старый друг Сергей Аллилуев.
…Аллилуев сначала решил, что видит сон наяву: по прокаленной солнцем июньской улице навстречу ему шел Коба. «Я уж думал, не дождусь!» — вместо приветствия устало сказал тот.
Приехал Иосиф в Питер неудачно: дома у Сергея никого не оказалось, вся семья отдыхала в деревне. Пошел к нему на работу — и там его нет. Что делать? Усталый с дороги, он кружил и кружил около дома в надежде, что Аллилуев все-таки в городе — других питерских адресов у него не было, и только вечером наконец дождался друга. Сергей Яковлевич быстренько спровадил беглеца к надежному дворнику — поскольку дворники состояли на службе у полиции, то к ним с обысками не ходили. Доверяли-с…
Питер был у Иосифа не только транзитным пунктом по дороге на родной Кавказ. У него было «попутное» поручение ЦК: организовать центральную российскую партийную газету, и он тут же принялся за дело. Нашел нужных людей, провел несколько организационных собраний. Среди новых знакомых были и те, с кем его впоследствии будет связывать горячая, хотя, к сожалению, и недолгая дружба: Сурен Спандарян и его гражданская жена Вера Швейцер. В Питере он задержался ненадолго: уже в начале июля Коба отправляется на Кавказ. Вскоре следом за ним двинулся и Спандарян.
…В Баку царили уныние и упадок сил. Одни товарищи были в тюрьмах и ссылках, другие переквалифицировались в мирных жителей, а те, что остались, пребывали в подавленном настроении. Революция потерпела поражение, возвращаться же к кропотливой, повседневной работе после такого праздника жизни никому не хотелось. Полиция старалась как можно лучше оправдать свое прозвище «легавых» — они шли по следу революционеров, как гончие псы, и аресты следовали за арестами. Но тюрьма — вещь привычная, гораздо хуже была апатия, охватившая товарищей. Хорошо цекистам там, за границей, теоретизировать, заниматься политикой, разрабатывать планы, а что делать тем, кто в России? Снова изучать теорию, спорить с меньшевиками по всяким мелочам, обсуждать думскую политику? Болтовня, болтовня… и это революционная партия! Революция, почему же ты так обманула тех, кто поверил в тебя?
Приезд Иосифа оказался хорошим стимулятором. Ему было не лучше и не легче, чем товарищам, он тоже был подавлен и тоже устал, даже больше устал, чем они, но не собирался опускать руки. Оказалось, что поражение требует не меньшего мужества, чем борьба, ну а мужества ему было не занимать. Уже тогда Кобу отличала та упертость, которая станет впоследствии одной изосновных черт Сталина и позволит ему и руководимой им стране достичь столь многого. Революция потерпела поражение? Ничего, в следующий раз будет победа. Нас отбросили на десять лет назад? Значит, мы начнем все сначала. И начал сначала: организационная работа, печать, деньги. партийная разведка и партийная контрразведка — для него, первого человека на Кавказе, в партии большевиков не было тайн.
Снова стала выходить газета «Бакинский пролетарий», в которой Иосиф опубликовал статью «Партийный кризис и наши задачи», где поднял самую важную на тот момент тему. Там говорилось, что для возрождения партии должна издаваться партийная газета. И издаваться не за границей, а в России, и, поскольку общество получило некоторые демократические свободы, газета должна быть легальной. А за этим стояло другое, между строк читалось: партия российская, а руководят ею эмигранты из-за границы. В то время РСДРП не имела даже представительства ЦК внутри страны, она жила с импорта: идей, политики, стратегии и тактики — всего.
Сколько же можно?
Необходимость переноса в Россию если не всей руководящей работы, то хотя бы ее части ощущали и за границей. Цекисты не имели ни малейшего желания возвращаться в охваченную реакцией страну, но они понимали, что надо создавать хоть какую-то общероссийскую структуру, а то ведь так и партия может развалиться, чем они тогда руководить будут? И вот в январе 1910 года было решено расширить ЦК, создав часть его, которая будет работать в России. Одним из пяти членов предполагаемого Русского Бюро ЦК должен был стать Иосиф. Остальные члены «пятерки» — Ногин, Дубровинский, Малиновский и Милютин.
…А он тем временем занимался все той же текучкой. Прятали, перевозили с места на место типографию, а полиция, имевшая в организации осведомителя, шла по горячему следу. Искали деньги, с которыми теперь, после того как демократически настроенные богачи и общественные деятели занялись вожделенной политикой, было совсем плохо. Воевали с меньшевиками. Боролись с провокаторами, которых было много — часто по поводу таких историй вспыхивали скандалы, как с неким Николаем Леонтьевым. Иосиф обвинил его в провокаторстве, однако тот был умен и, вместо того чтобы скрыться, как другие в его положении, потребовал гласного партийного суда. Этот ход ставил обвинителей в очень трудное положение. Сведения о том, что Леонтьев — провокатор, были получены Иосифом от своего человека в охранке. Привести доказательства — значит выдать осведомителя, не привести — признаться в том, что облыжно обвинил товарища, не прийти на суд — еще того хуже. Часть организации стала на сторону Леонтьева, и возникла еще одна склока — как будто их и так было недостаточно!
Обвинения в провокаторстве обычно предъявлял Коба — это свидетельствует о том, что он в то время возглавлял в партии службу безопасности. Странно — не все товарищи догадывались о том, что РСДРП имеет в охранном отделении своего человека, так что Иосифу приходилось изобретать совершенно невероятные обоснования того, откуда у него информация. Обоснования иной раз были откровенно поэтические. Как-то он рассказал, что его остановил на улице некий человек, сказав: «Я знаю, что вы социал-демократ», — и сунул в руку список из 36 имен людей, которых полиция предполагала арестовать. Эта романтическая история была поведана комитету, и комитет ей вроде бы даже поверил, хотя совершенно ясно, что сведения Коба получил далеко не от «неизвестного». Однако свои источники он не раскрывал. И неудивительно. В то время в Тифлисском жандармском управлении у эсдеков был свой человек, и не какой-нибудь писарь, а помощник начальника ротмистр Зайцев — обидно было бы потерять такого агента из-за банальной утечки информации.
…Суд над Леонтьевым так и не состоялся. Не стал Коба и членом Русского Бюро ЦК. В марте 1910 года его снова арестовали. И то ли он действительно был гением конспирации, то ли ему ворожили свои люди в соответствующих структурах, но на него опять не оказалось никакого компромата, кроме побега из ссылки. Так что его просто-напросто снова отправили эту ссылку отбывать. Жандармское управление предлагало Якутск, но Особое совещание опять блеснуло добротой — уж не было ли у Кобы и там своего человечка?! — и его отправили все в ту же Вологодскую губернию.
Кстати, в тюрьме он едва не женился второй раз. Та самая Стефания Петровская, с которой он познакомился в Сольвычегодске, после окончания своего срока приехала в Баку. Иосиф жил у нее на квартире, а когда его арестовали, попросил разрешения зарегистрировать брак со Стефанией. Разрешение было получено, но жениха к тому времени уже отправили на этап. Так и не состоялся этот брак: к добру ли, к худу — кто знает. .
…И снова северная глухомань, все тот же Сольвычегодск.