Заместитель командующего по автобронетанковым войскам 8-й армии подполковник Андрющенко, оказывается, был чуть не десяток лет пограничником, изъездил всю Среднюю Азию, весь Памир, знает перевалы Кой-Тезек и Ак-Байтал, бывал в Мургабе, в Хороге, все ему там знакомо, знакомы имена хорошо известных мне геологов, местных советских работников, пограничников.
Вспоминаю Старикова – начальника памирского отряда в 1930 году. К полнейшей моей неожиданности, Андрющенко сообщает, что мой старый знакомый Ф. Н. Стариков, ныне генерал, назначен сейчас командующим 8-й армией, вместо генерала Сухомлина, который вчера, 23 апреля, уехал принимать от И. И. Федюнинского 54-ю армию. Федюнинский накануне получил назначение на Западный фронт.
Я сейчас – на территории 8-й армии и Старикова, конечно, повидаю.
– А тебя я завезу, – говорит Андрющенко, – в один танковый экипаж, не пожалеешь!
…На восьмом километре от перекрестка – лес, болото, 107-й отдельный танковый батальон майора Б. А. Шалимова. Андрющенко знакомит меня со старшим политруком И. И. Собченко – комиссаром батальона, и, коротко побеседовав с ним, уезжает дальше. А я остаюсь в густом березнячке среди немецких трофейных танков, среди бывших, затонувших в болоте землянок и блиндажей, замененных сейчас шалашами, возведенными на болотных кочках.
Выходит солнце и, хлюпая по чавкающей жиже, я подхожу к примаскированному в тоненьком молоднячке немецкому среднему танку Т-3 с намалеванными на нем германским черным крестом и цифрой «121».
Молодой, худощавый, очень спокойный и тихий в речи Николай Иванович Барышев и члены его экипажа гостеприимно встречают меня. Лезу в танк, осматриваю машину во всех подробностях и затем – в первой доброй беседе – знакомлюсь ближе со всеми пятью танкистами.
Над нами пролетают немецкие самолеты, танкисты подбегают к трофейному пулемету, установленному на пне, рядом с танком, готовые стрелять, если мы будем замечены. Но нас не замечают…
Ноги мокры и зябнут, ночевать на болоте, жить здесь – сыро, неуютно, холодно. Но ни танкистам, ни мне к такой обстановке не привыкать. Ночью в сквозистом шалаше похрустывает ветвями морозец, падают легкие снежинки. Подстилкой мне служит плащпалатка, застилающая бревнышки, уложенные на болотные кочки. Лежа рядом со мной, комбат майор Шалимов повествует о своей работе в 48-м танковом батальоне на Карельском перешейке поздней осенью 1941 года. О том, как в укрепленном районе ставили танковые башни некими крепостями на мерзлой земле, и как постепенно, когда земля оттаивала, эти башни покосились, и как танки выходили из строя, но своей броней спасали жизнь многим танкистам, что вели огонь из этих неподвижных огневых точек. И о гибели генерала Лавриновича в Белоострове. И о многом, многом еще…
К утру сапоги мокры, не просохли за ночь. Пальцы едва держат карандаш. Старший политрук тщетно старается растопить «буржуечку» сырыми дровами Всходит солнце, частокол березок оглашается чири каньем птиц. Уходя в даль мелколесья, эти березки скрывают то громадину – танк KB, то трофейный немецкий танк (из них в батальоне состоит вся третья рота), то шалаш, палатку, автофургон. На бревенчатых настилах сложены ящики со снарядами. Осколочные выложены поверх – рядами. Смерзшиеся было за ночь листья, укрывающие болото ковром, – сухие, старые листья – размокли, размякли. На пнях, на валежнике, на ящиках, среди ветвей и коряг болота, возле шалашей и танков люди, разговаривая о делах, работают, хлебают из котелков утренний суп. Завтракаю в шалаше, мою котелок, кружку и я. Курю махорку. Дым от печурки ест глаза. Побаливает голова, все никак не отогреваются ноги, но уже не холодно.
При каждом прикосновении к «сводам» шалаша хвоя осыпается, падает мне за шиворот, на руки, на тетрадь…
Так вхожу я в жизнь танкистов 107-го отдельного батальона…
Взятые из-под огня
В начале апреля 1942 года 1-й отдельной горнострелковой бригаде, 80-й стрелковой дивизии и соседним частям предстояло наступать на Веняголово. Для прорыва линии вражеской обороны и поддержки пехоты нужны были танки. А после февральских боев у Погостья танков на здешнем участке фронта не хватало. 124-я и 122-я танковые бригады недосчитывались многих машин, да и не могли бы даже при полном составе обеспечить части двух наступавших армий. 107-й отдельный танковый батальон был совсем без машин. В конце марта танкисты этого батальона томились от вынужденного безделья в Оломне [9] , рядом со штабом армии, и чувствовали себя отвратительно. Но откуда было ждать новых машин? Во второй половине марта ладожский лед под весенним солнцем уже таял и разрушался, ледовая трасса вот-вот могла закрыться, переправить танки из Ленинграда, как это было сделано зимою, теперь уже оказывалось невозможным. Новые танки с заводов дальнего тыла, надо полагать, были нужнее в других местах.
Танкисты батальона и командир его майор Б. А. Шалимов решили добыть себе танки сами – искать подбитые немецкие машины в лесах за Погостьем, восстановить какие возможно, использовать их.
Они обратились за разрешением к заместителю командующего Ленинградским фронтом генерал-майору Болотникову, который находился при штабе 54-й армии и которому подчинялись все находившиеся здесь, в Приладожье, танковые части. Генерал Болотников идею танкистов одобрил.
От Оломны, где тогда, будучи еще в составе 54-й армии, располагался танковый батальон, до того района, за Погостьем, где у самой передовой линии в лесах были обнаружены брошенные немцами машины, насчитывалось от двадцати пяти до тридцати километров.
…Пять человек – старший сержант Н. И. Барышев, воентехник 2-го ранга, помпотехроты И. С. Погорелов, механики-водители Скачков и Беляев, а с ними сандружинница комсомолка Валя Николаева, изучившая специальность башенного стрелка, были посланы на поиски подбитых танков.
В первый день группа, двигаясь к передовой, ничего в лесу не нашла. Заночевали под елкой, в снегу. На второй день…
…Перед черно-ржавым ручьем, глубоко врезанным в белые нависшие над ним сугробы, задыхающийся от усталости Барышев остановился, чтобы подождать остальных. Оглядел стройные, весело освещенные солнцем сосны, выбрал одну, выгнувшую корни над водою: если ее спилить, она ляжет мостиком поперек ручья.
– Ко мне, ребята, сюда! – крикнул Барышев показавшимся в мелкой еловой поросли спутникам.
Все четверо, в овчинных полушубках, с тяжелыми заплечными мешками, они шли гуськом, с каждым шагом увязая в снегу выше колен. Впереди, стараясь попасть в след Барышева, неуклюже двигалась маленькая в своих огромных валенках Валя Николаева. Из-под ее сдвинутой на затылок ушанки рыжеватыми лохмами выбились на плечи спутанные и мокрые от пота и снега волосы. В веснушчатом, раскрасневшемся лице, однако, не было заметно усталости.
Механик Беляев, воентехник Погорелов и старшина Скачков шли за Валей молча, внимательно поглядывая по сторонам. Тени деревьев на ярко освещенном снегу пересекали им путь, и от чередования теней и сверкающего снега у Барышева зарябило в глазах. Отправляясь в эту экспедицию, следовало, конечно, взять с собою темные очки. В горнострелковой бригаде их можно было достать у любого из альпинистов, но для этого пришлось бы отклониться в сторону, а времени не оказалось.
Наконец юго-западнее Погостья группа приблизилась к передовой. Шли по лесу, под орудийным и минометным обстрелом.