Сбылось евангельское предсказание: и живые позавидуют мертвым.
Кое-кто, в самом деле, позавидовал Успенскому. Несколько страшных минут – и ты навеки свободен. Не будет ни ночных допросов с пристрастием, ни каменных карцеров, ни переломанных ребер.
«Труд делает человека свободным» – начертано было на воротах концлагерей. Неправда. Только смерть дарует людям абсолютное избавление. Ведь останься Успенский в живых, не избежать бы ему лубянских кругов ада. Личный ставленник Ежова, один из самых близких к бывшему наркому людей. Выполняя его волю, потопил Украину в крови. За полгода почистил десятки тысяч…
… Нет человека – нет проблемы. Но на всякий случай жену Успенского арестовали. Требовали признаться, что ее муж не усоп, а отсиживается где-то в схронах или вовсе сбежал за кордон. Она держалась твердо: ничего не знаю. Да и сами чекисты в счастливое исчезновение Успенского не слишком верили, спрашивали больше для порядка, по инерции. Куда, скажите на милость, ему бежать? Граница на замке, мимо Карацупы [112] с верным его Ингусом и муха не пролетит. Правда, начальник Дальневосточного УНКВД комиссар Люшков [113] умудрился-таки вырваться, махнул в Маньчжурию. Только было это еще при Ежове, да и разведка донесла быстро.
Нет, успокаивали себя в НКВД, Успенский не мог остаться незамеченным. Следы остаются всегда. Видно, и в самом деле не выдержал, струсил. Знал, что арест неминуем, вот и бросился со страха в Днепр. Не он один. Вон, брат Лазаря Моисеевича [114] , первого машиниста страны, зная, что придут его брать, пустил себе пулю в лоб прямо в сортире. А Орджоникидзе [115] ? А Гамарник [116] ?
Постепенно о пропавшем наркоме забыли. Не до него было. И когда три месяца спустя один из чекистов рассказал, будто на улице нос к носу столкнулся с Успенским, ему поначалу не поверили.
«Да не мог я обознаться, – божился чекист, – нечто я Успенского не знаю?»
Поиски комиссара возобновили с новой силой. Активизировали агентуру. Разослали по всей стране шифровки. И к апрелю, наконец, вышли на его след.
Воскресший утопленник жил теперь под другим именем – Ивана Лаврентьевича Шмашковского…
С. С. С. Р.
Управление НКВД по Челябинской области
Ордер № 1545
Выдан «15» апреля 1939 г.
Действителен на 2 суток, сотруднику УГБ УНКВД тов. Сошникову Вам поручается произвести обыск и арест гр. Шмашковского Ивана Лаврентьевича, проживающего гор. Миасс Всем органам Советской власти и гражданам СССР надлежит оказывать законное содействие предъявителю ордера, при исполнении им возложенных на него поручений.
Зам. Нач. Упр. НКВД СССР по Челябинской обл.
Александра Ивановича Успенского друзья и знакомые всю жизнь считали счастливчиком. Да и сам он на судьбу особо не жаловался.
В революцию было Успенскому всего пятнадцать. Кем стал бы он, не жахни «Аврора» по Зимнему дворцу? Лесником, как и его отец? Прозябал бы в деревеньке Верхний Суходол, Тульской области, где из всех развлечений – водка, охота да воскресная рукопашная – стенка на стенку?
Революция случилась для него очень кстати. Восемнадцати лет записался в партию. Пошел по чекистской линии, благо желающих было немного, да и брали не всех.
Сперва работал в своем родном Алексинском уезде – вырос до начальника отделения, росчерком пера решал судьбы тех, перед кем еще вчера отец его кланялся в три погибели. Грозный начальник губчека Матсон [117] усердного активиста приметил. Перевел к себе в губотдел и в выборе не ошибся.
Когда Матсона назначили полпредом ОГПУ по Уралу [118] , он перетащил за собой и Успенского. Поставил начальником экономического отдела (это в 25-то лет!).
(Позже Успенский покажет: «Матсон совершенно не работал, вел разгульный образ жизни и беспробудно пьянствовал. В эти пьянки он втянул и меня».
)
Начальник ЭКО крупнейшего полпредства – Уральского – должность серьезная, политическая. Очень скоро Успенский сблизился с большими чинами НКВД: Прокофьевым [119] , Мироновым [120] , Гаем [121] – со всеми, кто так или иначе был связан с ЭКУ. Они-то, убедившись в достоинствах младшего друга, – человек свой, надежный, понимающий, таких хорошо иметь рядом, чтобы всегда под рукой, – похлопотали наверху о его переводе в Москву. Сначала, правда, в ЦК решили откомандировать Успенского в Нарпит – с народным питанием были нелады – но Миронов, начальник ЭКУ НКВД, пошел к Акулову [122] , упросил оставить в ОГПУ.
В 1931-м Успенский возглавил экономический отдел ПП ОГПУ Московской области. Должность та же, что и раньше, зато номенклатура иная. Столица – она и есть столица. Рестораны, театры, а главное – близость к власти.
Конечно, вождей Успенский видел только издалека, но все же видел. Даже ощущал некую гордость за свою причастность к великим делам – вся подготовка к празднествам в городе ложилась на его плечи. За делами этими он и сошелся со всесильным начальником кремлевской охраны Карлом Паукером [123] , малограмотным венгром, бывшим парикмахером Сталина, пролезшим наверх благодаря умелому куаферству.
Как и все телохранители во все времена, Паукер властью и влиянием обладал огромными. Перевести нового приятеля в Кремль – помощником коменданта по внутренней охране – было для него сущей ерундой.
Впрочем, без Ягоды [124] тоже не обошлось. Нарком Успенского знал, благоволил, слышал о нем много хороших отзывов.
Какое-то время поначалу, конечно, присматривался. А потом спросил прямо в лоб: как он, Успенский, смотрит на то, чтобы назначить комендантом Кремля верного, надежного человека? «Вы ведь верный человек, Александр Иванович?»
Господи, о чем речь! Собакой цепной готов стать, лишь бы заслужить доверие и благосклонность.
Интересная вырисовывалась диспозиция. С одной стороны, нарком Ягода. С другой – Паукер. Осталось только что Бога за бороду схватить.
Но, видно, не рассчитал Успенский, переоценил свои силы. «Желая скомпрометировать Ткалуна [125] , – признается он потом, – я, под видом наведения порядков в охране Кремля, организовал против него склоку, но это все у меня вышло неудачно, и Ягода вынужден был убрать меня из Кремля».
Из Постановления об избрании меры пресечения (21 июля 1939 года):
«Допрошенный по существу предъявленного обвинения Успенский виновным себя признал и показал, что он в заговорщическую организацию был вовлечен в 1934 г. быв. Зам. Наркома Внутренних Дел Прокофьевым. Кроме этого Успенский на следствии показал, что он в 1924 г. Матсоном был привлечен к шпионской работе в пользу Германии, которой передавал секретные сведения о работе НКВД.
Следователь Следчасти НКВД СССР -
Мл. лейтенант госуд. безопасности Голенищев».
… Ягода позвонил среди ночи, но звонок Успенского не разбудил. Он не спал, в который по счету раз передумывал, размышлял – где, в чем допустил ошибку.
Нарком был немногословен и голос его, обычно мягкий и бархатистый, звучал совершенно иначе, незнакомо жестко.
«Ты не оправдал доверия. Поедешь в ссылку».
Успенский пытался объясниться, молил выслушать его, но Ягода перебил: «Довольно». В мембране запищали короткие гудки, и Успенский еще долго сидел с трубкой в руке, будто оцепенел, не решаясь ее положить…
Через несколько дней он уехал в Новосибирск – заместителем начальника УНКВД. Ни Прокофьев, ни Гай, ни Матсон – помочь ничем не могли.
Думал, отсидится в Сибири, страсти улягутся, нарком обо всем забудет. Но плохо, видать, знал он Ягоду.
Начальник Управления Каруцкий [126] делал все, чтобы жизнь не казалось медом. Специально поручал самые тяжелые дела, на всех совещаниях спускал собак.