Искусству обращения с восточными людьми меня обучил подполковник Абельгазин Карим Абельгазинович, начальник штаба полка, впоследствии военный советник президента Назарбаева. Гонял он меня немилосердно, да ещё приговаривал:
– Можешь ещё сказать «блад нерусский», но к утру чтобы было сделано.
Сейчас бы в ту среду, я бы им показал суверенитет, обложил бы такой данью – манаты бы несли мешками.
Меня боялись. На Востоке нет такого понятия, как уважение. На Востоке вообще нет ничего хорошего: долбанутая страна, долбанутые люди… Жить в песке, родиться и умереть на кошме… Вы бы смогли?
«Той» в простонародье – это повальная обжираловка для мужиков (если пускать ещё и баб, продуктов на всех не хватит).
Водку пьют пиалами, нажираются, что свиньи. Вообще, пьяный казах – это нечто. Казахская кухня меня не прельщала. Тот же бешбармак – мясо с шерстью и порезанные треугольниками куски теста. Всё это заправлено луком и сварено в котле сомнительной чистоты. Единственное, что я ел смело и с удовольствием, это баурсаки – простое тесто, зажаренное в кипящем сливочном масле. Можно есть сколько угодно и не брезгуя – мне их доставляли завёрнутыми в платок. Толпа лежит, жрёт это мясо с блюда, запивает араком. Самый крутой ритуал, когда достают баранью голову и начинают делить. Уважаемому гостю дают глаз. Прапорщик Козятинский, прежде чем заглотнуть глаз, выпил пиалу водки (это почти бутылка), потом запил его ещё двумя, чтобы не вырвать. Так как отрыгивать водкой – непозволительная роскошь, прапорщик свалился, как сноп. Когда проснулся – остались только мослы. Очень жалел, что проспал весь той.
Акыны поют, пока голос не потеряют, кто кого перепоёт. Молодёжь одета кто в фуфайку, кто в офицерские галифе, «кыз», девушки,– в исподнем. Все скачут на разномастных лошадях. Кроме скачек, культурная программа обычно состояла из козлодрания. Это мероприятие было запрещено советской властью в тридцатые годы, но потом возродилось по недосмотру. Всадники таскают освежёванного, выпотрошенного барана. Победитель получает его в награду и варит вместе с пылью и конским потом. Вымыть что-либо в пустыне – проблема, да и в голову никому не приходит.
Важнейшим фактором в деятельности колониальной администрации является использование соплеменников на определённых должностях. Даже мои зверства меркли по сравнению с поведением начальника гарнизонной гаупвахты прапорщика Жанабаева Жакпека Комбаровича, в просторечии Жоры. Прежде он служил в Чехословакии, где испортил зрение. «Там кругом деревья,» – рассказывал он в каптёрке. Прапорщик был из рода чингизидов, чем очень гордился. Бил казахов камчой и приговаривал, когда мы ехали на машине: «Дави их, чёрных». Его старший сын, очень красивый, женился на русской – дочери полковника. Всего детей у него было человек восемь. Помню, как один, классе в шестом-седьмом, носил из машины в квартиру неподъёмные ящики с тушёнкой, пока «ата» пил чай. Не надорвался только из жадности.
Роль толмача заслуживает отдельного разговора.
В казахском алфавите сорок букв, из них четыре – буквы «к» – простая, присвыстывающая, хрипящая и шипящая. К счастью, словарный запас кочевника весьма ограничен. Литературный язык существует, разве что, в городах. Казахское произношение также весьма простое и изучить язык месяца за три не составляет труда . В казахском нет понятий «тётя», «дядя», «бабушка», «дедушка», вообще родства дальше первого колена. Ровестники – «брат», «сестра»; все, кто старше тебя – «отец», «мать». У узбеков уже есть термины «дядя» или «тётя». «Саддалык-апа» – сестра матери – объяснял мне один на пальцах. В казахском, как и во всех примитивных языках, нет лиц глагола, зато очень много времён; одних настоящих не меньше шести.
Например: «Я сейчас сижу в юрте». Когда сейчас? В какой юрте? Надо выражаться очень конкретно, иначе тебя не поймут. Это мы абстрагируемся от времени: «Я вчера был на свадьбе». Казаху такая фраза ни о чём не говорит. Обычно для общения с ними мне было достаточно «кет» (а в прежнее время ещё и камчой полагалось оттянуть). Но как это «кет» произнести, когда много зависит от интонации? Так же надпись «шикни пиниздер» – целая масса понятий, связанных с курением: здесь курить нельзя, курить нельзя вообще, где курить можно. Со временем я так поднаторел в тюркском, что в подлиннике понимал самые душещипательные диалоги заключительной серии фильма «Королёк – птичка певчая». И всё благодаря знанию только трёх ключевых слов: «кыз» – девушка, «бобо» – старик и «кет» – прочь.
Но горе тому администратору, которому прийдет в голову подобная блажь – изъясняться на казахском. Он будет осмеян каждым. Неудивительно, что казахские милиционеры составляют протоколы на полуграмотном русском. По-казахски можно только принять ясак или послать на хуй. Когда дают прочесть казаху, тот расписывается, понимая, что спасения нет: не откупишься – посадят (что вообще-то способствует прогрессу и цивилизации). Один на моей памяти вышел из тюрьмы, научившись прилично говорить по-русски). Но это большая редкость, так как мало кто из кочевников сидел.
Хотя Будённый и обещал научить казахов мочиться стоя, но обещания своего не сдержал. Старики всё так же делают это, припав на одно колено. Иначе на ветру задувало полы халата и брызги летели в лицо. Мочились только верхом на лошади, стоя в стременах спиной к ветру.
Я глубоко убеждён – кзыл-ордынских казахов ни к чему нельзя приучить, такую они испытывают ненависть к цивилизационным процессам. Однажды я сам, под изумлённым взглядом одного аборигена, запустил змея. Перед этим он скептически смотрел на кусок бумаги с хвостом из тряпок. Солдат отпустил нитку – змей полетел; но в пустыне много чего летает. Зато когда змей, послушный воле солдата, замер в небе… Я предложил ему подержаться за нитку, но казах так и не решился. Он неделю был в восторге. Я его так изумил, что он подарил мне две шкурки каракуля. Я забыл их на антресоли. Как-то открыл дверцу, а оттуда вылетела целая стая бабочек. Моль съела даже кожу. По прожорливости её личинки не уступали тутовому шелкопряду.
Казахами всегда правили иноверцы. Хивинцы говорили по-узбекски, хорезмийцы и бухарцы – по-таджикски, кара-киргизы – на уйгурском. Даже улемы и муллы у казахов, как правило, узбеки или татары. Ну какой прок от муллы в юрте? Чокан Валиханов, хотя владел многими языками, изъяснялся по-русски. Его примеру следовало и советское байство, обучавшее своих детей в Кзыл-Ордынском пединституте имени Гоголя, на факультете «Учитель русского языка и литературы». Там же, за ясак – спирт – обучались и престарелые майоры со средним образованием, предпочитавшие почему-то факультет «Учитель истории». Посещения института не требовалось, ясак доставляли два раза в год. В Алма-Ате по чину могли обучаться только дети районного начальства.
Смотрю как-то – моя знакомая прапорщица-казашка (к слову, очень толковая и внешне симпатичная, хорошая девка) сидит и учит старославянский.
– Что ты учишь?
– Не пойму, оно и по-русски трудно.
Пальцем водит: «Аз есмь червь».
Она сама – техник связи, пошла традиционным для прапорщика путём. Спирта у неё не было, приходилось сдавать экзамены. Оказалось, в Кзыл-Орде нет факультета казахской филологии. Преподаватели русской – сплошь казахи. Как ссыльные закончились, национальные кадры преподают всё.
Хотел её трахнуть на почве взаимной симпатии, но она не дала:
– Я отдамся только казаху.